Интерпретация политической истории Северного Кавказа и ее влияние на современный политический процесс

7/16/2013

«История без политики безродна,

политика без истории бесплодна».

Э. Берк

Сегодня в условиях модернизации всех сфер российского общества особенно актуален исторический опыт прошлого. Как верно замечали древние: «История – это наука жизни». Не раз исторический факт являлся главным аргументом принятия того или иного решения. Долгое время монархической России была присуща идея исторической преемственности. Не случайно именно в истории политическая элита искала объяснение проводимой ею политики. Не раз российская власть, доказывая необходимость той или иной реформы, обращалась к историческому прошлому.

Вместе с тем, неразрывная связь истории и политики нередко порождала соблазн исказитьисторическую действительность. Исторический факт – один из веских аргументов всех времен и народов, порой превращался в объект манипуляций.

К сожалению, именно такую картину мы можем наблюдать и в современной России. Чему во многом способствуют следующие факторы:

низкий уровень исторического образования. Историческая безграмотность позволяет легко вводит в заблуждение широкие общественные массы, не способные отличить истину от кабинетной фальшивки.

изменение основных ценностей российской элиты. В нынешних условиях господства успешного эгоиста вековые герои российской истории, живущие заботами своей страны и народа, оказываются не востребованными, ведь своими поступками они компрометируют современных деятелей, вот и возникает соблазн слегка исказить исторический факт, изменить героя, сделать его похожим на нынешних.

кризис исторической методологии. Доходит до того, что скандальный журналист начинает поучать маститых историков, как им излагать прошлое, а не желающих отступиться от истины обвиняет в клевете и требует отдачи под суд.

– сильнейшая зависимость историков от спонсоров.

Как это ни странно, но именно сегодня, историки, брошенные властями на произвол судьбы, вынуждены существовать за счет различных грантов, а как известно: «кто платит, тот и заказывает музыку».

Эта ситуация особенно характерна для исторических школ северокавказских республик, существующих в основном за счет финансовой поддержки из Турции и стран Ближнего Востока.

Все это способствует появлению новых, как правило, далеких от реальности, воззрений на нашу историю. В связи с чем, сегодня особенно актуально объективное изложение прошлого.

Таким образом, перед историком встает как минимум две задачи:

1) развенчание исторического мифа.

2) недопущение искажения исторического факта.

Сегодня среди исследователей Кавказа наиболее популярен миф о том, что Россия всегда была тюрьмой народов. Примечательно, что его возникновение неразрывно связано с трудами К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина – именно в их работах он впервые был озвучен. Таким образом, возникает парадоксальная ситуация: отказавшись от марксистской идеологии в истории, некоторые авторы, по-прежнему, руководствуются установками классиков марксизма.

 Рассмотрим же это миф более детально. Его составной частью являются три тезиса, доминирующих в трудах национальных историков:

– Колониальная политика России нашла наиболее яркое воплощение на Северном Кавказе, где Россия жестоко уничтожала национальную культуру и местное население. Кавказская война, по сути, была геноцидом горцев.

– Именно Россия всячески тормозила развитие образования у горских народов.

– К началу ХIХ в. все горское население Кавказа было яростным приверженцем мусульманства, жило по законам шариата, а не адата. Поэтому конфессиональная политика России притесняла религиозные чувства мусульман Северного Кавказа, направленностью на повсеместное распространение православия, что создавало почву для религиозной войны[1].

Проанализируем каждый из этих тезисов в отдельности и попытаемся посредством исторических фактов доказать их несостоятельность. Но в начале, выделим главные черты, присущие всем исследованиям, искажающим историческую действительность.

1) Эмоциональная несдержанность в адрес России. Как правило, работы строятся не на научной критики, а на апелляции к национальным чувствам.

2) Слабость источниковой базы. Ссылки даются не на первоисточники, а на их трактовку разными авторами[2].

3) Недостаточность аргументации. Чаще доказательством выступает не исторический факт, а эмоциональная оценка, нередко главным аргументом автора являются цитаты не из источников, а литературных произведений. Так, говоря о колониальной политике монархизма на Кавказе, в своем исследование В.Д. Дзидоев приводит строки из стихотворения известного осетинского поэта К. Хетагурова, забывая между тем о том, что именно благодаря просветительской деятельности России появился такой поэт.

 

Народ, изнуренный заботой.

Нет места тебе ни в горах,

Ни в наших привольных полях:

Не стой, не ходи, не работай!

 

Примечательно, что данный прием исследователями с Кавказа был апробирован еще в начале 20-х гг. ХХ в. Так кубанский историк Сиотков (к сожалению, инициалы его не известны) в 1925 г, раскрывая всю жестокость русского империализма, писал: «Царская Россия огнем и мечом доводила горское население до экономического и политического упадка, о чем красноречиво свидетельствует история горского народа.

Кавказа гордые сыны,

Сражались, гибли вы ужасно.

                            А.С. Пушкин

Так разоряли земли горцев, отбирали у них ее плоды. Резали, жгли беспощадно»[3]. Вся работа построена исключительно на эмоциях, в труде нет ссылки ни на один документ, нет нигде изложения исторических фактов, которые бы подтверждали верность позиции автора. Вместе с тем, в исследовании Сиотков неоднократно восхваляет турецкое правительство, замечая, что для черкесов Турция это самая сильная и великая держава, совершенно упуская из вида, как эти турки в течение нескольких столетий угнетали горцев, жгли аулы, пополняли горскими красавицами гарем своего султана. Этого же принципа придерживается и другой современный защитник Кавказа И.Я. Куценко. Обрушивая весь шквал критики на своих оппонентов, исследователь в качестве аргументов также приводит цитаты из произведений литературных классиков, игнорируя многочисленные источники, хранящиеся, в том числе, и в архиве Краснодарского края[4].

4) Однобокий подход к освещению исторического факта. Как правило, приводятся лишь те документы, которые подтверждают позицию автора, другие, даже если их значительно больше, просто упускаются из виду.

Например, весьма популярная среди кавказских историков работа доктора исторический наук Г. Мамулия, изданная во Франции, «Российский геноцид народов Северного Кавказа в документах кавказского национального освободительного движения в годы Первой мировой войны, (1914-1918)» строится на анализе всего лишь трех прошений, составленных адептами Германии и выдаваемыми за воззвание всех горских народов. Примечательно, что автор упускает из виду историю возникновения и самое главное организаторов кавказского национального освободительного движения, ни слова не сказано в работе и о героической горской дивизии, доблестно сражавшейся на полях Первой мировой войны, защищавшей, между прочим, интересы России.

5) Половинчатость и субъективность в освещение исторического источника. Зачастую, приводимые в качестве аргумента цитаты выдергиваются из контекста, таким образом, не только нарушается целостное представление об источнике, но и искажается суть документа.

Итак, тезису о колониальной политике России на Северном Кавказе можно противопоставить следующие факты.

1) Согласно многочисленным документам, хранящимся в российских архивах, процесс вхождения северокавказских народов был весьма длительным и постепенным и строился на добровольной основе[5]. 2) Исторические источники наглядно демонстрируют, что изначально инициатива вхождения исходила не от России, а от горцев Кавказа. Именно в Российской империи кавказские народы видели свое спасение от турецкой и иранской экспансии, от постоянных вторжений полчищ крымских татар. Многочисленные тексты договоры являются ярким тому подтверждением.

Так в 1781 г, удовлетворяя ходатайство чеченского народа, Россия заключила с ним договор, который заканчивался клятвой чеченцев: «Мы представители всего чеченского народа клянемся пресвятым Ал-кораном, всемогущим Богом и пророком Магомедом, о том, что будучи с древних пор поданными России просим сами о принятии себя в вечное подданство. Хотим и должны служить вечно, верно и послушно. И пока живы, мы и потомки наши должны добровольно защищать Отечество российское. Презирать и бороться с теми, кто нарушит сию клятву»[6]. Похоже, те, кто стоял у истоков первой русско-чеченской военной кампании не знали этого или просто забыли.

Вместе с тем, аналогичные по содержанию договоры были заключены со всеми северокавказскими народами[7].

Складывается парадоксальная ситуация, с одной стороны горцы просят о предоставлении российского подданства, с другой сражаются за независимость. Многочисленные документы, хранящиеся в Архиве внешней разведки, проливают свет на этот парадокс. Оказывается Оттоманская Турция никогда не оставляла надежды полностью подчинить весь Кавказ своему влиянию, проводниками ее интересов, были отдельные рода, не желающие отказываться от старых привычек наездничества. Вот и возникали очаги антироссийских настроений. Но выдавать их за массовое явление, более чем не корректно, это было исключение, а не правило.

3) Монархическое правительство крайне внимательно относилось к формированию национальной политики на Северном Кавказе, которая строилась исключительно из учета национальных особенностей горцев, о чем наглядно свидетельствует многочисленные проекты и программы обустройства Северного Кавказа[8].

В государственном архиве Краснодарского края хранится интересный документ об обустройстве жизни горцев в первые годы после окончания Кавказской войны. Из него следует: «Местная администрация в вопросах организации управления у горских народов должна быть крайне внимательна. Любая неосторожность в этом вопросе неблагоприятно повлияла бы не только на мирных горцев, но и усилила бы упорство непокорных»[9]. Данный документ хорошо демонстрирует прямую зависимость изменения политики на Северном Кавказе от наличия военной угрозы со стороны адыгских племен. Так решив проблему абрегства, царские власти признают необходимость в изменении методов организации управления у горцев. «Первый опыт управления горскими народами показал, что военно-народное управление, имевшее характер исключительно полицейский недостаточны, необходимо заменить их более обширными окружными правлениями, создать народные суды, и вообще устроить администрацию по возможности на началах, которые вели бы к развитию у горцев гражданственности»[10].

Таким образом, само царское правительство силовой способ решения данной проблемы признает ошибочным. Исходя из этого, тезис о колониальной политике России на Северном Кавказе звучит не совсем убедительно. Ведь, как известно, взаимоотношения колонии и метрополии всегда строились на всеобщем контроле, подчинении и насилии. История не знала случаев, чтобы колонизаторы заботились о покоренных народах. Трагичная судьба американских индейцев является ярким тому доказательством. Совершенно по иному относились российские власти к кавказским народам. Узнав в 1865 г. о бедственном положении многих горских семей, правительство приняло решение: «отпускать особо нуждающимся провиант из запасников магазинов Кубанского казачьего войска», чем вызвало недовольство у казаков[11]. Сложно как-то это сопоставить с тезисом о геноциде. В то же время, документы пестрят сообщениями о панике, которую сеют турецкие власти среди местных жителей, распространяя ложные слухи о якобы готовящихся царскими властями карательных экспедициях. Не это ли явилось главной причиной той трагедии, что постигла горцев, пожелавших переселиться в Турцию? Как здесь не вспомнить слова Хотко Довлеет Гирея, увезенного из России еще ребенком в Османскую империю, в одном из номеров парижского журнала «Мусульманин» он писал: «Я смею думать, что именно Турция и никто более погубила горцев в нравственном моральном и физическом отношении. Притворный и гнусный режим … Нет и нет, Турция не Родина нам, а злая мачеха… Когда-то, чтобы насолить гяурам турки сманивали черкесов Кубани, но прошло то время, и они им больше не нужны»[12]. Похоже, большинство кавказских исследователей не желают это признавать. Вот и превращаются вчерашние угнетатели в спасителей, а истинные освободители от турецкого гнета преподносятся как свирепые колонизаторы. Вместе с тем, исторические факты говорят совершенно об ином, вопреки всем ожиданием многочисленные исторические документы не подтверждают верность тезиса о геноциде горцев, а напротив показывают, что российская политика на Кавказе, строилась исходя из учета национальных особенностей. «Проекты обустройства Кавказа вырабатывались медленно и осторожно, так как необходимо было предварительно поднять завесу, скрывающую от нас склад нравов и обычаев горских народов и заглянуть во внутреннюю их жизнь, не раздражая щекотливую замкнутость, истекавшую из религиозного корня их векового бытия. Шаг за шагом входили мы в горскую среду, тщательно выбирая из оной все ветхое и обветшалое, вызывая народ на новую свежую жизнь»[13]. Опровергают исторические источники и тезис о притеснении со стороны России религиозных чувств мусульман. Многочисленные документы наглядно демонстрируют, как скрупулезно вырабатывалась конфессиональная политика на Северном Кавказе, главным принципом которой было не посягательство на паству ислама. Поэтому-то православные миссионеры получали особые указания не заниматься пропагандой христианства среди мусульман. По каждому магометанину, пожелавшему принять христианство принималось отдельное решение, желающим креститься приходилось ждать ответа из Святейшего Синода по несколько лет. В то же время нередко мусульманское духовенство проводило антирусскую политику. Часто в рапортах содержатся сообщения такого рода: «Мусульманское духовенство искусственно сеет рознь между черкесами и русскими. Необходимо сделать все, чтобы эти две враждебные народности слились в одну общую семью»[14]. Именно монархическое правительство становится инициатором проведения в Екатеринодаре съезда мусульманского духовенства, оно же помогают ему наладить систему внутреннего управления[15]. Много внимания уделяет российская власть и вопросам просвещения мусульманского духовенства. Так в одном из документов 1869 г. по этому поводу было написано: «Учитывая низкий уровень образования мусульманского духовенства, необходимо отправить в Аравию несколько молодых людей для изучения священных мусульманских книг и арабского языка, а чуть позже открыть специальные школы, в которых бы готовили мулл для мечетей»[16].

В то же время, нередко Оттоманская Турция пыталась использовать мусульманское духовенство Кавказа в своих интересах. Так в 1896 г. было разослано во все мечети тайное послание от турецкого султана с призывом начать сбор средств на нужды ислама, позже выяснилось, что эти деньги планировалось использовать для приобретения оружия. Часто под мусульманским священником скрывался турецкий эмиссар[17]. Учитывая этот факт, не следует борьбу с турецкой агентурной сетью рассматривать в качестве притеснения религиозных чувств мусульман. Речь идет о совершенно разных вещах. Тем более, что главным принципом конфессиональной политики России на Кавказе было толерантное отношение к мусульманам.

Не стоит миссионерскую политику России среди осетин, переносить на все горское население, как это преподносит кабардинский исследователь О.О. Айшаев[18]. Как известно, к моменту возникновения Осетинской духовной миссии 1747 г., большинство осетин сохраняли приверженность к христианству и не были подвержены еще исламизации. Таким образом, русская православная Церковь, не обращала мусульман в христианство, а защищала интересы своих братьев по вере.

Подтверждением толерантного отношения к носителям ислама, являются и статистические данные. Так в конце 1868 г. в Урупском округе на 5 тыс. мусульман приходилось 5 мечетей, в то время как на 6 тыс. православных была лишь одна церковь. А в таких округах как Псекупский и Лабинский православных храмов не было вовсе[19].

Именно православные священники были первыми носителями грамотности среди горского населения Кавказа. Так одной из задач первой на Северном Кавказе религиозная общественная организация «Общество восстановления православного христианства на Кавказе», созданной в 1860 г., было просвещение кавказских народов. «Члены общества должны были создавать школы для образования горского юношества, всячески содействовать епархиальному начальству в исполнении его предположений по улучшению благосостояния горского духовенства и возвышения уровня его образования»[20]. Результаты не заставили долго ждать. Уже в 1861 году преподаватель Ставропольской губернской гимназии, У. Берсей составил адыгейскую азбуку на основе русской графики, через год его коллега Петр Услар на аналогичном принципе создал чеченский букварь.

В 1898 г. при Спасо-Преображенском женском монастыре недалеко от Сентинского аула (ныне территория Карачаево-Черкесии) православным духовенством была открыта первая в этом районе школа грамоты для горских детей. Спустя год при Ставропольской епархии было открыто еще 7 таких учебных заведений, на их содержания ежегодно выделялся 1% от собранных церковных сумм. Нередко в документах можно встретить сообщения такого рода: «Отрадно видеть как гордятся горцы тем, что сами могут подписать общественный приговор, прочитать свой билет, повестку. На вопрос, кто научил грамоте, гордо отвечают – учитель Иван, спасибо ему, две зимы учил»[21].

Во многом развитию образования среди кавказских народов способствовали и полковые и батальонные школы на Кавказской линии. В среднем в каждой из них за казенный счет обучалось до 10 горцев. Специально резервировались места для адыгских детей и в государственных школах. Так еще в 1849 г. вышло Положение о воспитании кавказских и закавказских уроженцев за счет казны в высших и специальных учебных заведениях. В десяти из них Санкт-Петербурга для горцев Кавказа было выделено 68 мест, а в четырех Москвы – 77, в Казани – 5, Одессе – 5. Обязательным условием для кавказцев было изучение родного языка. Специальные места для адыгских детей выделялись и в кавказских гимназиях. Так в 1886 г. в Ставропольской гимназии было учреждено 65 вакансий для горцев, в Екатеринодарской – 25. Уделяла внимание российская власть и созданию специальных горских школ. В 1866 г. при активном содействии российских властей в Майкопе открылась горская школа (двухклассное начальное училище). До 1892 г. она выпустила 177 человек, в основном из адыгейской молодежи.

 Царское правительство было инициатором открытия школ для мусульманского духовенства. С 1848 г. правительство стало отпускать денежные средства для законоучителей мусульманского вероисповедания[22]. Таким образом, согласно документам Россия несла на Кавказ просвещение.

 Нет никаких оснований говорить и о религиозной войне между христианами и носителями ислама. Конфессиональное противостояние – это не историческое явление, присущее народам Северного Кавказа, а продукт современных политтехнологий.

Для понимания взаимоотношения ислама и христианства весьма важно учитывать три фактора, оказавших влияние на их взаимодействие.

1) Исторический

Христианство существовало на Кавказе задолго до проникновения сюда ислама. Уже к VI в., за четыре столетия до крещения Руси, основная часть местного населения стала исповедовать христианство.

Неслучайно массовая исламизация Северного Кавказа в середине ХVIII в. нередко встречала сопротивление среди местного населения. Сохраняя память о своих христианских предках, горцы отказывались принимать мусульманство, заявляя, что поклонение распятию древнее ислама. Таким образом, все это препятствовало развитию в этом регионе религиозного экстремизма.

2) Политический

Основной мотивацией принятия новой веры являлся не духовный фактор, а геополитические интересы, соседних держав. Близлежащие государства выступали инициаторами распространения на Кавказе их государственной религии.

Все это создавало благодатную почву для процветания национальных верований под эгидой мировых религий, каноническая суть которых для большинства северокавказских народов сводилась исключительно к обрядовой стороне. Даже в начале ХХ в. мало кто из горцев готов был погибнуть за веру, а вот отдать жизнь, защищая память предков, вековые традиции и обычаи, готов был каждый.

Анализ многочисленных источников периода Кавказской войны наглядно показывает, что политический, а не религиозный фактор лежал в ее основе. Религия же была средством объединения разрозненных, воюющих друг с другом племен, единственной общностью которых являлась совместная вера.

3) Религиозно-культурный

Низкий уровень религиозного образования, способствовал складыванию двойственной ситуации, с одной стороны население принимало новую веру, с другой стороны, не было знакомо со всей ее атрибутикой. Христианская обрядность, как позже и мусульманская тесно переплетались с языческими традициями. Не удивительно, что мусульманский Кавказ, в отличие от исламского Ближнего Востока сохранил приверженность адату, а законы шариата ему были чужды. Это создавало благодатную почву для синкретизма христианства, язычества и ислама. Даже в середине ХIХ в. на Кавказе можно было наблюдать как горцы, свершали намаз под сенью священных деревьев с привязанными к ним крестами и тут же зажигали свечи и клали поклоны по христианским обычаям[23].

В целом же, все это способствовало мирному существованию христианства и ислама. Все военные конфликты между казачеством и горцами носили сугубо бытовой характер. Даже в годы Кавказской войны православный епископ, совершая объезд своей епархии, спокойно мог посетить горский аул, жители которого оказывали ему достойный прием. Весьма показательна в этом плане история из жизни имама Шамиля. Яростный противник христианства, он позволил в одном из древних дагестанских православных храмов поселиться 4 инокам, когда двое из них были ограблены и убиты, Шамиль лично занялся следствием и жестоко наказал виновных[24]. Примечательно, что в архивных документах эпохи Кавказской войны нигде не встречается сообщений о целенаправленном уничтожении православного духовенства. Не поэтому ли потери среди него были весьма незначительными. Развивая идею газавата, авторы мюридизма неслучайно основной акцент делали не на борьбе ислама и христианства, а на противостояние горцев и русских. Именно тогда впервые понятие христианин стало синонимом термина русский. Таким образом, вопреки существующим стереотипам в годы Кавказской войны первопричиной была не война за истинную веру, а борьба за независимость. Религия же стала орудием для достижения политических интересов Турции.

Таким образом, подводя итог, можно заключить.

1) Вольная трактовка исторического факта чревата непредсказуемыми последствиями. Как верно замечал В.О. Ключевский: «Ложь в истолковании прошлого приводит к провалам в настоящем и готовит катастрофу в будущем».

2) Северный Кавказ всегда был зоной геополитических интересов Турции и Ближнего Востока, этот факт особенно важен сегодня в условиях сохранения нестабильности в данном регионе.

3) Мирная жизнь на Северном Кавказе установилась лишь в результате его включения в российское территориальное пространство.

4) Россия сыграла позитивную роль в просвещении и развитии национальной культуры горских народов.

5) Включение Северного Кавказа в состав Российской империи не только привело к ликвидации абрегства и наездничества, но и способствовало улучшению материального положении горских народов, заметно увеличилась продолжительность жизни. Вместе с тем, нельзя забывать, о кровавой цене Кавказской войны, которую заплатили как северокавказские народы, так и Россия. Жестокость одних порождала ответную реакцию у других.

 6) Исламизация горских народов проводилась в интересах Турции, стремившейся посредством религии укрепить свое положение на Кавказе.

7) Характерной чертой ислама, исповедуемого народами Северного Кавказа, был синкретизм с язычеством. Именно этот факт, а также низкий уровень религиозного образования не позволили развиться в этом регионе исламского фундаментализма.

8) Традиционно народы Северного Кавказа вплоть до 1917 г. жили по законам адата, законы шариата в общей массе были чужды для большинства горцев.

В целом же, история неоднократно демонстрировала и демонстрирует опасность пренебрежения историческим знанием. Как верно замечал И.А. Ильин: «Судьбы народа сокрыты в его истории. И мы должны научиться читать и разуметь молчаливые глаголы нашего прошлого; разуметь сокровенные судьбы и явные дары, и таинственное призвание нашего народа, нашего русского величия: уверенно разуметь и уверенно провидеть грядущее всенародное воскресение России».


[1] См.: Керашев М.А. Гибель Черкесии. Краснодар, 1994; Касумова Х.А. Геноцид адыгов. Нальчик, 1992; Касумов А.Х., Смирнов М.И. Национальные политические партии России социал-демократического направления (конец XIX – начало XX вв.) // История национальных политических партий России. М., 1997; Думанов Х.М. Вдали от родины. Нальчик, 1994; Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию – последствие Кавказской войны. Нальчик, 1994; Куценко И.Я. Правда и кривда. Нальчик 2007.

[2] См. труды Куценко И.Я, Дзидоева В.Д., Абазова А.Х., Айшаева О.О. и др.

[3] ГАКК. Ф. 759. Оп. 1. Д. 11. Л. 1

[4] Куценко И.Я. Правда и кривда. Нальчик, 2007.

[5] См.: Российский государственный архив древних актов. Фонды: (Ф. 23. Кавказские дела), (Ф. 89. Сношения России с Турцией), (Ф. 120. Кубанские дела), (Ф. 121. Кумыцкие и Тарковские дела), (Ф. 123. Сношения России с Крымом);Архив внешней политики Российской империи. Фонды: (Ф. 77. Сношения России с Персией), (Ф. 89. Сношения России с Турцией), (Ф. 90. Константинопольская миссия), «Кумыцкие и Тарковские дела» (Ф. 121), (Ф. 123. Сношения России с Крымом); Центральный государственной архив республики Дагестана. Фонды: (Ф. 379. Кизлярский комендант), (Ф. 18. Дербентский комендант).

[6] Впервые некоторые положения этого договора были приведены в работе: Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. СПб., 1869. Ч. 2. С. 72-73. В наше время полностью документ опубликован в: Виноградов В.Б. Умаров С.Д. Навеки вместе. Грозный, 1981. С. 45-47.

[7] Смотри текст таких документов как: Грамота Петра Первого о согласии принять кабардинский народ в подданство России и защитить его от внешних врагов (1711 г.); Прошение осетинских старшин Куртатинского и Воллагирского уездов астраханскому губернатору П.Н. Кречетникову об оказании Россией покровительства и военной помощи Осетии (1774 г.); Доношение осетинских старшин генерал-поручику П.С. Потемкину, командующему кавказской линией, о верности осетин России и православию и о желании поселиться на реке Терек (1782 г.); Клятвенное обещание лезгинских общин Джарской и Белоканской областей при вступлении в подданство России (1830 г.).

[8] Смотри законодательные акты Российской империи Том 1-2, а также дела Российского государственного военно-исторического архива, рассредоточенные в фондах: (Ф. ВУА), (Ф. 20. Воинская экспедиция Военной коллегии), документы фондов Государственного архива Краснодарского края: (Ф. 249. Канцелярия наказного атамана Черноморского казачьего войска»), (Ф. 327. Производство рациональных дел наказному атаману, Начальнику Штаба и другим чиновникам, избранным для поручений в Закубанском крае), (Ф. 348. Комиссия по разбору сословных прав горцев Кубанской, Терской областей), (Ф. 454. Канцелярия начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска), (Ф. 774. Канцелярия помощника начальника Кубанской области по управлению горцами), а также дела Государственного архива Ставропольского края представленные в фондах: (Ф. 79 Общее управление Кавказской области), (Ф. 87 Канцелярия Гражданского губернатора Кавказской области).

[9] ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2. Л. 2.

[10]Там же. Л. 3.

[11]Там же. Л. 4.

[12] Цит. по: Наузаров Б.Б. История Кавказской войны. Майкоп 1997. С. 36-37.

[13] ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2. Л. 5.

[14] ГАКК. Ф. 799. Оп.1. Д. 2. Л. 28.

[15] ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 764. Л. 110.

[16] ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 764. Л. 1.

[17] ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 5484. Л. 6.

[18] Айшаев О.О. Северокавказское миссионерство в системе колониальной политики Российской империи // Конфессиональное пространство Северного Кавказа (конец ХVIII – начало ХХI вв.). Материалы круглого стола. Краснодар, 2010. С. 10-12.

[19] ГАКК. Ф. 799. оп. 1. Д. 2. Л. 39.

[20] Устав общества восстановления православного христианства на Кавказе // Православная церковь на Кубани (конец XVIII – начало ХХ в.). Сборник документов. Краснодар, 2001. С. 490.

[21] Ставропольские епархиальные ведомости. 1901. С. 21.

[22] Сборник постановлений и распоряжений, относящихся к начальным училищам Кавказского учебного округа. 1916. С. 48.

[23] Исторический обзор Терека, Ставрополья и Кубани. СПб. 1851. С. 304.

[24] Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, бытовом описании. Кавказ. Т. IX. СПб. 1898. С. 254.


Об Авторе

Горожанина Марина Юрьевна - к.и.н., доцент кафедры дореволюционной отечественной истории Кубанского государственного университета