Александр Шубин: Как мы царя хоронили

Два десятилетия назад я работал советником в аппарате правительства РФ и стал свидетелем интересных событий, связанных с торжественным перезахоронением останков Николая II, его семьи и слуг, погибших в Екатеринбурге 17 июля 1918 года. Эти события до сих пор вызывают споры, так как руководство РПЦ не признало подлинность останков.

По должности я был советником первого заместителя председателя правительства Б. Немцова, который возглавлял государственную комиссию по идентификации и захоронению останков. Мы занимались этой проблемой вместе с руководителем нашей группы советников В. Аксючицем. В отличие от меня, имевшего с Немцовым только официальные отношения, Аксючиц был его старым другом и к тому же, как монархист, был эмоционально увлечён проблемой. Я же имел к ней только научный интерес, мне было всё равно, что покажет исследование, лишь бы оно было корректным. Я вникал прежде всего в ход исторических исследований, готовил к изданию материалы, то есть мог полностью удовлетворить своё любопытство – те останки или не те. Да и хотелось захоронить их поскорее, а то не по-христиански как-то. 

Возможности для исследований были практически безграничными: Б. Ельцин, который нёс ответственность за уничтожение дома, где погиб бывший император, теперь, словно замаливая грех, дал зелёный свет изучению проблемы самым серьёзным образом. И должен сказать, что меня, во всяком случае, аргументы сторонников подлинности останков убедили полностью. То, что говорили оппоненты, выглядело нелогично и необоснованно (с членом комиссии, историком С. Беляевым, например, мы обсуждали этот вопрос очень подробно и доброжелательно, в том числе и годы спустя после этих событий). На совещаниях я излагал «за» и «против», и мы приходили к выводу, что, даже если убрать данные генетической экспертизы (тут мы не являемся специалистами), всё и так сходится.

Консервативная общественность подняла тогда большой шум, за которым читалось, что, мол, проклятые либералы заведомо неправы и хотят подсунуть туфту и скомпрометировать святое дело канонизации последнего царя. Поэтому позиция Немцова и следователя прокуратуры В. Соловьева, который вёл это дело, была строго объектной: что исследования покажут, так тому и быть. Синод РПЦ сформулировал свои вопросы, некоторые были довольно странными, на мой взгляд: отрезали ли царю голову, было ли убийство ритуальным… Важнейшей проблемой была подлинность останков, конечно. Ответить на вопросы мы должны были патриарху Алексею II лично. Встреча состоялась в резиденции патриарха в Чистом переулке 15 января 1998 года. Немцова сопровождал Соловьев и мы с Аксючицем. Патриарх предстал перед нами как радушный, но немногословный хозяин, человек обходительный и ненапористый. Он сначала больше слушал.

Соловьев представил записку с ответами на вопросы РПЦ и подтверждающие материалы. Патриарх почитал, покивал. Потом вдруг завёл разговор на другие темы. Его волновало, что на Западной Украине униаты отбирают храмы у православных, просил Немцова посодействовать решению этой международной проблемы. Немцов, может быть, скоропалительно, но твёрдо согласился посодействовать. Патриарх, словно получив то, что хотел, вернулся к теме похорон. Он согласен с нами и готов обсудить срок церемонии. Патриарх предпочитал сделать это до Пасхи, Немцов, ссылаясь на технические причины, предложил 17 июля. Тем более что это юбилей гибели Николая. Расстались очень тепло, хотя у меня осталось впечатление, что я присутствовал при заключении некой сделки. Символично, что патриарх сфотографировался (это не только с нами, так было заведено) на фоне картины, где его предшественник отказывается подписать документ, предлагаемый боярами. Но когда мы обсуждали итоги встречи, и Немцов, и Аксючиц, и я были уверены, что дело в шляпе. Я скорее в порядке рутины напомнил, что необходимо предпринять какие-то заметные для РПЦ меры давления на Украину по поводу церквей. Немцов кивнул, но конкретных заданий мы не получили, и о его действиях в этом направлении не было известно.

30 января состоялось решающее заседание госкомиссии, на котором присутствующие, иногда довольно эмоционально, как Э. Радзинский, призывали к скорейшим похоронам: «Валяются четыре года останки, и всем на это наплевать!» Митрополит Ювеналий, представлявший в комиссии РПЦ, согласился: «Безнравственно так долго не придавать их земле». Меня немного удивило, что вопрос о подлинности останков митрополит оставил на совести авторов заключения комиссии, но речь шла скорее о вопросе философском – может ли истина быть установлена научно. Истина – прерогатива Церкви. Комиссия большинством голосов приняла заключение, настало время готовиться к торжественной церемонии. 

Нас стали осаждать разного рода монархические организации, между которыми были отношения пауков в банке. Помню рафинированного молодого человека, представлявшего жену Владимира Кирилловича Леониду Георгиевну Багратион-Мухранскую, их дочь Марию Владимировну и внука Георгия Михайловича. Он ультимативно настаивал на их первенстве при расстановке участников в храме. Другие Романовы, презрительно называя претендентов «кирилловичами», отказывались признать их приоритет. В итоге церемония обошлась без «кирилловичей», чему способствовал дальнейший поворот событий. А в начале февраля даже место в очереди к гробу стало предметом жарких обсуждений – тут, скорее, свою роль играло желание продемонстрировать близость к Ельцину – старое доброе местничество. 

И вдруг, как гром среди ясного неба, 26 февраля Синод РПЦ подлинность останков не признаёт, патриарх в церемонии принимать участия не будет. А значит, и присутствие Ельцина под вопросом, что было тяжким личным ударом по Немцову. Получается, провалил дело – тоже мне, преемник. Я тогда грешил на то, что Немцов не выполнил свою часть соглашения, но позднее люди, лично знавшие Алексея II, рассказывали мне, что он не был энтузиастом канонизации Николая II, и наш эпизод мог быть одним из многих факторов в колебаниях руководства РПЦ начала 1998 года. 

А Ельцин, который тогда благоволил Немцову, всё же спас церемонию, явившись на неё. Соответственно, наплыв бомонда был грандиозным. На торжественном обеде, копировавшем меню поминок по Александру III, юные принцессы из дома Романовых, не говорившие по-русски и тестировавшие хорошие вина, соседствовали с новыми русскими чиновниками и деятелями культуры, наседавшими на водочку под селедочку. Для меня это было последнее дело на службе – из-за разногласий с Немцовым, не относившихся к этим похоронам, я уже подписывал обходной лист. До дефолта оставался месяц. Современность пересеклась с историей и сама стала ею.