«Это было не похоже на Советский Союз». Актер из фильма «Летят журавли» – о съемках легендарного кино

12 октября 1957 года состоялась премьера знаменитого советского фильма «Летят журавли», снятого Михаилом Калатозовым по мотивам пьесы Виктора Розова «Вечно живые».

Эту историю о великой любви и великой победе полюбили миллионы зрителей во всем мире. Ярким подтверждением тому стал главный приз Международного Каннского кинофестиваля, на который картина была номинирована в 1958 году. С тех пор ни один советский фильм больше не получал «Золотую пальмовую ветвь».

И наши сограждане, и жители зарубежья с восторгом и слезами на глазах следили за судьбой двух влюбленных, которых навсегда разлучила страшная война.

Эта картина, бесспорно, обладает невероятной эмоциональной силой и повествует о том, как война безжалостно вторгалась в людские жизни, коверкала души людей, которые, казалось, были полны любви и надежды на будущее. «Летят журавли» – не притча, но, скорее, простой и искренний рассказ о верности и предательстве, о тяжких испытаниях, которые не каждый может пройти с честью, и об искуплении, которое может стать залогом возрождения к новой жизни.

Увы, сегодня почти никого из тех, кто снимался в этой картине, уже нет в живых. Ушли такие великие актеры, как Татьяна Самойлова, сыгравшая Веронику, в этом году скончался и Алексей Баталов, исполнитель роли Бориса.

Однако нам удалось поговорить с одним из актеров, который сыграл важную, пусть и эпизодическую, роль в этой киноленте.

Николай Сморчков исполнил роль раненого солдата, который, находясь в госпитале, где работает героиня Самойловой, узнает о предательстве невесты. Из-за его припадка и реакции окружающих Вероника впервые понимает, что совершила ужасный поступок, предав любимого, и это в корне меняет ее жизнь.

Сегодня Николаю Гавриловичу 87 лет, но, несмотря на почтенный возраст, он продолжает активно сниматься. В интервью «Истории.РФ» актер поделился своими воспоминаниями о съемках в легендарном фильме Михаила Калатозова.

«Это должен быть накал правдивости!»

– Николай Гаврилович, расскажите, как вы получили роль?

– Перед картиной «Летят журавли» я снимался у режиссера Михаила Константиновича Калатозова в фильме «Верные друзья», поэтому был с ним знаком. Там у меня была небольшая роль, которая мне очень не нравилась, – комсорг (секретарь комсомольской организации. – Прим. ред.). Он все время спрашивал меня почему, а я говорил, что не люблю невыписанные роли и какие-то нечеловеческие слова. В общем, в этом фильме я снялся, а через три года он позвал меня и сказал: «У меня есть очень небольшой по объему эпизод, но он – самый главный в моей картине. И я, и оператор, и съемочная группа – все мы очень серьезно к этому относимся. Если мы найдем правильного актера, тогда фильм у нас получится, а если не найдем – нас ждет провал». Он рассказал, что главная героиня, Вероника, изменила своему возлюбленному, не дождалась его с войны. А в госпиталь, где она работает, попадает мальчик, которого в деревне не дождалась невеста. Калатозов сказал, что в этом маленьком эпизодике должен быть невероятный накал, потому что только тут Вероника поняла, какой неверный шаг она совершила в своей жизни. «Это нужно нам для всего фильма, для героини, должен быть накал правдивости! Вот, почитайте», – сказал Михаил Константинович, дал мне сценарий и вышел из кабинета. Я почитал минут 5–10 и, когда он пришел, сказал, что это мне очень интересно. «Интересно-то интересно, а вы сделаете или нет?» – спросил Калатозов. Я посмотрел на него и сказал: «Сделаю!» И тогда он сказал мне пойти и передать ассистенту, что меня утвердили.

 

– Вы ведь и сами – дитя Великой Отечественной. Любовь к кинематографу проявилась еще в военном детстве?

– Да, я родился в 1930 году; когда началась война, мне было 11 лет. Конечно, это был уже очень сознательный возраст, я все это помню. А кино я заразился, наверно, с трех-пяти лет. У нас в поселке был киноклуб. Я один раз сходил туда и уже не мог оторваться: меня притянуло к этому, как магнитом, до конца дней – я дня не мог прожить, чтобы не попасть на картину. Ради этого я подметал в клубе полы, таскал что-то, расставлял стулья – и так до десятого класса. А потом никакого вопроса о том, куда идти учиться, уже не стояло – только институт кинематографии. В 1948 году я поступил во ВГИК. Конкурс тогда был большой – 800 человек на место. Так получилось, что меня взял к себе на курс Сергей Герасимов. Я учился вместе с Колей Рыбниковым и Аллой Ларионовой; и мы буквально сидели на стульях великих актеров, которые выпустились до нас: это Инна Макарова, Клара Лучко, Сергей Бондарчук… Вот такая была жизнь.

– Как вы готовились к этой роли? Сложно было играть на пределе эмоций?

– Я прочитал не только этот эпизод, но и весь сценарий и тогда понял, что это действительно нужно для картины. В результате через какое-то время меня вызвали на съемки. Все очень волновались. Мне забинтовали руки и голову, сказали: «Давайте попробуем». Так получилось, что я все эти дни держал это в голове – мне настолько хотелось это выплеснуть! И тут, наконец, появилась возможность: я выговорился. Повисла пауза, а затем Калатозов сказал: «Вы знаете, это очень хорошо, вот так и надо делать». После этого меня оставили в покое, мы стали готовиться к репетициям.

– Как складывались ваши отношения с коллегами по съемочной площадке? В этой сцене вы снимались с легендарными Василием Меркурьевым и Татьяной Самойловой.

– С Василием Васильевичем мы были знакомы очень хорошо, мы вместе снимались в «Верных друзьях». Все знали, что Меркурьев не любит много репетиций – это был очень большой актер, он всегда был настолько хорошо подготовлен. Мы начали прогонять эту сцену, а перед репетицией мне сказали: «Вы играйте кое-как, немножечко – берегите всю энергию». И я, послушавшись совета съемочной группы, стал играть вполсилы. Василий Васильевич на всю площадку закричал: «Он же ничего не делает!» – мол, кого вы взяли! Но Сергей Урусевский, оператор, подбежал к нему и все объяснил. Потом мы стали снимать, и все было отлично. Я видел глаза Меркурьева – они были почти в слезах, когда я рвал бинты и орал: «Все сволочи! Жить не хочу!» Я спросил Михаила Константиновича: «Можно я возьму тарелку с кашей, которую мне принесли, и брошу ее в стенку?» Калатозов разрешил. У меня даже пошла кровь, и все были в ужасе: подумали, что я уже теряю сознание. На самом деле это мне в зубы попала нитка от бинта, а у меня слабые десны – кровь идет, даже когда я дома чищу зубы. Через несколько дней я встретился в гримерной с Таней Самойловой. Она увидела меня, раскрыла глаза: «Вы знаете, смотрели этот материал всем худсоветом! Все спрашивали, кто это, но никто не знал, как ваша фамилия». Наверно, она была увлечена и обрадована больше, чем я.

«Такие фильмы были противопоказаны, но поэтому его и заметили»

– Какую роль эти съемки сыграли в вашей дальнейшей актерской карьере?

– Прошло какое-то время, и Калатозов вызвал меня к себе и предложил сняться у него в «Красной палатке». Мы на два месяца отправились на Северный полюс, на Землю Франца-Иосифа, куда летал Чкалов. Это был маленький эпизод, всего один съемочный день. Я был очень благодарен Калатозову. Он сделал это в благодарность за ту мою работу в фильме «Летят журавли». Так что это оказался лучший эпизод в моей жизни.

– В 1958 году картина «Летят журавли» получила «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале, став единственным советским фильмом, удостоенным этой награды. Однако на родине новость о международном успехе восприняли прохладно. Почему?

– После того как фильм вышел на экраны, я узнал, что мнения на его счет разделились. Часть критиков и членов худсовета не понимали, как может быть положительной героиня, которая не дождалась своего возлюбленного, – какая же это героиня?

– И все-таки фильм «Летят журавли» стал признанной легендой! Его посмотрели миллионы людей во всем мире – и в Советском Союзе, и во Франции, ГДР, Польше, Чехословакии… Как вы думаете, почему именно это кино о войне вызвало такой резонанс и любовь зрителей в разных странах?

– Героиней вдруг стала женщина, которая не дождалась любимого с войны, а ведь это было исключено. До этого таких картин у нас не было, они были просто противопоказаны. Я не знаю, как это дошло до Каннского фестиваля, но думаю, что с большим трудом. Все привыкли к нашему социалистическому реализму, а здесь вдруг привезли картину, непохожую на Советский Союз. Поэтому ее и заметили!