Британская культура в России в XVIII веке: восприятие, заимствования и отторжение

Т.Л. Лабутина

Британская культура в России в XVIII веке: 
восприятие, заимствования и отторжение

Как известно, история взаимоотношений Англии и России насчитывает более четырех столетий, однако, наиболее прочные основы для культурного диалога двух стран были заложены в Век Просвещения, а если точнее, в период правления Петра I и Екатерины II. Интерес исследователей к данному периоду истории российско-британских отношений не ослабевает и по сей день. Свидетельство тому — выход в свет трудов российских и британских ученых (А.Б. Соколова, Н.И. Павленко, Э. Кросса, И.Л. Анисовой, Е.Ф. Петиновой и др.)[1], публикации в Великобритании и России сборников новых документов[2], а также проведение международных научных конференций «Петр Великий и Запад: Новые перспективы» (Лондон, 1998 г.), «Россия — Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений» (Москва, 2003 г.). Обращение к данным источникам и исследованиям, заставляет по-новому взглянуть на уже известные проблемы (к примеру, являлись ли британские заимствования благом для России?), а также привлечь внимание к иным сюжетам темы. Нас интересовало, каким образом российское общество относилось к привнесенным с Запада, и в первую очередь, из Англии элементам европейской культуры, и действительно ли британское влияние было настолько сильным, что привело к зарождению англомании и англофильства в России.

Близкое знакомство России с британской культурой началось после визита «царя Московии» в Англию в 1698 г. Сама мысль о поездке на Запад, по признанию В.О. Ключевского, рождалась из всей обстановки и направления деятельности Петра I, который с юных лет был окружен «пришельцами с Запада, учился их мастерствам, говорил их языком»[3].  Тем не менее, за границу русский царь отправился не как «любознательный и досужий путешественник», но как рабочий, желавший лучше узнать недостающие для его деятельности навыки и умения. Петр искал на Западе, подчеркивал В.О. Ключевский, техники, а не цивилизации.

В Англии царю был оказан самый радушный прием. Король Вильгельм Оранский подарил ему свою лучшую яхту «Транспорт-ройял», доставленную адмиралом лордом П. Кармартеном, который в награду получил от Петра монопольное право на ввоз и торговлю табаком в России. Впрочем, это был далеко не бескорыстный жест со стороны царя. Английские купцы заплатили за табачную монополию в России от 15 до 20 тыс. фунтов стерлингов[4]. Около четырех месяцев пробыл Петр в Англии. Газеты «Постмен», «Постбой» и «Пост мастер» подробно описывали визит русского царя: все связанное с «государем Московии» сделалось «предметом всеобщих пересудов». Основное время царь проводил на корабельных верфях, изучал теорию кораблестроения. В Дептфорде, неподалеку от Лондона, он освоил курс кораблестроения под началом инспектора королевского флота сэра А. Дина. По приглашению короля Петр посетил главную базу английского флота - Портсмут, где были устроены учения военных кораблей. Царь побывал также в Чатаме, на артиллерийских заводах Вулича, где в лабораториях наблюдал приготовление артиллерийских снарядов и «отведывал метания бомб»; посещал кузницы и мастерские оружейников и, как свидетельствовал английский инженер Дж. Перри, «кажется, не было такого искусства или ремесла, с которым бы он не ознакомился в больших или меньших подробностях»[5].  Большой интерес Петр проявил к монетной реформе, которая была проведена в Англии в 1695 г. при активном участии известных ученых Дж. Локка и И. Ньютона. Последний был назначен смотрителем, а с 1699 г. — директором Монетного двора. Петр несколько раз посещал Монетный двор и, предположительно, беседовал с известным физиком. Кроме того, царь посетил Гринвичскую астрономическую обсерваторию, где встречался с ее директором — известным астрономом, математиком и физиком Галлеем. Примечательно, что во время их беседы ученый дал Петру ряд советов «по части государственного преобразования России»[6]. Посетил царь также Британскую Академию наук (Королевское общество), где познакомился с выдающимся математиком из Абердина Г. Фаркерсоном, а также его коллегами С. Гвином и Р. Грайсом. Царь пригласил ученых на работу в Россию, где они вскоре возглавили Навигацкую школу.

Заметим, что во время визита Петра английский король предложил царю вступить в Орден Подвязки, однако тот ответил отказом, ссылаясь на то, что собирается создать подобный орден у себя на родине. Впрочем, судя по новейшим исследованиям, Петр был принят в масонскую ложу тамплиеров еще будучи в Голландии[7]. Он также дал обязательство учредить в России Орден св. Андрея Первозванного, что и исполнил в 1698 г. Примечательно, что внешний вид данного ордена, по замечанию Р. Уортмана, имитировал английский орден Подвязки. В 1720 г. Петр стал гроссмейстером духовно-рыцарского Ордена иоаннитов. По утверждению Е.Ф. Петиновой, русские масоны считали, что Петр был первым русским масоном, принявшим посвящение от самого Кристофера Рена (знаменитого английского архитектора XVII века, автора проекта Собора св. Павла — Т.Л.), основателя новоанглийского масонства. По возвращении из Англии Петр создал масонскую ложу, где первым лицом в ней – «мастером стула» стал Лефорт, сам царь занял место второго «надзирателя». Впрочем, на взгляд ученого, все вышесказанное относилось «к области преданий» и документами не подтверждалось. Петинова считает, что время проникновения масонства в Россию датируется 1731 годом, когда гроссмейстер Великой Лондонской Ложи лорд Ловель назначил капитана Джона Филипса великим магистром «для всей России»[8].

Впрочем, не только король предпринимал попытки завлечь «царя Московии» в свое «тайное братство». Не оставили без внимания визит русского царя и представители высшего духовенства англиканской церкви, долгое время помышлявшие о достижении унии с православной церковью[9]. Несколько епископов нанесли визит Петру 15 февраля, спустя неделю, царь сам посетил архиепископа Кентерберийского Тенисона. Священнослужители пытались оказать влияние на русского царя не только в вопросе религиозного переустройства России. К примеру, известный богослов Ф. Ли составил проект необходимых, на его взгляд, для России реформ и, как утверждал А.И. Андреев, записка Ли сыграла важную роль в начальных преобразованиях Петра. К примеру, идея коллегиального устройства правительственных учреждений, на которой настаивал богослов (основание семи коллегий для поощрения развития науки, художеств, улучшения законов и нравов), возникла у царя именно под влиянием англичанина. Другие мероприятия, которые он предлагал (к примеру, христианизация народов Сибири, устройство специальной школы в Астрахани для изучения языков калмыцкого, татарского и других языков), были также осуществлены Петром вскоре по возвращении из-за границы[10].

Находясь в Англии, Петр проявлял живой интерес к ее государственному устройству. «Неоднократно царь в беседах расспрашивал о том, как ведутся дела в парламенте, королевском Тайном совете и других государственных учреждениях Англии, в чем состоят права и обязанности мировых судей, интересовался регламентами административных, финансовых, адмиралтейских, почтовых учреждений, расспрашивал о правах короля в мирное и военное время и т.п.»[11]. Довелось царю посетить и парламент, где через слуховое окно он наблюдал за тем, как проходило заседание Палаты лордов. Как отмечал А.Б. Соколов, этот визит царя в парламент явно не относился к числу самых сильных его впечатлений, поскольку «слишком далеки английские порядки, право и государственное устройство от государственных норм России, от того, что Петр мог считать для себя образцом»[12].

Возвращаясь на родину, Петр вез с собой более 800 иностранных специалистов (офицеров, матросов, инженеров, врачей), среди которых британцев, по разным источникам, насчитывалось от 50 до 500 человек[13]. Царь вознамерился преобразовать Россию, желая использовать методы, опыт, уроки передовых стран для того, чтобы быстрее наверстать отставание своего государства.  Заимствования из британского опыта оказались наиболее ощутимыми. Английский «след» отчетливо заметен в создании и строительстве регулярной армии, морского флота, промышленных мануфактур, делопроизводстве, церковной и образовательной реформах.

Образцом для подражания в реформировании армии послужила немецкая модель. Между тем, свой вклад в «усовершенствование русского войска» внесли и англичане, создавая в качестве мастеров артиллерийские орудия и снаряды. В допетровские времена в России отсутствовала «правильная артиллерия», свидетельствовал Дж. Перри. По возвращении с Запада царь ее завел, его подданные изучили артиллерийскую науку и сделались «хорошими бомбардирами». Спустя несколько лет, в 1705 г. английский посланник Ч. Уитворт выскажется о состоянии русской артиллерии, не скрывая восторга: «Артиллерия в настоящее время замечательно хорошо устроена»[14].

При самом активном участии англичан создавался флот в России. «В течение всего XVIII столетия Англия вносила в развитие русского флота большой и важный вклад, как отпуская британских офицеров и кораблестроителей на службу в Россию, так и принимая русских в обучение на суда британского флота и на верфи – осваивать искусство английских мастеров», — отмечал Кросс.  Английские мастера построили немало русских судов, «не было года, когда хотя бы один британский офицер не командовал российским военным кораблем»[15]. Влияние английской корабельной науки на строительство русского флота признавали и современники Петра.  Перри утверждал: царь решил строить свои корабли «только по английскому образцу», и когда находился в Англии, пригласил к себе на службу нескольких кораблестроителей и мастеров во главе с мистером Дином[16]. Вернувшись в Россию, Петр первым делом заменил на верфях Воронежа голландцев английскими мастерами. Строительство флота, потребность в котором Россия особенно сильно стала ощущать, вступив в войну со Швецией, велось интенсивно. Результаты не заставили себя долго ждать. В начале 1705 г. Уитворт сообщал в послании к госсекретарю Р. Харли о строительстве царского флота из 40 или 50 военных судов, на самом большом из которых размещено до 90 пушек. Спустя 14 лет, новый посол в России Дж. Джеффрис уже с тревогой извещал госсекретаря о том, что стараниями его соотечественников русский флот пополнился более чем 30 кораблями. Посланник выказывал опасения в том, что русский царь сможет в несколько лет создать могущественный флот и потому советовал английскому королю Георгу I Ганноверу немедленно отозвать корабельных мастеров из России[17].

Среди первоочередных мероприятий, проведенных Петром, была реформа государственного управления. Наиболее важные изменения претерпела Боярская дума. Сократилась ее численность, а также начал меняться социальный состав: аристократическое учреждение пополнялось представителями неродовитого дворянства и приказных дельцов. Преобразования затронули и приказы, или канцелярии. С 1 марта 1700 г. было велено все    частные акты писать на гербовой бумаге.  Изменился и порядок оформления казенных бумаг. К примеру, теперь не выписывались так пространно, как прежде, все титулы царя. Во всем этом Перри усматривал английское влияние[18].

Британское влияние сказалось и на церковной реформе, проведенной Петром в начале XVIII в., в результате которой царь стал главой православной церкви.   Испанский посланник в России граф де Лириа отмечал, что хотя Петр «в большей степени склонялся к лютеранству, яд которого он вкусил в Голландии», однако неизменно стремился стать главой церкви, «подобно английскому королю»[19]. Н.И. Павленко подчеркивал, что еще в Англии, беседуя с епископом Бернетом, Петр «интересовался не столько вопросами богословия, сколько выяснением отношений между церковной и светской властью»[20]. По возвращении на родину царь осуществил намеченную реформу. После смерти Патриарха Адриана он воспротивился избранию его преемника и ввел новую должность «местоблюстителя патриаршего престола», исполнявшего функции духовного пастыря.

Большое значение для укрепления мощи Российского государства имели экономические реформы, проведенные Петром. По возвращении на родину царь приступил к монетной реформе и уже в 1700 г. новые монеты были пущены в оборот. Наряду с серебряными стали чеканиться мелкие медные монеты разной стоимости и хорошего качества. «Очевидно, — признавал В.И. Буганов, — посещение лондонского Монетного двора, беседы со специалистами пошли впрок и Петру, и его помощникам в этом важном деле»[21]. Руководство монетным делом было поручено «горячему стороннику англичан и английского влияния» Ф.А. Головину. Он же ведал внешними сношениями и снабжением армии, и кораблестроением, поэтому англичане старались не упустить своего шанса, имея в лице Головина «славного покровителя».

Важным источником распространения британской культуры в России становились те молодые люди, которые отправлялись на обучение различным ремеслам в Англию. 22 ноября 1698 г. Петр издал указ об отправке «в разные государства учиться всяким наукам». «Студенты» обучались в Венеции, Флоренции, Тулоне, Марселе, Париже, Амстердаме. Но главным «университетом» для русской молодежи, отправлявшейся на обучение в Европу, оставалась Англия. В сборнике российско-британских документов фигурирует список  имен 42 студентов, которые в 1715-1717 гг. прибыли в Великобританию для обучения по следующим специальностям: строители баркасов и судов, барж, яликов; столярные работы на судне, изготовление мачт; мастера пушечных дел, по гребле и по окраске судов; якорьщики; мастера по металлу, плотницкому делу, бурению, сверлению, пилорамам; специалисты по украшению домов, изготовлению замков, мебели (столов и стульев) и одежды; декораторов спален и других помещений; изготовители математических инструментов и т.д.[22] Всего на протяжении XVIII в. в Великобритании обучилось, по данным Кросса, несколько сотен «студентов» из России[23].

Важное место занимала торговля с Англией, товарооборот с которой при Петре резко возрос. Английские купцы являлись самой многочисленной группой среди заморских торговцев: из 98 торговых судов, прибывших в 1722 г. в Санкт-Петербург, 52 были британскими. Об интенсивных торговых контактах между Россией и Англией в правление Петра свидетельствовал профессиональный купец, публицист, журналист и писатель Д. Дефо. «Мы посылаем теперь 100 судов в год вместо 8–9, как в прошлые годы», — писал он в 1705 г. в журнале «The Consolidator»[24].

Западное, не в последнюю очередь британское влияние сказалось в России и на культуре, образовании, искусстве, литературе, а также внешнем виде русских людей и их бытовом поведении[25]. Очевидно, что результаты подобных заимствований были положительными.  Однако имелись в них и свои отрицательные стороны, сказавшиеся, прежде всего в насильственном сломе морально-этических и религиозных норм поведения, обычаев и традиций, существовавших в ту пору в России. Стремление царя насильно навязать своим подданным элементы западной (в том числе британской) бытовой культуры (брадобрейство, европейский костюм, табакокурение), изменение летоисчисления и др. вызывали в народе стойкое неприятие проводимых Петром реформ.

Именно петровские реформы пробудили в русском народе негативные чувства ко всему иностранному: в обществе усилилось проявление ксенофобии[26]. Неприятие реформ прослеживалось среди различных социальных слоев. Противниками реформаторской деятельности царя были не только крестьяне и ремесленники, говорившие о Петре как о «царе-антихристе», но и церковники, ущемленные во властных полномочиях дворяне и даже ближайшее окружение царя — князья А. Меншиков, Д. Голицын, Я. Долгорукий, Б. Шереметев, С. Яворский, адмирал Апраксин и другие. Князь Д. Голицын возмущался: «К чему нам нововведения, разве мы не можем жить так, как живали наши отцы, без того, чтобы иностранцы являлись к нам и предписывали нам новые законы?»[27]. В подобном высказывании видного сановника особый акцент делался на чужеродном происхождении петровских нововведений. Между тем, ксенофобия была распространена в российском обществе еще до того, как царь принялся за свои реформы. Народ относился к иностранцам – иноверцам с подозрением и даже враждебностью во многом из-за разгульных нравов, царивших в Немецкой слободе. Одной из причин восстания стрельцов, как отмечал академик А.М. Панченко, было желание не только перебить бояр, но и «вырубить Кукуй», поскольку вину за наплыв и непомерное влияние иноземцев возлагали именно на Немецкую слободу, которую москвичи называли «Пьяной слободой»[28].  Дж. Перри свидетельствовал: многие бояре и дворяне роптали на то, что царь «вполне прилепился к иностранцам», ежедневно ходил в их дома и свободно допускал беседовать с собой.[29] Непрекращающийся наплыв иностранцев, которые занимали ответственные должности в армии (Н.И. Павленко упоминал о 29 командирах полков, являвшихся иностранными подданными), на флоте (Э. Кросс отмечал, что не было года, когда бы британские офицеры не командовали российскими военными кораблями), в образовании (едва ли не все русские офицеры флота прошли обучение в Навигацкой школе профессора Абердинского университета Г. Фаркерсона) и государственном управлении – все это вызывало закономерное раздражение национальных чувств русского народа, а сама поездка царя к «нехристям» послужила толчком для создания легенд о подмене государя «немчином», возведенной на царя «порче», а также сказании о «царе-антихристе».

Заметим, что такое явление, как ксенофобия отнюдь не являлось национальным явлением. Британский ученый М. Маллет утверждал: в Англии ксенофобия зародилась еще раньше, чем в России, в XIV-XV вв.[30] В общественном мнении Великобритании начала XVIII в. формировалось представление о России как от «отсталой» и «неевропейской» стране. Британский ученый М. Андерсон ссылался на писателя-сатирика Дж. Свифта, который характеризовал русских как «нацию варваров и дикарей», считая, что они представляют для всего цивилизованного мира еще большую угрозу, чем в свое время готы и вандалы[31]. Автор знаменитой «Басни о пчелах» английский просветитель Б. Мандевиль утверждал: подданные «царя Московии» «от природы глупы и не так давно большинство их являлись чуть ли не дикими животными»[32]. Следует признать, что подобные суждения о России и русском народе складывались отчасти из-за недостатка информации о стране, но чаще всего сознательно инициировались правительством Великобритании. Поначалу и сам Петр, и его реформаторская деятельность встречали одобрение со стороны правящих кругов Англии. Госсекретарь Р. Харли писал посланнику в России Ч. Уитворту: «Я надеюсь вскоре услышать от Вас насколько европейские обычаи проникают в Россию и насколько Его Величество успевает привить своей армии, своему народу, своему законодательству, правительству, торговле своей страны все, что он и его сановники видели при своем путешествии за границей»[33]. Английские журналисты восторженно отзывались о реформаторской деятельности Петра. К примеру, Р. Стиль называл царя одним из «великих правителей мира»[34]. Однако вскоре произошли события, которые изменили восторженное отношение и к «царю Московии», и к России в целом.  Победа над шведами под Полтавой, приобретение Россией прибалтийских земель, создание мощного флота — все это свидетельствовало о появлении в Европе нового сильного государства, с которым уже нельзя было не считаться. Новая Россия представляла серьезную конкуренцию Великобритании и потому отношения двух стран в последние годы правления Петра, а затем и его супруги императрицы Екатерины I напоминали собой, по меткому определению британского ученого Д. Хорна, «холодную войну»[35]. Следствием «холодной войны» явилось зарождение русофобии в Англии. Ее истоки историки С.М. Соловьев, В.Г. Трухановский, Н.А. Ерофеев усматривал именно в первой четверти XVIII века.

В какой мере британское влияние сказалось на культурной жизни России в правление императрицы Екатерины II? Заметим, что еще до ее вступления на престол отношения между Англией и Россией заметно улучшились, во многом благодаря заключению в 1734 г. торгового и в 1741 г. оборонительного договоров. Однако каких-либо свидетельств влияния британской культуры в России в этот период замечено не было: в стране царила бироновщина.  В правление же Елизаветы Петровны распространение французского языка в высшем свете повлекло за собой зарождение интереса к французской литературе, завязались отношения российского двора с «патриархом» просветителей Франции – Вольтером. Его приняли почетным членом в Российскую Академию наук и попросили написать историю правления Петра Великого. Позиции англичан в правление Елизаветы Петровны оставались сильными лишь в экономике, прежде всего в торговле. Французское влияние (в литературе, образовании, драматургии, моде) оставалось доминирующим в России и при Екатерине II. Между тем, ряд ученых (Э. Симмонс, Д. Хорн, Э. Кросс, А.Б. Соколов, Е.В. Потемкина) утверждали, что годы царствования императрицы ознаменованы распространением в российском высшем обществе таких явлений, как англомания и англофильство. Даже саму Екатерину II они причисляли к убежденным англофилам[36]. Иной концепции, которая нам представляется более убедительной, придерживались В.О. Ключевский и Н.А. Ерофеев. Они считали, что русское общество во второй половине XVIII в. особенно сильно испытало влияние французской культуры, и что в среде дворянства зародилась галломания[37]. Ярой приверженкой французской культуры, на взгляд этих ученых, была и сама императрица.

Между тем, хотя англичане при Екатерине, по замечанию французского министра Вержени, «теряли в Петербурге прежнее влияние»[38], однако их позиции при дворе, да и в российском обществе в целом, оставались еще достаточно прочными. Доверительная переписка молодой Екатерины с английским посланником Ч. Уильямсом и те многотысячные займы, которые она через него получала от короля Великобритании, требовали ответной благодарности. Вступив на престол, Екатерина в одном из писем заметила: «Я так привыкла к дружбе англичан, что смотрю на каждого из них, как на лицо, желающее мне добра, и действую, насколько это от меня зависит, соображаясь с этим»[39]. Объявив себя «другом Англии по влечению и по интересам», Екатерина в первые десятилетия своего правления сделала немало для сближения двух стран. В 1766 г. был принят новый торговый договор между Россией и Великобританией, продлевавший действие соглашения от 1734 г. В результате объем британской торговли в сравнении с началом века удвоился. По свидетельствам Сегюра, английские негоцианты образовали в Петербурге «грозную колонию», целый квартал в столице стал именоваться Английской линией[40]. Примечательно, что британские купцы не ограничивались торговой деятельностью. Нередко они вкладывали свои капиталы в промышленное производство России. К примеру, купец Мартин Боттлер основал первую в нашей стране фабрику, изготовлявшую гобелены. Другой бизнесмен Фрэнсис Гарднер приобрел недалеко от Москвы, в деревне Вербилки участок земли для строительства фабрики по изготовлению дешевой глиняной посуды.

Екатерина приглашала на службу в Россию английских морских офицеров и опытных моряков, а также различных мастеровых людей. К примеру, британские специалисты были задействованы в строительных работах в Царском Селе летом 1785 г. Она проявляла живой интерес к английскому искусству: агенты императрицы скупили знаменитую керамику Уэджвуда для Зимнего дворца и приобрели богатую коллекцию произведений искусств из собрания британского премьер-министра Р. Уолпола.

Императрица поощряла обучение российской молодежи в университетах Великобритании. Сама Дашкова проявляла к «Студенты» изучали земледелие, шерстяные мануфактуры, торговлю, инженерное дело (в первую очередь, строительство каналов), математику, медицину, архитектуру, живопись, ландшафтное садоводство и многое другое, что могло им пригодиться на родине. Порой и почтенные профессора, как например, В. Прокопович и М. Ливанов отправлялись на Британские острова, чтобы обучиться там различным наукам. Получили образование в Англии профессор Московского университета Десницкий (одним из первых в России он стал отстаивать права женщин), а также будущий наставник императора Александра I граф Н. Мордвинов. Находясь в Англии, Мордвинов проявил большой интерес к британским политическим институтам, а также философии, научным и экономическим теориям. Он восхищался трудами Бэкона, Ньютона, Смита, Бентама. В Эдинбургском университете обучался сын первого президента Российской Академии наук Е.Р. Дашковой. Она посетила Великобританию в 1769-1771 гг., и о своих впечатлениях впоследствии рассказала в «Путевых заметках». «Англия мне более других государств понравилась, — писала Дашкова. — Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады, все заимствует от устройства первого и превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях»[41]. В 1776-1780 г. Дашкова навещала своего сына-студента в Эдинбурге, где ей довелось повстречаться с видными представителями шотландского Просвещения У. Робертсоном и А. Смитом. По возвращении на родину Дашкова издала свои переводы нескольких английских изданий, в том числе ряд номеров известного просветительского журнала «The Spectator». Помимо Дашковой, поклонниками Англии в окружении Екатерины были и другие представители родовитых и могущественных семейств России: Г. Потемкин, Воронцовы, Чернышевы, Куракины, Орловы. Все они, по признанию Э. Кросса, «глядели на Англию с почтением и восторгом»[42].

В отличие от петровской эпохи при Екатерине заметное влияние на русскую культуру оказала английская литература. Надо отметить, что серьезным препятствием для знакомства с английской культурой являлось в ту пору слабое распространение в России английского языка. Первая школа, в которой преподавание велось на английском языке, была открыта Дж. Элмором в Петербурге лишь в конце 1793 г.  В образованных кругах России еще долгое время господствовал французский язык. Да, и сама императрица не владела английским, посему в ее библиотеках имелись книги лишь на немецком, французском и русском языках.  В этой связи большой интерес, как самой Екатерины, так и образованной части общества, вызывали переводы английских изданий с французского и немецкого языков. К примеру, внимание императрицы привлекли: просветительский журнал С. Джонса «Скиталец» и дидактическое сочинение Р. Додсли «Наставник». Рекомендации последнего она намеревалась использовать в целях нравственного воспитания своих внуков — цесаревичей Александра и Константина. Екатерина собиралась также издать перевод всех номеров журнала «The Spectator». Отдельные его номера увидели свет в России еще в петровскую эпоху и затем неоднократно переиздавались на протяжение XVIII в.  Этот журнал сыграл важную роль в становлении русской журналистики сатирико-нравоучительного толка. В 1769 г. в России начал выходить еженедельник «Всякая всячина», работу над которым возглавила сама императрица. По мнению специалистов, издатели «Всякой всячины» во многом ориентировались и подражали авторам английского журнала – просветителям Р. Стилю и Дж. Аддисону<[43].  Наиболее заметный вклад в дело популяризации просветительской литературы Великобритании внес известный писатель, просветитель, журналист и переводчик Н. Новиков, испытавший на своем творчестве влияние просветительских идей британских предшественников. Во всяком случае, влияние английских изданий хорошо прослеживается в его сатирических журналах «Трутень», «Пустомеля» «Живописец», «Кошелек» и др. Образованные граждане России в XVIII в. смогли познакомиться также с переводами трудов видных британских ученых — философа И. Бентама, экономиста А. Смита, математика и физика И. Ньютона, юриста У. Блекстона, медика У. Бьюкена и многих других.  Важную роль в деле распространения английской литературы в России сыграли переводчики, обучавшиеся в свое время в Великобритании: С. Плещеев, М. Плещеев, И. Черкасов, Л. Собакин, И. Татищев и другие.

Следует добавить, что знакомство с достижениями британской культуры в России осуществлялось не только посредством литературы. Важное место придавалось также научным контактам.  Одним из них был визит британского ученого, доктора медицины, автора широко известного в Европе трактата «Современный метод прививки оспы» Т. Димсдейла. Он был приглашен в 1768 г. Екатериной для прививки оспы ей самой, а также ее домочадцам и придворным. Работой медика императрица осталась вполне довольной, отблагодарив его присвоением титула барона. Новоиспеченный барон Димсдейл посетил двор Екатерины вторично в 1781 г. На этот раз барона в поездке по России сопровождала его супруга Элизабет. Своими впечатлениями об увиденном баронесса поделилась в дневнике, который содержал интересную информацию (об обычаях, порядках и климате России, архитектурных и исторических достопримечательностях Петербурга), а также описание внешности, поведения, распорядка дня императрицы и ее приближенных. Элизабет была представлена Екатерине, общалась с придворными. Она посещала церковные службы, бывала в присутственных местах, в лавках, на базарах. Во время пребывания в Петербурге баронесса посетила Зимний дворец, Кунсткамеру, Смольный Институт и Кадетский корпус. Анализируя материалы дневника баронессы Димсдейл[44], убеждаемся, что научные и культурные контакты между отдельными гражданами Великобритании и России во многом способствовали расширению этнических представлений одного народа о другом, служили в определенной мере укреплению российско-британских отношений. Россия получала также возможность следить за новейшими достижениями в научной жизни Великобритании.

Усилия российских монархов XVIII в., направленные на «европеизацию» русского народа, постепенно начинали приносить свои плоды. «С полвека уже все привыкли подражать иностранцам — одеваться, жить, меблироваться, есть, встречаться и кланяться, вести себя на бале и на обеде, как французы, англичане и немцы, — свидетельствовал французский посланник. — Все, что касается до обращения и приличий, было перенято превосходно. Женщины ушли далее мужчин на пути совершенствования. В обществе можно было встретить много нарядных дам, девиц, замечательных красотою, говоривших на четырех и пяти языках, умевших играть на разных инструментах и знакомых с творчеством известнейших романистов Франции, Италии, Англии… Обычаи, введенные Екатериной, придали такую приятность жизни петербургского общества, что изменения, произведенные временем, могли только вести к лучшему»[45].

Естественно, что обращение к западноевропейским образцам предусматривало исключительно позитивные их характеристики, что не могло не привести к искажению объективной картины представления о Западе и его культуре в целом.  Как справедливо утверждала Л. Черная: «Мифологизированный Запад стал образцом для подражания, школой цивилизованного бытия, собранием идеальных человеческих типов. Это был, конечно же, искаженный, но цельный и привлекательный образ, повлиявший на формирование не одного поколения российских дворян»[46].

Глубоко укоренившееся при Екатерине западное влияние во многих сферах культурной жизни российского общества способствовало также исчезновению столь распространенного в петровские времена явления, как ксенофобия. Теперь иностранцы, свидетельствовал Сегюр, «принимаются в России с самым внимательным гостеприимством»[47]. Более того, преклонение перед западной (в том числе британской) культурой и подобострастное отношение к иностранцам стало заметным явлением в среде политической российской элиты. Дело порой доходило до того, что великосветское общество начинало презирать все русское. Дипломат екатерининской эпохи граф А. Воронцов отмечал: «Россия — единственная страна, где пренебрегают изучением своего родного языка и всего, что касается страны, в которой люди родились на свет… Те жители Петербурга и Москвы, которые считают себя людьми просвещенными, заботятся о том, чтобы их дети знали французский язык, окружают их иностранцами, дают им дорого стоящих учителей танцев и музыки, но не учат их родному языку, так что это прекрасное и доброго стоящее воспитание ведет к совершенному незнанию родины, к равнодушию и даже презрению к стране, с которой неразрывно связано наше существование, и к привязанности ко всему, что касается нравов чужих стран»[48].

Преклонение перед западной культурой и подобострастное отношение к иностранцам к концу XVIII в. становится заметным явлением в среде политической элиты. Однако пропитавшись западной культурой и провозгласив себя европейским государством, Россия, в глазах европейцев, таковым отнюдь не стала. Запад, в том числе и Великобритания, по-прежнему продолжали видеть в ней «варварскую страну». М. Андерсон отмечал, что хотя англичане относились к екатерининской России с уважением, восхищением, а порой и с опаской, чего не бывало при Петре I, однако они по-прежнему были далеки от мысли рассматривать русский народ как цивилизованный, и никакие, даже самые блестящие достижения царицы не могли переменить их мнения в том, что Россия являлась действительно европейской державой[49]. Естественно, что подобное отношение западных держав (не в последнюю очередь и Великобритании) к России не могло нравиться Екатерине. После того, как Россия отказалась выступить в качестве «естественного союзника» Великобритании в ее войне с североамериканскими колониями, в отношениях двух держав наступила полоса охлаждения, сопровождавшаяся новым приступом русофобии в Великобритании и неприкрытым недовольством англичанами со стороны российской императрицы и ее двора.

Подводя итоги, можно заключить следующее. Западное влияние в культурной жизни России в XVIII в. в целом заметно прогрессировало. В правление Екатерины в среде правящей элиты особенно ощутимую роль играла французская культура. Ее воздействию во многом оказалась подвержена и сама императрица. В этой связи утверждения ряда историков об англомании (даже «широко распространенной англомании») и англофильстве, якобы господствовавших в России при Екатерине II, нам представляется мало убедительными. Ведь в ту пору в нашей стране даже среди дворянства было еще слишком незначительно число таких представителей, которые бы владели английским языком и настолько были  знакомы с историей, культурой, государственным устройством  Англии, чтобы по достоинству их оценить и начать подражать им. Таким образом, ни особого преклонения перед всем английским, ни стремления какой-либо части общества поддерживать во всем английские интересы, и уж тем более никакого перенесения элементов английского стиля жизни на русскую почву (трактовка Е.В. Потемкиной) в правление Екатерины II в России нам обнаружить не удалось. Более оправданной, на наш взгляд, является концепция Ерофеева, связывавшего зарождение англомании в российском обществе с Отечественной войной 1812 года.

Вместе с тем, мы не склонны сбрасывать со счетов факта улучшения отношений между Великобританией и Россией в первые десятилетия правления Екатерины и как следствие этого процесса - распространения британской культуры в России, преимущественно через просветительскую литературу, образовательные программы и деловые контакты.  Как бы то ни было, но знакомство российского общества с западной культурой, с одной стороны, обогащало его достижениями передовой науки, техники, знаниями прогрессивной общественно-политической мысли, а с другой — способствовало расколу самого общества. Западное влияние распространялось    по преимуществу на высшие слои общества, основная же его часть по-прежнему оставалась верна своим историческим корням — вере, традициям и укладу жизни. Как справедливо отмечал известный ученый ХIХ в. Н.Я. Данилевский, насильственный переворот русской жизни на иностранный лад, «европейничанье», по его меткой характеристике, начавшийся при Петре I, привел к расколу народа на два слоя: «Низший слой остался русским, высший сделался европейским — европейским до неотличимости»[50]. И подобный раскол общества в последующие столетия не только не был преодолен, но еще более углубился, что и послужило в конечном счете одной из причин, приведших к трагическим событиям 1917 года.

---