Их оружие — острое перо и зажигающее слово. Корпус военных корреспондентов в русской армии в годы Великой войны

Д.Г. Гужва

Их оружие — острое перо и зажигающее слово. Корпус военных корреспондентов в русской армии в годы Великой войны

Аннотация В статье, на основе богатого архивного и фактологического материала, вводимого в научный оборот впервые, показан процесс становление института военных корреспондентов в русской армии в годы Первой мировой войны. Особое внимание в статье уделено вопросам нормативно-правовой базы деятельности военных корреспондентов и фотографов в действующей армии, взаимодействию военных цензоров и Бюро печати при Ставке ВГК с прибывающими журналистами, успехам и недостаткам в данной работе.

Ключевые слова Первая мировая война, Великая война, русская армия, военная печать, военные корреспонденты, военная цензура, военная пропаганда.

Lt Col Dmitriy G. GUZHVA, PhD (historical science)

Their weapons were a pen and a sharp word. War correspondents in the Russian army during the Great War

Abstract Based on the extensive archive and factual materials introduced in the scientific use for the first time, the article shows the process of establishment of the institute of military correspondents in the Russian army during the First World War. Special attention is paid to the legal framework of the military correspondents and photographers activity in the army, the interaction of the military censors and Press Bureau of the General Headquarters and arriving journalists, successes and shortcomings of their work.

Key words The First World War, the Great War, Russian army, military media, war correspondents, military censorship, military propaganda.

Информационное обеспечение русской армии в годы Первой мировой войны являлось одним из основных направлений в вооруженной борьбе. Российская империя вступила в войну достаточно подготовленной в вопросах нормативно-правовой базы по деятельности военных корреспондентов в действующей армии, что стало возможно благодаря учтенному опыту информационного обеспечения в предыдущих войнах (Русско-турецкой 1877-1878 гг. и Русско-японской 1904-1905 гг.); заранее подготовленной законодательной базе в области печати («Положение о военных корреспондентах в военное время»[1], «Временное положение о военной цензуре»[2] и неоднократно дорабатывавшиеся с учетом изменения обстановки «Перечни сведений по военной и военно-морской частям, оглашение коих в печати воспрещалось»[3]), а также постоянному контролю со стороны правительства, которое, несмотря на неоднократную смену политических курсов в государстве, не пускала на самотек вопросы регулирования деятельности прессы как важного информационного и пропагандистского средства.

Основным законом, которым в своей деятельности руководствовались журналисты, было «Временное положение о военной цензуре»[4], утвержденное Николаем II на следующий день после начала войны. За основу данного нормативно-правового акта был взят проект «Положения о военной цензуре», разработанный Главным управлением Генерального штаба еще осенью 1909 г[5].

«Временное положение о военной цензуре» регламентировало все аспекты жизнедеятельности прессы и журналистов. Согласно «Положению» министру внутренних дел предоставлялось право запрещать при объявлении мобилизации во время войны сообщение сведений, касающихся внешней безопасности России или ее вооруженных сил, а также сооружений, предназначенных для военной обороны страны. Виновные в разглашении этих све­дений могли подвергаться тюремному заключению. Такому же наказанию подвергались виновные в возбуждении акций к прекращению войны. Главнокомандующему или командующему отдельной армией разрешалось в случае необходимости для успеха ведения войны запрещать собственной властью в подчиненной им местности выпуск периодических изданий.

Применение на практике «Временного положения о военной цензуре» вскоре вскрыло ряд недостатков в организации цензуры. Во-первых, несовершенство ее обусловливалось существенным различием в отношении цензуры к печати в тех местностях, где она была введена в полном объеме, — на театре военных действий, и в частичном — вне театра военных действий. Во-вторых, самой спорной в «Положении» (касаемо деятельности журналистов) была ст. 31, согласно которой военным цензорам всех степеней предоставлялось право «не допускать к опубликованию путем печати всякого рода сведений, хотя бы и не предусмотренных правилами, но которые могут, по мнению цензора, оказаться вредными для военных интересов государства»[6]. Исходя из такой постановки вопроса военной цензор, по личному усмотрению, мог допустить или не допустить материал к опубликованию, либо допустить его в печать частично, вымарывая, по его мнению, подозрительные места. В результате такой «правки» публикация нередко теряла свой первоначальный смысл и была непонятна читателю. В итоге в ситуацию пришлось вмешаться высшему командованию русской армии. В августе 1915 г. начальник штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерал-лейтенант А.А. Гулевич обратил внимание военных цензоров на злоупотребление ими ст. 31 «Временного положения о военной цензуре»[7].

Также одним из основных документов по организации деятельности журналистов в годы войны было «Положении о военных корреспондентах в военное время»[8], разработанное Главным управлением Генерального штаба в 1912 г. с учетом ранее проведенных Россией войн (Русско-турецкой 1877-1878 гг. и Русско-японской 1904-1905 гг.). Согласно Положению «военным корреспондентом на театре военных действий считалось лицо, особо уполномоченное редакцией издания или телеграфным агентством для сообщения сведений с театра войны и утвержденное в этом звании начальником Генерального штаба»[9]. Особо подчеркивалось, что кроме утвержденных начальником Генштаба военных корреспондентов, ни одно лицо не имело права посылать с театра войны какие-либо сведения, предназначенные для печати. В армию предусматривался допуск 20 (в том числе 10 иностранных) корреспондентов. Военным корреспондентам разрешалось пользоваться фотоаппаратами. Кроме корреспондентов на театр военных действий допускались три русских военных фотографа (из профессионалов), утверждаемых в этом звании также начальником Генштаба. Военным фотографам запрещалась подготовка текстовых публикаций, им разрешалось лишь помещать под иллюстрациями краткие подписи.

Военные корреспонденты и фотографы утверждались в этих званиях после того, как давали подписку, что они обязуются беспрекословно подчиняться всем требованиям «Положения», а также соответствующим взысканиям в случае нарушения этих требований. Утвержденные в своем звании военные корреспонденты и фотографы получали от Главного управления Генерального штаба (ГУ ГШ) специальные удостоверения и нарукавные повязки. Ношение последних было обязательно в тех районах, в которых действовало «Положение о полевом управлении войск». Список военных корреспондентов и военных фотографов опубликовывался ГУ ГШ для всеобщего сведения и сообщался начальнику штаба Главнокомандующего (начальнику штаба отдельной армии) для отдания его в приказе. В списке указывались: фамилия, имя, отчество военного корреспондента (фотографа); номер его нарукавной повязки, соответствующий тому номеру, за которым военный корреспондент (фотограф) занесен в список ГУ ГШ; представителем какого издания (агентства) он является (если издание иностранное, то также название страны, в которой выходит издание); время отправления корреспондента (фотографа) на фронт, а также к кому он должен явиться по прибытии. Обязательным условием для военного корреспондента было, чтобы он являлся подданным государства, в котором издавалось представляемое им издание (агентство). Военным фотографом мог быть только русский подданный.

Лица, желавшие быть утвержденными в звании во­енных корреспондентов, подавали в ГУ ГШ прошение на имя начальни­ка Генерального штаба. К прошению прикладывались: удостоверение редакции (агентства) о том, что соискатель действительно уполномочен на это ре­дакцией; документ, удостоверяющий личность; три фотографические карточки с собственноручной подписью просителя, надлежащим образом засвидетельствованные; свидетельство о благонадежности для русских подданных, а для иностранных — рекомендация нашего дипломатического представителя и военного агента в соответствующем государстве; денежный залог в размере: для русских военных корреспондентов — 25 000 рублей, для иностранных корреспондентов — 75 000 франков, а для военного фотографа — 10 000 рублей[10].

В случае утверждения просителя в звании военного корреспондента представленный им залог хранился в ГУ ГШ для удержания из него штрафов, если таковые будут наложены. В случае же отказа залог возвращался просителю вместе с остальными документами. Также требовалось представить нотариальное обязательство редакции (агентства) о том, что в случае уменьшения залога путем удержания из него штрафных сумм до половины первоначального размера редакция немедленно доводит залоговую сумму до установленной нормы.

Согласно «Положению» на фронте военные корреспонденты и военные фотографы находились в ведении начальника военно-цензурного отделения при штабе Главнокомандующего, к которому они обязаны были явиться немедленно по прибытии в действующую армию. Из документов военному корреспонденту возвращались: удостоверение ГУ ГШ об утверждении военного корреспондента и военного фотографа, документ удостоверяющий личность и одна фотографическая карточка, засвидетельствованная начальником военно-цензурного отделения при штабе Главнокомандующего. Все эти документы должны были постоянно находиться при военном корреспонденте и немедленно предъявляться им для проверки по первому требованию военного начальства. Приступить к работе военный корреспондент и военный фотограф могли лишь после разрешения на это начальника военно-цензурного управления при штабе Главнокомандующего. Для личных нужд журналист мог иметь прислугу, но не более одного человека. Как им, так и прислуге запрещалась отлучка за пределы района расположения штаба Главнокомандующего.

Военный корреспондент или фотограф, допущенный на театр военных действий, мог сложить с себя звание военного корреспондента (фотографа) лишь по ходатайству перед начальником штаба Главнокомандующего. Отказавшегося от звания военного корреспондента или фотографа немедленно высылали из действующей армии, причем до перехода им границ театра военных действий он должен был выполнять правила «Положения».

Военные корреспонденты осведомлялись о ходе дел у начальника военно-цензурного отделения. Вся корреспонденция, предназначенная к отправке с театра войны для печати, представлялась предварительно на цензуру в двух экземплярах, один из которых оставался в военно-цензурном отделении. Иностранные военные корреспонденты должны были представлять свои материалы лишь на французском, немецком или английском языках. Корреспонденции на иных языках не пропускались. Все иллюстрации представлялись также в двух экземплярах. Каждая из них должна была иметь подпись.

Что касается наказаний, налагаемых за нарушение правил военной цензуры, то кроме общих наказаний в «Положении» предусматривались особые взыскания за нарушение требований, предъявляемых к военным корреспондентам (фотографам) при работе на фронте. Военный корреспондент (фотограф), замеченный без нарукавной повязки, подвергался штрафу: в первый раз в размере от 25 до 100 рублей, во второй раз — от 100 до 300 рублей, в третий и последующие разы — 500 рублей. Если журналист (фотограф) отправил без предварительного представления начальнику военно-цензурного отделения корреспонденцию или иллюстрацию, предназначенную для печати или не предназначенную, но затем напечатанную, подвергался за это: в первый раз штрафу 3 000 рублей, во второй раз — лишению звания военного корреспондента (фотографа)[11]. В случае, если военный корреспондент (фотограф) отлучался без соответствующего разрешения начальника военно-цензурного отделения за пределы района расположения штаба Главнокомандующего, пробыл в отлучке не более трех суток и затем возвращался в район расположения штаба, он подвергался за это: в первый раз штрафу от 3 000 до 5 000 рублей, во второй — от 5 000 до 10 000 рублей и в третий раз — лишению звания военного корреспондента (фотографа)[12].

Военный корреспондент (фотограф), отлучившийся без соответствующего на то разрешения начальника военно-цензурного отделения за пределы района расположения штаба Главнокомандующего и пробыв­ший в отлучке более трех суток или же совсем не явившийся обратно, подвергался за это лишению звания военного корреспондента (фотографа) и сверх того: 1) если во время от­лучки он пребывал в местностях, на какие распространяется действие «Положения о полевом управлении войск», — заключению в тюрьму гражданского ведомства на срок от шести месяцев до одного года; 2) если он пребывал во время отлучки вне местности, на которую распространяется действие «Положения о полевом управлении войск», заключению в тюрьму гражданского ведомства на срок от трех до шести месяцев[13]. Взыскания за нарушение требований военной цензуры, а также взыскания, перечисленные в «Положении», за исключением наказаний, предусмотренных Уголовным кодексом, налагались на военного корреспондента (фотографа) в административном порядке властью начальника штаба Главнокомандующего по представлению начальника военно-цензурного отделения. Административные взыскания, наложенные на военных корреспондентов и фотографов, обжалованию не подлежали.

О каждом взыскании, наложенном на военного корреспондента (фотографа), связанном с денежным штрафом, сообщалось в ГУ ГШ для удержания соответствующей суммы из залога виновного. Штрафные суммы вносились в доход государства. Лишение звания военного корреспондента (фотографа) было связано с последующей высылкой в одну из внутренних губерний России, где он отдавался под гласный надзор полиции до прекращения боевых действий. Свой залог или оставшуюся его часть, военные корреспонденты (фотографы) получали лично в ГУ ГШ после прекращения действия военной цензуры. Однако, несмотря на столь строгие условия, желающих получить звание «военных корреспондентов» находилось немало, но вот удавалось это далеко не всем. Отказывали даже известным публицистам.

Еще в начале войны в сообщении от Военного министерства говорилось, что осведомление населения о ходе ведения боевых действий будет вестись в пределах возможного, и «общество должно мириться с краткостью и вероятной скудностью тех сведений, которые ему будут сообщаться»[14]. Кроме того, в первый же день вступления в должность начальника штаба Ставки генерал-лейтенант Н.Н. Янушкевич указал в телеграмме начальникам военных округов, что «корреспонденты в армию допущены не будут»[15]. 7 (20) сентября 1914 г. в приказе войскам 1-й армии за подписью командующего армией генерала от кавалерии фон П.К. Ренненкампфа было объявлено, что в некоторых газетах появляются телеграммы и заметки под рубрикой: «от собственных корреспондентов из действующей армии». Ввиду того, что корреспонденты в действующую армию не допущены, появление в печати корреспонденций из армии недопустимо[16].

В качестве сравнения вполне уместно будет привести мнение главного противника России в этой войне начальника немецкого Генерального штаба генерал-полковника Х. Мольтке, заявившего 2 августа 1914 г., что «печать является неизбежным средством войны» и дал указание о необходимости тесной связи между Верховным командованием и печатью, а на следующий день состоялось первое собеседование офицеров немецкого Генерального штаба с представителями печати[17]. Данную точку зрения полностью разделял подполковник Н. Николаи, на протяжении всей войны руководивший Управлением печати Верховного командования. «Печать представляет собой силу, — говорил Н. Николаи, — и, как всякая сила во время войны, она должна находиться в руках правительства»[18].

Лишь в конце сентября 1914 г., ввиду появления в русской печати публикаций и сообщений под рубрикой «от собственных корреспондентов из действующей армии», содержание и факты которых поддавались сомнению ввиду отсутствия репортеров на передовой, позиция русского командования по отношению к печати изменилась. Великий князь Николай Николаевич (младший) потребовал «во всех штабах корпусов и отдельно действующих отрядов назначить особых офицеров, которым был бы поручен сбор соответственных мате­риалов в целях официального или неофициального помещения этих данных в печати»[19]. Тогда же было принято решение о допуске в действующую армию 7 иностранных и 3 русских корреспондентов[20], в связи с чем, в срочном порядке, были разработаны новые «Правила для русских и иностранных корреспондентов, допущенных в действующую армию», утвержденные в конце сентября начальником штаба Ставки[21]. Необходимо отметить, что данные правила касались лишь тех корреспондентов, кто временно был допущенных в действующую армию и об этой категории журналистов ничего не говорилось в «Положении о военных корреспондентах в военное время». Репортерам было разрешено посещать лишь определенные районы, перемещаться по заранее утвержденному маршруту и только в сопровождении офицера Генерального штаба.

В первую группу корреспондентов, которая находилась в действующей армии в течение двух недель, были включены С.Ф. Вельский, Н.И. Кравченко, В.И. Немирович-Данченко, К.Н. Соломонов (Шумский), С.Н. Сыромятников, А.М. Федоров, японский журналист К. Оба, англичане Роберт Вильтон, Бернард Перс, Мьюз, американец Стенли Вашбурн, француз Людовик Нодо, а также корреспондент «Русского инвалида» поручик В.В. Даманский. Некоторые журналисты, получив аккредитации, но охваченные всеобщим патриотическим подъемом, ехали на фронт солдатами и офицерами. Среди них были А.И. Куприн, Н.С. Гумилев, С.А. Есенин, А.С. Серафимович, Б.В. Савинков, А.А. Блок и другие. Также издания стремились расширить сеть своих военных корреспондентов путем привлечения к сотрудничеству офицеров из действующей армии[22].

Особым вниманием Ставки пользовались корреспонденты нейтральных государств, так как их благоприятные отзывы и сообщения о русской армии оказывали непосредственное влияние на общественное мнение представляемых ими стран. Ценность данного фактора в достаточной мере учитывалось военным командованием русской армии, поэтому на распространение за границей нужных Ставке сведений обращалось соответствующее внимание.

Основными задачами военных корреспондентов в рассматриваемый период были: пропаганда мужества и героизма русских солдат и офицеров; культивация мнения о необходимости ведение войны до победоносного окончания; показ связи фронта и тыла; воспитание у военнослужащих чувства ненависти и нетерпимости к врагу, через демонстрацию его антигуманных поступков по отношению к военнопленным и мирному населению на оккупированной территории, а также применение противником запрещенных средств ведения войны; публикация материалов, касающихся успехов коалиционных войск, их передового опыта, вооружения и военной техники.

Однако выполнение этих задач не всегда было возможно из-за строгости военной цензуры. Как отмечал в своем труде «Философия войны» А.А. Керсновский, «страна должна знать лучших своих сынов, должна знать и чтить имена своих доблестных полков… Такие черствые «алгебраические» выражения, как «один из наших доблестных полков», «один из наших молодых полков» ничего не говорят уму и сердцу населения, оставляя в то же время чувство горечи в сердцах участников боев… Совершенно нетерпим и недопустим слащавый тон о «солдатиках» и «серых героях». Он раздражает бойцов и деморализует значительные их категории… Вообще, сообщения нашей Ставки в Мировую войну 1914–17 гг. следует рассматривать как непревзойденные отрицательные образцы»[23].

Портреты героев и описания их подвигов должны были быть на почет­ном месте периодических изданий. В войну же это считалось военной тайной. В то время как Франция, Англия и Германия помещали фотографии своих героев и описания их дел, Россия не знала о подвигах своих сынов. Корреспонденты строчили из обозов 2-го разряда бессодержательные статьи, а в журналах можно было видеть лишь фотографии «земгусар», привозивших на фронт подарки[24].

Через пятнадцать месяцев войны, с целью упорядочения работы с журналистами, было принято решение об образовании при Ставке специального органа — Бюро печати. Дело в том, что к осени 1915 г. целым рядом условий печать была поставлена в такое положение, при котором совершенно не имела возможности удовлетворять запросы общества ввиду крайней скудности, туманности и неверности даваемых ею сведений о ходе военных действий. Главную причину такого положения генерал-квартирмейстер Ставки генерал-лейтенант М.С. Пуствойтенко видел в отсутствии «какой бы то ни было связи между печатью и единственным компетентным для нее органом — штабом ВГК»[25]. Пустовойтенко был твердо убежден, что для развития и поддержания интереса к войне в обществе необходимо принять меры к тому, чтобы печать не оставалась в этих целях неиспользованною. В результате, не имея возможности получить достоверную информацию о положении на фронте, прямо писать о коренных политических и социальных проблемах, журналисты обращались к жанру «картинок», который стал особенно популярен в период войны[26].

Будучи органом Ставки, главной задачей Бюро, безусловно, являлось обмен информацией в интересах военного командования. В своих мемуарах М.К. Лемке так сформулировал принципы, которыми руководствовались офицеры Бюро при сообщении той или иной информации корреспондентам: «Начатая нами и не законченная операция по возможности должна обходиться молчанием, чтобы не обнаружить нашего плана; всякий наш успех должен быть сообщен вполне; всякий наш неуспех в отражении удара — только в общих, неясных выражениях; наши потери, неудавшиеся операции и маневры обходить полным молчанием; когда мы бьем немцев — писать «германцев», а если австрийцев — «противника»; фамилии нашего командного состава и название частей не упоминать; взятых нами пленных подсчитывать почаще, на разные даты, чтобы создать иллюзию более значительного успеха; результаты действия неприятельских аэропланов обходить молчанием»[27].

Создание Бюро печати, где находились корреспонденты ведущих изданий и агентств, должно было ускорить информирование общественности о боевых действиях. Однако, как показала практика, из-за отсутствия в штате профессиональных сотрудников, способных грамотно работать с прибывшими репортерами и снабжать их необходимой информацией, деятельность Бюро была малоэффективной. Уже в скором времени в газетах, в том числе и военных, стали появляться секретные сведения, которые допускать к печати не имели права. Причем давали их люди, как раз и поставленные за этим следить[28].

К сожалению, до конца войны эта проблема так и не нашла положительного решения. Об этом открыто заявил второй генерал-квартирмейстер штаба ВГК генерал-майор С.Л. Марков на состоявшемся в мае 1917 г. совещании редакторов военных газет. В частности, в докладе отмечалось, что «до настоящего времени армейская газета существует случайно, работников почти нет, печатается она из милости. Руководители – лица, оторванные от другого дела, редко сведущие и опытные»[29]. Марков констатировал, что необходима полная реорганизация печатного дела в армии, и лишь при создании особых редакций газет возможна борьба армейской печати с разрушительной пропагандой крайних течений, только при этих условиях армейские газеты смогут печататься как в большем количестве, так и в большем объеме[30].

Мнение генерал-майора С.Л. Маркова полностью разделял Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал-лейтенант А.И. Деникин. Он отмечал, что в армии была военная печать, но она имела характер чисто военных бюллетеней. Со времени революции эти издания своими слабыми литературными силами честно, но неталантливо вели борьбу за сохранение армии. Встречая равнодушие и озлобление со стороны солдат, уже отвернувшихся от офицерства, «они начали мало-помалу хиреть и замирать, пока, наконец, в начале августа приказом Керенского не были закрыты вовсе»[31].

Таким образом, можно сделать вывод, что Российская империя вступила в Первую мировую войну достаточно подготовленной в вопросах информационного обеспечения, благодаря учтенному опыту в этой сфере в предыдущих война и заранее подготовленной законодательной базе в области деятельности военных корреспондентов в действующей армии. Однако, отсутствие на местах лиц, способных на профессиональной основе организовать работу с прибывающими репортерами, а иногда и откровенное игнорирование и нежелание оказывать им всемерную помощь, сводило на нет усилия командования русской армии в деле четкого взаимодействия между Ставкой и журналистами, и как следствие – появление искаженной, а иногда и напрямую противоречащей информации на страницах газет и журналов.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4895. Л. 78-84.

[2] Собрание Узаконений и распоряжений правительства. СПб., 1914. №192. Ст. 2057.

[3] Там же. №26. Ст. 296.; №191. Ст. 2056; №203. Ст. 2079; 1915. №220. Ст. 1710.

[4] Там же. 1914. №192. Ст. 2057.

[5] РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4895. Л. 1.

[6] Собрание Узаконений и распоряжений правительства. СПб., 1914. №192. Ст. 2057.

[7] РГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 1001. Л. 656-657.

[8] Там же. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4895. Л. 78-84.

[9] Там же. Л. 78.

[10] Там же. Л. 82.

[11] Там же.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Русский инвалид. 1914. №159.

[15] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Пг., 1920. С. 133.

[16] РГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 1003. Л. 6.

[17] Потапов Н.М. Печать и война. М.; Л., 1926. С. 17.

[18] Там же. С. 9.

[19] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. С. 135.

[20] Потапов Н.М. Печать и война. С. 43.

[21] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. С. 136–137.

[22] Волковский Н.Л. История информационных войн: В 2 ч. СПб. 2003. Ч. 2. С. 20–21.

[23] Керсновский А.А. Философия войны// Философия войны. Под общ. ред. А.Б. Григорьева. М., 1995. С. 92.

[24] Там же. С. 93.

[25] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1484. Л. 1. 

[26] Бережной А.Ф. Русская легальная печать в годы Первой мировой войны. Л., 1975. С. 48– 49.

[27] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. С. 50–51.

[28]Там же. С. 50.

[29] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1492. Л. 235.

[30] Там же.

[31] Деникин А.И. Очерки русской смуты: крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917. Минск. 2002. С. 286.

Об авторе:

Д.Г. Гужва — кандидат исторических наук, начальник научно-исследовательского отдела Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ.

Lt Col Dmitriy G. GUZHVA, PhD (historical science), the head of the Research and Science Department, the Military History Research Institute, the General Staff Academy of the Armed Forces of the Russian Federation.

Обложка: макет Международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию Первой мировой войны. В центре расположен Георгий Победоносец.

Источник: https://kgd.ru