Этнография Российской империи. По материалам Библиотеки военного историка
Отдельно хочется рассказать об этнографических очерках путешественников, исследователей, первопроходцев и энтузиастов. Собранные этими людьми данные служат важными источниками знаний о материальной культуре народов, с которыми исследователям довелось встретиться, и в равной степени могут быть использованы как в научных целях в качестве документальной базы, так и для интересующегося читателя, искателя информации о древностях и старинных событиях.
Введение
В Библиотеке военного историка Российского военно-исторического общества хранится большое количество книг, все они классифицированы по направлениям. Несмотря на своё название – «военного историка» – библиотека не ограничивается книгами исключительно по военной истории и содержит книги самых разных тематик: церковные книги, материалы Государственной думы Российской империи, сборники статистических сведений по разным отраслям отечественной экономики, периодические издания.
Отдельно хочется рассказать об этнографических очерках путешественников, исследователей, первопроходцев и энтузиастов. Собранные этими людьми данные служат важными источниками знаний о материальной культуре народов, с которыми исследователям довелось встретиться, и в равной степени могут быть использованы как в научных целях в качестве документальной базы, так и для интересующегося читателя, искателя информации о древностях и старинных событиях.
«Этнографическое обозрение»
Хорошее объяснение того, что из себя представляет этнография, в 1909 г. дал Александр Николаевич Максимов, профессор МГУ и один из ведущих этнографов и теоретиков в области истории первобытного человеческого общества: «Этнография – наука одновременно и очень молодая, и очень старая. Старая – потому, что уже Геродота можно с таким же правом назвать отцом этнографии, с каким его называют отцом истории; молодая – потому, что систематическая и последовательная разработка этнографических данных началась всего лет 50 тому назад. За этот непродолжительный период своего научного существования она уже успела до некоторой степени испытать изменчивость вкусов публики. В 70-х годах этнография была как бы модной наукой; её обобщениями интересовались и возлагали на них большие надежды широкие круги образованной публики. С лёгкой руки Спенсера с именем «социологии» или основной науки об обществе стало связываться представление о работах, оперирующих с этнографическими фактами, и ещё в 90-х годах Лакомб в предисловии к своей книге «Задачи понимания истории» говорит, что её следовало бы назвать собственно «социологией», но так как с этим именем невольно ассоциируется представление об этнографическом материале, которого он не затронул, то он ради того, чтобы избежать недоразумений, должен был остановиться на другом, менее удачном названии».
Этот фрагмент, равно как и вся речь А.Н. Максимова, были опубликованы в журнале «Этнографическое обозрение», датируемого 1910 г. Издания этого журнала, выходившего в свет при Императорском Обществе Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии, хранятся отдельной полкой в Библиотеке военного историка.
Каждый выпуск представляет собой многостраничный номер, содержащий исследовательские работы различных авторов: Н. Харузина, В. Каллаша, А. Балова, Н. Державина и многих других. Статьи охватывает самые разные актуальные на тот момент (впрочем, как и сейчас) вопросы этнографии. Так, например, четвёртый номер журнала за 1898 г. содержит работы по религиозным верованиям ханты и манси, региональные былинные сюжеты, полевой материал о традиционной жизни Ярославщины, исследование песенной культуры Малороссии, очерки быта болгар Северного Причерноморья.
Великое княжество Финляндия
Этнографы исследовали народы всей Российской империи, в которую с начала XIX в. прочно вошла Финляндия, получившая статус Великого княжества. Во втором номере «Обозрения» за 1891 г., характеризуя Финляндию с этнографической точки зрения, И. Смирнов пишет, что «этот [финский – примеч.] мир – худо ли, хорошо ли – разрабатывается <…> главным образом русскими деятелями». Автор отмечает, что «в некоторых отношениях его разработка целиком остаётся за нами». Он справедливо констатирует: «Финской культурой интересуются кроме нас две <…> финские народности – мадьяры [т.е. венгры – примеч.] и собственно финны; но работы тех и других захватывают далеко не всё поле исследования <…> Всё, что [они] сделали в этом отношении <…> заключается в том, что они собрали сырой материал. Но этот материал частью ещё не издан, да и изданным он остаётся мёртвым капиталом».
Автор считает долгом для отечественного исследователя формирование собственной источниковой базы, с которой впоследствии могли бы работать и к которой могли бы обращаться как российские, так и европейские учёные. Следуя поставленной цели, он раскрывает различные стороны жизни народов Финляндии, в особенности обращая свой взор на структуру общества и семейные отношения.
«Остров Сахалин» Поля Лаббэ
Занимательной представляется карманная книжка Поля Лаббэ «Остров Сахалин. Путевые впечатления». Её автор – французский путешественник, объездивший практически всю территорию Российской империи в конце XIX столетия. Он побывал в Сибири, Туркестане, Монголии, Манчжурии и на Сахалине, которому и посвящена рассматриваемая работа.
В заслуги странствующему французу вменяется тот факт, что благодаря ему этнография и география необъятной России стали известны всему миру, в первую очередь, конечно, во Франции и её владениях. Заметки Поля Лаббэ представляли интерес и для российской читающей публики, ввиду чего «Издание книгопродавца М.В. Клюкина» взяло на себя ответственность опубликовать русскоязычный перевод работы.
Помимо заметок самого Лаббэ, в книге содержатся дополнительные материалы с отзывами отечественных исследователей, коим довелось побывать на Сахалине. Среди прочих приводятся сведения, добытые Антоном Павловичем Чеховым в ходе его собственной экспедиции на Сахалин в 1890 г., по результатам которой он в 1891-1893 гг. написал книгу «Остров Сахалин», вызвавшую большой интерес у современников. Были так же приведены отдельные комментарии В.М. Дорошевича и И.П. Миролюбова, описавшие собственный опыт пребывания на Сахалине. Все эти комментарии, однако, не содержат этнографической стороны. В свою очередь, отдельные главы работы Лаббэ посвящены непосредственно взаимодействию с местными жителями.
Он описывает их культуру, быт, ведение хозяйства. В части добычи пищи, ввиду особенного положения острова, особую роль занимает рыболовство. Эта отрасль – ключевая в жизни сахалинцев, о чём Лаббэ сообщает следующее: «Рыбная ловля является главным источником жизни большей части туземцев острова. Рыба служит пищей жителей и даже пищей их упряжных собак». Как выяснилось далее, это не единственный вид промысла у местных народов: «Тунгусы вместе с ороками единственные туземцы острова, целиком посвятившие себя разведению северных оленей. Олень даёт им большую часть их пищи, одежду и порядочное количество домашних предметов. Они говорят, что прежде между ними были начальники, имевшие по несколько тысяч оленей».
Автор описывает и другие автохтонные народности Сахалина. Про нивхов, называемых в книге гиляками, он пишет, что богатство их исчисляется количеством собак в хозяйстве. Он сравнивает нивхов с айнами, указывая то, что народы имеют множество «общих обычаев, произошедших от одних и тех же потребностей и условий жизни». Как наблюдатель, Лаббэ в подробностях описал нравы и обычаи сахалинских народов, институт брака, бытовые занятия, погребальные церемонии и религиозную сторону жизни, на этом заканчивается его плавное повествование.
«Путешествия по святым местам русским» А.Н. Муравьёва
В Библиотеке хранятся первый и четвёртый том труда «Путешествие по святым местам русским» за авторством русского религиозного мыслителя, путешественника и общественного деятеля Андрея Николаевича Муравьёва.
Первый том его «Путешествия» целиком посвящён монастырям, храмам и святыням древних русских городов: Москвы и её окрестностей, Великого Новгорода и Киева. В повествовании об этом Муравьёв пишет, как ему довелось узреть иконы Богоматери, и сравнивает их следующим образом: «Замечательны символические изображения иконы Премудрости в Киеве и в Новгороде, но едва ли не древнее Новгородская; ибо там никогда не прекращалось богослужение в храме, со времени его создания, тогда как Киевский собор оставался многие годы в совершенном запустении, и в это время утрачена была древняя подлинная икона; она заменена новейшею, более в духе богословском, нежели символическом».
В четвёртом томе своего труда автор описывает свои странствия в Новороссии, Малороссии и посещение Соловецкой обители. В своих путешествиях А.Н. Муравьёв имел возможность познакомиться и пообщаться с иноками, настоятелями и старцами, диалоги с которыми он зафиксировал в своих воспоминаниях.
Автор не только описывает и делится впечатлениям о тех местах, которые он посещает, но и бросает ретроспективный взгляд, рассказывая читателю об их историческом прошлом. В особенности это касается описания Крыма и вообще всего Северного Причерноморья. Муравьёву довелось посетить места боевой славы русского оружия, которое совсем недавно выпало испытание противостоять на полях Крыма оружию многочисленных врагов России – французов, англичан, турок. Так он описывает своё посещение Малахова кургана: «В одно время с нами багровая луна поднималась на заветную его [кургана – примеч.] вершину; кровавый цвет её вполне соответствовал местным воспоминаниям. Всё уже так взрыто на этой роковой батарее, что разве только опытный глаз воина может распознать на ней где что было. При слабом освещении луны мы не дошли до того обрыва, откуда ворвался неприятель, и не могли видеть ни траншей, ни Камчатского редута, от которого зависела участь Малахова. Не был взят приступом заветный курган сей, недоступный врагу! Напрасно хвалятся французы, отбитые на всех пунктах последнего кровопролитного штурма. Они захватили курган нечаянно и были бы выбиты опять горстью храбрых, одушевлённых геройством Хрулёва, если бы только было дозволено».
О состоянии этнографии в России в начале XX века
В 1909 году, держа вступительное слово при открытии подсекции этнографии на XII съезде естествоиспытателей и врачей, прославленный русский филолог, востоковед и этнограф Всеволод Фёдорович Миллер поведал своим слушателям об успехах Отдела Этнографии при Императорском Обществе Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии: «На заседаниях Отдела было сделано более 200 сообщений и до 50 в заседаниях сравнительно недавно учреждённой при Отделе музыкальной комиссии, имеющей специальной целью изучение народной музыки. В работах членов Отдела преобладает изучение русской народности, но не мало статей в нашем органе было отведено инородцам (до 40 инородцев). За десять последних лет вышло 40 книг нашего журнала, вступающего в 22 год своего существования, и было предпринято до 70 этнографических поездок. Помимо нашего Отдела этнографические материалы по народностям востока появляются в Москве в трудах восточной комиссии Московского Археологического Общества и специально по этнографии армян – в Эминском Этнографическом Сборнике, издающемся при Лазаревском Институте восточных языков. Значительны успех наблюдается за последние годы в организации новых этнографических музеев и пополнении коллекциями существовавших раньше. На первом месте в музейном деле стоит Петербург. С 1902 г. в нём организуется Этнографический Отдел при Музее Александра III-го, снаряжающий ежегодно поездки по России с целью приобретения этнографических коллекций, обладающий уже теперь ценнейшими собраниями и обещающий по открытии своим быть наилучше обставленным этнографическим музеем в России».
Всеволод Фёдорович высоко отзывается об отечественных этнографах, отмечая не только их качества как профессионалов, но и личные качества: «Спросим теперь себя, откуда берутся эти многочисленные работники в области этнографии, эти лица, присылающие учёным обществам свои наблюдения, записи, коллекции, обогащающие наши музеи. Эти скромные труженики, рассеянные по всему лицу русской земли, эти добровольцы науки, совершающие добровольные, нередко недобровольные, поездки в самых отдалённых захолустьях России, принадлежат просвещённому классу народа, т.е. интеллигенции. Интерес к этнографическим наблюдениям поддерживается и питается в этом классе работников не одним научным влечением, а главным образом глубоким сочувствием к жизни <…> слоёв народа, сохраняющих в своём быту много переживаний старины, и высоко гуманным отношением нашего общества к инородческому населению России. Этой духовной работой нашей интеллигенции мы имеем полное право гордиться. Едва ли в какой-либо другой культурной стране мы найдём такие кадры тружеников, работающих безвозмездно, ради идеи и поставленных притом в тяжёлые материальные, иногда нравственные условия. Едва ли в другой европейской стране этнография так мало обременяет государственный бюджет, как в нашем отечестве».
Эти слова как нельзя точно описывают важность работы русских исследователей, их самоотдачу на пути получения новых знаний о культуре народов родной страны и на пути сохранения их традиций как нашего общего наследия.