«Артиллерия у русских знатная»

Е.Г. Вапилин

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1941-1945 гг.

«АРТИЛЛЕРИЯ У РУССКИХ ЗНАТНАЯ»

Взгляд военнослужащих гитлеровской армии на советскую артиллерию периода Великой Отечественной войны

На страницах некоторых отечественных печатных изданий и интернет-сайтов российскому обществу пытаются навязать упрощенную точку зрения на источники победы СССР в Великой Отечественной войне. Она сводится к тому, что победу мы одержали числом, а не умением, что советская техника, в частности артиллерия, была несовершенной, а методы ее применения устаревшими. Такой взгляд находит немало откликов и за рубежом[1], хотя результаты военно-исторических исследований опровергают эту точку зрения[2].

А вот мнения военнослужащих германской армии, нашедшие свое отражение в дневниках, мемуарах, материалах допросов и книгах, характеризуют успехи в боевом применении нашей артиллерии на эмоционально-чувственном и аналитическом уровнях. Эти признанные противником достижения советского «бога войны» очень сложно совместить с тезисом о том, будто «мы победили, завалив противника трупами своих солдат».

Поскольку в военной теории и практике давно утвердилась мысль, что артиллерия одна не воюет, изначально логично обратиться к мнению военнослужащих вермахта о Красной армии в целом. Показательно, что ее боеспособность была оценена выше боеспособности армий других государств, с которыми воевали гитлеровцы. Авторы мемуаров и дневников подчеркивали, что в России они встретили первого серьезного противника и не вели на Западном театре военных действий (ТВД) таких ожесточенных боев, как на востоке. Признавали, что «недооценили противника», то есть Красную армию и ее стратегический тыл. Однако эти откровения не помешали гитлеровским военачальникам заявлять, что немецкие войска «по своим боевым качествам всегда удерживали превосходство над противником» и т.п.[3]

Одним из первых обобщающих свидетельств особой ожесточенности боев на востоке был доклад в ОКХ (объединенное командование сухопутных войск) генерал-инспектора пехоты Отта в конце июня 1941 года. Он резюмировал, что «в Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо»[4]. Взгляд из штабов совпадал с мнением из окопов. «Пятеро русских представляли бо́льшую опасность, чем тридцать американцев», — например, утверждал в мемуарах командир роты тяжелых танков О. Кариус, имевший опыт боев на Восточном и Западном фронтах[5]. Вклад артиллерии в формирование этих оценок бесспорен. Уже по итогам Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. ее назвали в СССР «богом войны», а в 1944 году она стала первым родом войск, в честь которого установили специальный праздник — День артиллерии.

Однако в первые дни войны во фронтовых сводках германского командования — минимум информации о боевой работе советской артиллерии по сравнению с другими родами оружия. 23 июня 1941 года в своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер констатирует, что после продвижения в глубину территории Советского Союза на 20 км отмечено «крайне незначительное количество артиллерии, действовавшей на стороне противника»[6]. Аналогичное мнение 22 июня 1941 года зафиксировал в личном дневнике командующий группой армий «Центр»генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок: «Удивляет то, что нигде не заметно сколько-нибудь значительной работы их артиллерии. Сильный артиллерийский огонь ведется только на северо-западе от Гродно, где наступает VIII армейский корпус»[7].

Генерал-полковник Ф. Гальдер связывал пассивность русской артиллерии с дислокацией основных сил Красной армии гораздо глубже в тылу, чем считалось. Артиллерийские части на деле оказались временно оторванными от своих дивизий из-за нахождения на лагерных сборах, но когда вступили в бой — стояли насмерть. 29 июня Ф. Гальдер писал: «Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т.п. в плен сдаются лишь немногие». Тем не менее через две недели, 6 июля он вновь отметил ограниченное огневое присутствие русской артиллерии на поле боя, что, по его мнению, привело к «невероятно большим потерям русских»[8].

12 июля в ОКВ был заслушан доклад генерал-инспектора артиллерии генерала Бранда. По итогам пребывания на фронте в группе армий «Юг» он доложил, что «активность артиллерии противника незначительна. Большей частью — непосредственная поддержка пехоты, в некоторых случаях огонь ведется взводом. Сосредоточения огня не наблюдается»[9].

В докладе Бранда оценку «неудовлетворительно» получила стрельба русских артиллеристов с воздушным наблюдением и по звукометрическим данным. Мнение генерала о советской артиллерийской разведке начала войны совпадает с ее оценкой в книге генерала Э. Миддельдорфа, являвшегося референтом по обобщению тактического опыта в генеральном штабе сухопутных войск Германии. Этот хорошо информированный военный специалист утверждал, что первоначально даже не было особой необходимости принятия мер по борьбе с разведкой противника[10]. У генерала — впоследствии фельдмаршала Э. Манштейна, командовавшего корпусом в составе группы армий «Север», сформировалась аналогичная точка зрения. Описывая в мемуарах бои под Лугой, он отмечал, что противник не противопоставил ничего равноценного дивизиону артиллерийской инструментальной разведки (АИР) корпуса, что обеспечило его артиллеристам успех в контрбатарейной борьбе: «Благодаря проводившейся им (дивизионом. — Прим. авт.) разведке целей и корректированию огня нам удавалось подавить значительную часть сильной артиллерии противника или, по крайней мере, заставить ее отойти на более удаленные от переднего края позиции»[11].

Наряду с описанием слабых сторон русской артиллерии доклад Бранда от 12 июля 1941 года содержал тревожные для вермахта характеристики ее состояния и боевой работы: «Стрельба по видимым целям ведется успешно», «эффективность снарядов хорошая, моральное действие сильное. Много новейших, не известных нам до сих пор артсистем»[12]. Для Э. Манштейна в это время неприятным сюрпризом явилась встреча с «ураганным огнем вражеской артиллерии»[13].

В мемуарах немецких генералов отмечается усиление сопротивления Красной армии с июня-июля 1941 года. Возрастание активности советской артиллерии в это время явилось неожиданностью для гитлеровских военачальников. Об этом можно судить, в частности, по дневниковым записям командующего группой армий «Центр» Ф. фон Бока. 26 июля 1941 года он писал: «…в моем секторе фронта русские завершили развертывание подошедших из глубокого тыла свежих войск и даже пытаются атаковать… мои позиции. Удивительное достижение для нашего неоднократно битого оппонента! У русских, должно быть, имеются огромные запасы вооружения и стратегических материалов, поскольку даже сейчас полевые части жалуются на эффективную работу русской артиллерии»[14].

Судя по анализируемым историческим источникам, присутствие артиллерии Красной армии на поле боя военнослужащие вермахта стали заметно болезненнее воспринимать начиная со времени Смоленского сражения. Так, в дневнике Ф. Гальдера увеличивается количество записей о русской артиллерии и роли артиллерии вообще, а главное — пометки генерала характеризует качественная новизна ее оценок. 19 июля Гальдер писал: «Крылатые словечки о том, что современная война ведется, мол, не артиллерией, а танками, являются ошибочными и приносят вред»[15]. В подтверждение этих слов корректно рассматривать записи Ф. Гальдера от 3 августа: «Огонь артиллерии противника невыносим, так как наша артиллерия из-за недостатка боеприпасов не оказывает противодействия»[16]. 4 августа Гальдер зафиксировал в дневнике вывод из доклада майора Брандта (оперативный отдел), возвратившегося с правого фланга группы армий «Центр»: «Артиллерия противника действует хорошо»[17]. В эти дни Ф. Гальдера также заинтересовала информация Г. Гудериана о применении артиллерией противника метода огневого вала под Ельней[18]. Для сравнения: месяцем ранее начальник германского генштаба так описывал тактику русских войск в наступлении: трехминутный огневой налет, потом — пауза, после чего — атака пехоты в глубоко эшелонированных боевых порядках без поддержки огнем тяжелого оружия, даже в тех случаях, когда атаки производятся с дальних дистанций[19]. Русская артиллерия под Ельней и в дальнейшем причиняла немецким войскам «большие неприятности», в первую очередь солдатам, находившимся на передовой. Один из них, немецкий артиллерист рядовой Л. Штейдле, писал в мемуарах, изданных после войны: «Советская артиллерия действовала превосходно. Передвижение в дневное время сделалось совершенно невозможным»[20]. Как известно, танковые и моторизованные соединения вермахта понесли под Ельней такие большие потери, что их были вынуждены заменить пехотными.

По донесениям высшему командованию вермахта из войск, советская артиллерия активно действовала и в секторах фронта групп армий «Юг» и «Север». Так, 3 августа генерал Ф. Гальдер отмечал, что на участке 51-го армейского корпуса, в районе западнее Киева, имела место «мощная артиллерийская дуэль». 10 августа он сделал очередную запись, необычно эмоционально окрасив ее восклицательным знаком: «С фронта группы армий «Юг» доносят — отмечено усиление деятельности тяжелой артиллерии противника!»[21]. Позднее, со слов офицера связи 11-й армии, действовавшей под Одессой, Гальдер сделал запись о «хорошем вооружении и артиллерии русской армии».

5 августа 1941 года генерал-инспектор артиллерии Бранд был вынужден констатировать, что «деятельность артиллерии противника усилилась. Управление огнем улучшилось. Наши войска в один голос требуют увеличить эффективность борьбы с артиллерией противника»[22]. С этими требованиями был согласен и солдат К. Нойссер, записавший в своем дневнике 21 августа 1941 года: «От постоянного артиллерийского огня, под которым мы находимся, мы все нажили нервные болезни»[23].

Артиллерия Красной армии понесла к этому времени существенные потери в материальной части и личном составе. По оценке гитлеровских военачальников, она была уничтожена на 50 проц. Исходя из фронтовых сводок, Ф. Гальдер уже в начале июля сделал вывод, что восполнить ее утраты советскому командованию не удастся. Гитлер 6 декабря заявил о том, что «русская артиллерия достигла нулевого уровня». Однако они заблуждались. Уже на следующий день после выступления Гитлера, когда началось контрнаступление советских войск под Москвой, генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок вновь с удивлением писал в своем дневнике о сохранившемся боевом потенциале советской артиллерии: «Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов»[24]. Тем не менее, по оценке Гитлера на 16 декабря 1941 года, русская артиллерия значительно уступала немецкой[25].

На рубеже 1942-1943 гг. боевой потенциал рода войск заметно возрос. Пути его использования определило директивное письмо Ставки ВГК Красной армии от 10 января 1942 года, охарактеризовавшее наступление без поддержки артиллерии как преступление против Родины и против войск, вынужденных в результате нести бессмысленные жертвы[26]. Новые возможности артиллерии и требования Ставки существенно повлияли на разгром немецких войск под Сталинградом и последующие победоносные сражения войны. Артиллерия Красной армии, преодолев последствия неудач начального периода войны, обрела способность успешно решать не только традиционные тактические, но и новые задачи — оперативно-тактического масштаба: с 1941 года — в оборонительных сражениях, а с началом второго этапа Сталинградской битвы 19 ноября 1942 года — в наступлении.

В дневниках и мемуарах военнослужащих вермахта периода Сталинградской битвы немало емких характеристик силы артиллерийского огня Красной армии, возрожденной после больших потерь в предшествовавших боях: «невообразимый ураганный огонь», «шквал артиллерийского огня», «мощный огонь», «оживленный, беспокоящий огонь», «интенсивный, изматывающий залповый артиллерийский огонь из орудий всех калибров». В воспоминаниях полковника германской армии В. Адама содержится запись примечательных размышлений солдата, вышедшего из боев на Сталинградском фронте под Калачом: «В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать… Артиллерия у русских знатная. Отлично работает — что ни выстрел — прямое попадание в наши позиции. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятие — это «катюши»»[27].

Благодаря увеличению поставок орудий и боеприпасов осенью 1942 года в Красной армии были сформированы артиллерийские дивизии резерва Верховного Главнокомандования (РВГК). По оценке генерала Миддельдорфа, они обладали чрезвычайно большой огневой мощью и были способны обеспечить огневое превосходство в намеченном районе. Он отмечал возрастание роли артиллерии РВГК в достижении значительного превосходства над немецкими войсками на важнейших направлениях в последние годы войны[28]. По данным Миддельдорфа, в конце войны артиллерия РВГК была во много раз мощнее всей артиллерии, входившей в состав советских дивизий. Генерал-фельдмаршалу Манштейну она запомнилась по боям вокруг запорожского плацдарма на Днепре в октябре 1943 года, где артиллерийские дивизии РВГК провели артподготовку, по его словам, «равной которой по интенсивности огня мы до сих пор с его (противника. — Прим. авт.) стороны еще не отмечали»[29].

Немецкие специалисты также высоко оценили полевую артиллерию Красной армии[30]. Генерал-фельдмаршал Ф. Шернер даже признал основным преимущество русских «в вооружении исключительно большим количеством «пехотной артиллерии» и в полном обеспечении ее боеприпасами». По его мнению, ее действия существенно подрывали и без того плохое моральное состояние немецкой пехоты[31].

Аналогичны, но в «противотанковом» ракурсе, рассуждения генерала Ф. Меллентина: «…иногда думаешь, что каждый пехотинец имеет противотанковое ружье или противотанковую пушку. Русские очень умело располагают эти средства, и, кажется, нет такого места, где бы их не было»[32]. Учитывая роль танков в германской военной стратегии, подчеркнем признание мемуаристами достижений советской стороны в борьбе с этой главной ударной силой вермахта. Так, описывая подготовку к Курской битве, Э. Манштейн вспоминал, как генерал-полковник Модель, назначенный руководителем операции «Цитадель», докладывая Гитлеру о трудностях предстоявшего сражения, сделал акцент на донесениях о чрезвычайном усилении противотанковой обороны противника[33]. Танкист Кариус по опыту боев 1944 года в Прибалтике утверждал, что советские артиллеристы обычно попадали в немецкие танки и что приходилось сталкиваться со стеной русских противотанковых орудий[34].

В рассуждениях авторов мемуаров о сражениях второй половины войны довольно часто подчеркивается факт большого и даже «огромного количества орудий» у русских. Впечатляющим подтверждением этого вывода являются воспоминания Отто фон Ляша, занимавшего должность коменданта Кенигсберга с января по 9 апреля 1945 года: «Насколько велико оказалось превосходство противника, мы смогли убедиться… по пути в плен, следуя через район сосредоточения русских войск. Вокруг Кенигсберга стояли орудие к орудию с огромными штабелями еще не израсходованных снарядов… О насыщенности войск противника наглядно свидетельствует рассказ одного командира полка: «После пленения нас провели… через русские позиции. Моему удивлению не было предела. Такого сосредоточения артиллерии мне еще не приходилось видеть. Одно орудие рядом с другим, батарея за батареей всевозможных калибров. Масса боеприпасов. Танки стоят бок о бок, один «сталинский орга́н» рядом с другим. Большая часть этого оружия даже не была в деле»»[35].

Рост количества отечественной артиллерии сопровождался неуклонным совершенствованием тактики и методов ее применения, что было отмечено противником. Так, последний командующий обороной Берлина генерал артиллерии Г. Вейдлинг на допросе в мае 1945 года, характеризуя основные черты Берлинской и других операций, проведенных Красной армией в годы войны, выделил концентрацию в первую очередь танковых и артиллерийских масс на участке, где наметился наибольший успех[36]. Аналогичного мнения придерживались авторы мемуаров, отметившие, что массированное применение артиллерии за счет сосредоточения большого количества орудий — не меньше 150 стволов, а иногда до 300 стволов на каждый километр — стало характерной чертой тактики советских войск[37]. Фельдмаршал Э. Манштейн вообще отмечал, что уровень массирования советской артиллерии в последний год войны оказался непревзойденным германской армией: «В целом во второй мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь. И все же каким незначительным кажется это количество по сравнению с тем, которое Советы считали необходимым для осуществления своих прорывов на открытой местности!»[38].

Большое количество артиллерии Красной армии заметно повысило требования к уровню ее управления. По мнению германских военачальников, командующие советской артиллерией оказывали большое влияние на управление боем, особенно на поздних этапах войны. Ф. Шернер назвал командование высших русских артиллерийских соединений прекрасным[39]. Мимо специалистов вермахта не прошло незамеченным возросшее в Красной армии с конца 1942 года внимание к тщательной разработке плана огня, позволявшего среди прочего открывать огонь всей группировкой артиллерии одновременно. Участники Первой мировой войны также отмечали повышенную «точность огня артиллерии во времени» по сравнению с 1914-1918 гг., что было очень важно для взаимодействия с пехотой, которая стала наступать под прикрытием этого огня вслед за разрывами снарядов.

Немецкие военачальники признавали обогащение методов огневого поражения, применявшихся советскими артиллеристами, в частности, появление огневого вала. Характеризуя боевое применение русской артиллерии, они считали характерным для него неоднократный перенос огня в глубину и по фронту, стремление подавить немецкие батареи, вести непрерывный беспокоящий огонь по путям подхода резервов.

Основу тактики артиллерии составляет тесное взаимодействие с пехотой и танками. В мемуарах отмечается, что, как правило, атакам русской пехоты предшествовала артиллерийская подготовка, «но коротким и внезапным огневым налетам русские не придавали большого значения». Артиллерийская подготовка обычно длилась до двух часов. Под Кенигсбергом она продолжалась несколько дней. За это время русские артиллеристы расходовали суточную и более норму боеприпасов.

Как следствие, по оценке Ф. Меллентина, в наступательных операциях русских войск артиллерийская подготовка превратилась в подлинный шквал разрушительного огня. При этом русские применяли прекращение огня на очень узких участках, иногда не больше сотни метров шириной, ведя огонь на всем остальном фронте с прежней интенсивностью. В результате создавалось впечатление, что артподготовка еще повсюду продолжается, тогда как в действительности пехота противника уже вела свою атаку, продвигаясь по этому узкому коридору[40].

Генерал-фельдмаршал Ф. Шернер, раскрывая суть этой тактики, писал об одном-двух участках-«коридорах» шириной до 1 км, которые простреливались на большую глубину, чем это было принято у русских. С наступлением штурмовых групп огонь артиллерии переносился в глубину, а фланги прикрывались всеми видами оружия. По оценке Шернера, огонь артиллерии в основном распространялся на глубину 2-3 км, что он считал оправданным, так как в большей глубине не было необходимости. Такой сосредоточенный огонь быстро разрушал немецкие позиции, не имевшие большой глубины. Как бы тщательно ни были укрыты пулеметы, минометы и особенно противотанковые орудия, отмечал Шернер, — они вскоре уничтожались противником. Вслед за этим плотные массы пехоты и танков врывались на разрушенные немецкие позиции. Русская артиллерия уничтожала также штабы и командные пункты в глубине обороны[41].

Немецкие военачальники также признали эффективным глубоко эшелонированное построение группировки русской артиллерии в обороне, создание «противотанковых узлов» и «противотанковых рубежей», где размещали огневые позиции 76-мм пушек, оборудованные для ведения огня прямой наводкой по танкам. При этом предусматривалась необходимость взаимной огневой поддержки между отдельными орудиями и целыми батареями. Генерал Миддельдорф отмечал, что «такая организация противотанковой обороны проводилась русскими систематически и умело»[42].

Среди характерных особенностей боевого мастерства русского солдата в обороне гитлеровские командиры и военачальники выделяли навыки инженерного оборудования поля боя. Генерал Ф. Меллентин подчеркнул способность советских солдат зарываться в землю с невероятной быстротой и так умело приспосабливаться к местности, что их было почти невозможно обнаружить. Танкист О. Кариус так описал это умение русского солдата: «Противотанковая пушка находилась в засаде, хорошо замаскированная и мастерски установленная с учетом особенностей местности. По этой причине ее было очень трудно распознать и еще труднее попасть из-за ее небольшой высоты. Обычно мы не видели противотанковой пушки до тех пор, пока она не делала первого выстрела. В нас обычно сразу же попадали…»[43]. Не менее тщательно маскировались русские наблюдатели, которых, по мнению мемуаристов, было трудно обнаружить.

Немцы поражались тому, как русские артиллеристы умудрялись оборудовать позиции в самых трудных условиях. По воспоминаниям О. Кариуса, в болотистой местности они устанавливали орудия и минометы на бревенчатых настилах и полностью защищали их балками от осколков[44]. В вермахте признали также эффективным оборудование русскими артиллеристами ложных огневых позиций, что, бывало, вводило в заблуждение воздушную разведку.

Русские артиллеристы научились бороться с артиллерийской разведкой противника. По докладу генерала-инспектора артиллерии Бранда, уже в августе 1941 года для противодействия звукометрической разведке советские артиллеристы использовали принцип сближения батарей и стрельбу веером. Для затруднения действий светометрической разведки немцев артиллерия Красной армии вела залповый огонь из многих орудий, расположенных на большом расстоянии друг от друга (600 м)[45].

Гитлеровские военачальники не оставили без внимания и другие новшества в тактике русской артиллерии. Ф. Шернер отмечал, что «тактическое применение русской легкой артиллерии, начиная с 1943 года, было гораздо подвижнее, чем немецкой. Батареи стреляли только короткое время с одного места, засеченная батарея его меняла самое позднее на следующую ночь»[46].

Действия русской артиллерийской разведки за редким исключением немцы вплоть до конца 1943 года оценивали невысоко. Все изменилось в 1944 году, когда, по воспоминаниям военнослужащих вермахта, русская АИР стала более активной и заставила немецких артиллеристов проводить необходимые мероприятия по обороне и маскировке[47].

Возрастающая роль советской артиллерии в боевых действиях была обеспечена совершенствованием тактико-технических характеристик ее вооружения. До войны гитлеровское командование недооценило материальную часть советской артиллерии, а некоторые ее образцы были ему неизвестны. К ним, прежде всего, принадлежала реактивная система БМ-13 («катюша»), впервые примененная 14 июля 1941 года. Немцы часто называли ее «сталинским орга́ном». На жаргоне солдат вермахта «катюша» получила также жутковатые имена: «орга́н смерти», «адская труба», «стогектарная пушка». Так, в дневнике убитого под Москвой осенью 1941 года немецкого солдата-артиллериста О. Зайбольда есть такая запись: «СС соединения рассказывали, что впереди русские обстреливают из «орга́на смерти», или «адской трубы»»[48].

Гитлеровские военачальники в оценке БМ-13 были менее впечатлительны. Ф. Шернер говорил на допросе после войны об ограниченных возможностях «сталинских орга́нов». По его мнению, «катюши» «производили в значительной мере только моральное воздействие, их эффективное действие было незначительным»[49]. В дневнике лейтенанта Г. Линке, убитого под Смоленском в 1942 году, сохранилась следующая запись о «катюшах» со слов бывалых фронтовиков: «Говорят, что моральное действие разрывающихся ракет сильнее, чем настоящее действие, и несравнимо с нашими химическими минометами»[50]. Оценка генерала Миддельдорфа более аргументирована. Он писал, что эффективность огня реактивных установок по технике и живой силе была различной. Залпы отдельных установок по войскам обычно были малоэффективными, хотя в первое время на некоторых участках фронта они оказывали сильное моральное воздействие. Особенно высокие результаты давало массированное применение реактивных установок на направлении главного удара против войск, ослабленных в предыдущих боях. В дневнике генерала Ф. Гальдера подчеркивалась также высокая мобильность «катюши», наличие у нее хорошего снаряда.

Характеризуя дивизионные орудия — 76-мм пушку и 122-мм гаубицу, Миддельдорф отметил, что эти орудия были особенно пригодны для использования в условиях России. Несколько уступая немецким 105-мм и 150-мм орудиям по калибру и мощности снаряда, они выигрывали более высокой подвижностью и приспособленностью к местным условиям[51].

Особенно много уважительных слов у противника заслужила 76-мм пушка. Уже в начальный период войны, 28 августа 1941 года генерал Гальдер сделал в своем дневнике запись следующего содержания: «Доклад начальника организационной секции ОКХ генерала Буле. Русские 76,2-мм пушки с пятитонными тягачами… Снаряды этих пушек пробивают танковую броню толщиной 60 мм даже при стрельбе на дистанцию свыше 1000 м. Возможно, что они могут быть использованы в войсках в качестве тяжелых противотанковых пушек»[52]. Генерал Миддельдорф увидел основное достоинство русской 76-мм пушки в способности вести огонь прямой наводкой при гарантированно хороших результатах.

Характеризуя 122-мм гаубицу, Миддельдорф отмечал, что она обеспечивала мощное огневое воздействие на немецкие войска благодаря хорошим баллистическим свойствам и снаряду, примерно в полтора раза более мощному, чем у 105-мм немецкой полевой гаубицы. Он также отмечал и большую мощность огня орудий артиллерии РВГК — 152-мм полевой гаубицы, 170-мм пушки и 203-мм мортиры[53].

Высоко гитлеровские военачальники оценили минометное вооружение русской армии — 120-мм и 160-мм минометы. Они были просты в изготовлении и эффективны в боевом применении, имея достаточно большую дальность стрельбы и мощную мину, что обеспечивало возможность выполнения задач непосредственной поддержки войск. Огонь минометов наносил большие потери немецкой пехоте, если он велся и рассредоточенно. Из дневника солдата-артиллериста О. Зайбольда следует, что «минометный огонь русских оказывал большое действие даже тогда, когда мины ложились неточно»[54]. По некоторым оценкам отечественных исследователей, на Восточном фронте Германия понесла наибольшие потери в живой силе именно от минометного огня — до 3 млн человек. Минометчики израсходовали 199 млн мин, или 53 проц. расхода боеприпасов полевой артиллерии Красной армии[55].

Оценивая советское артиллерийское вооружение в целом, Э. Миддельдорф констатировал, что русская артиллерия имела очень хорошую, современную материальную часть: «Как по качеству орудийной стали, так и по своим конструктивным характеристикам она отвечала требованиям того времени»[56].

Судя по воспоминаниям военнослужащих вермахта, помимо физического уничтожения объектов и живой силы противника советская артиллерия наносила немалый ущерб морально-психологическому состоянию войск, а бывало, одерживала важные морально-психологические победы. Одной из них явилась успешная борьба с германскими тяжелыми танками «тигр», впервые примененными 22 сентября 1942 года на Волховском фронте. По этому поводу министр вооружения Германии А. Шпеер впоследствии писал, что в начале лета 1942 года Гитлер лично определил участок, на котором должны были вступить в бой шесть первых танков «тигр», от которых — как всегда при появлении нового типа вооружения — он ожидал сенсации. С богатой фантазией Гитлер рассуждал о бессилии перед броней «тигров» советских 76-миллиметровых пушек, пробивавших, даже с большой дистанции, лобовую часть танков Т-IV. Все напряженно ожидали результатов. Шпеера несколько беспокоила ходовая часть танков, но от нее, как оказалось, мало что зависело. Русские спокойно пропустили танки мимо своих противотанковых позиций с тем, чтобы ударить по менее защищенным бокам первой и последней машины. Скоро вывели из строя оставшиеся четыре танка. Гитлер молча пережил эту полную неудачу. Он никогда о ней не вспоминал[57].

По итогам войны германские мемуаристы отмечали немало слабых сторон артиллерии Красной армии. По мнению гитлеровских военачальников, в течение первых двух лет Восточной кампании артиллерия русских, как правило, не являлась серьезным препятствием на пути наступления немецкой армии. Причины этого они, в частности, видели в недостаточной оснащенности русской артиллерии средствами радиосвязи и в проблемах организации работы органов ее управления.

Генералы вермахта отмечали, что редко наблюдалось и являлось недейственным сосредоточение огня в короткие сроки и с ходу без предварительной подготовки. Однако они признавали, что при стабилизации фронта русским удавалось создавать мощные артиллерийские группировки[58].

Немецкие военные специалисты констатировали, что при создании этих группировок русские не считались со временем, даже если его счет шел на несколько недель. Поэтому советским военачальникам не удавалось обеспечить скрытность формирования крупных группировок артиллерии, несмотря на отличную маскировку. Воздушная разведка и аэрофотосъемка выявляли оборудование огневых позиций, что облегчало немцам контрбатарейную борьбу. Особенно эффективными были удары с воздуха, иногда позволявшие полностью сорвать развертывание группировок артиллерии.

Авторы мемуаров также обращали внимание, что советские артиллеристы, используя метод стрельбы по карте, тактически неоправданно, малоэффективно расходовали боеприпасы, поскольку не имели достаточно точных координат исходных районов расположения германских войск. Продолжительная по времени артподготовка вскрывала планы советского командования. Благодаря умело поставленной немецкой разведке на участках прорыва эффективно осуществлялась засечка русских батарей, которая облегчалась тем, что советские артиллеристы, казалось, не принимали мер маскировки от звукометрической и оптической разведки[59].

Кроме того, генералы вермахта увидели немало изъянов в организации взаимодействия русской артиллерии с пехотой и танками. По их мнению, орудия перемещались вперед слишком медленно и часто оставались на первоначальных огневых позициях, в результате чего наступавшая пехота, продвинувшаяся далеко в глубь обороны, долго не имела артиллерийской поддержки. Без нее нередко осуществлялся и глубокий прорыв танков с десантом пехоты[60].

Критика советской артиллерии не помешала немецким военачальникам признать ее высокие боевые возможности. Так, по мнению Ф. Меллентина, несмотря на известные недостатки, русская артиллерия являлась очень грозным родом войск и целиком заслуживала той высокой оценки, какую ей дал Сталин. Он писал, что во время войны Красная армия применяла больше тяжелых орудий, чем армия любой другой воюющей страны[61]. Генерал-фельдмаршал Ф. Шернер сделал аналогичное заключение. Он утверждал, что «…применение артиллерии в Советской Армии во время войны в корне изменилось и сделало удивительные успехи. Нам же не хватало Главнокомандующего артиллерии, такого, как это было в войну 1914-1918 гг.»[62]. Оценка Э. Миддельдорфа — не менее лестная: «Русская артиллерия в ходе войны из года в год повышала свою активность. Использование ее постепенно становилось более целеустремленным и гибким, чем в первый год войны. Чем больше сокращалась протяженность фронта на Восточном театре военных действий и чем ниже становились боевые качества русской пехоты, тем большее значение приобретала русская артиллерия, особенно при проведении наступлений с форсированием рек, например таких, как Висла или Одер… Вообще же русская артиллерия, несмотря на некоторые недостатки, была родом войск, обладавшим огромной силой огня и высокими боевыми качествами»[63].

Успехи в боевом применении артиллерии, признанные противником, очень сложно совместить с тезисом, будто мы победили, завалив противника горами трупов своих солдат. В трудные дни войны у нас действительно было немало ситуаций, когда вынужденно приходилось расплачиваться большой кровью за успех в бою или операции. Таких критических моментов, вплоть до полного крушения и гибели, было достаточно и у германской армии. Например, Э. Манштейн писал в мемуарах, что после поражения в Курской битве следовало «любой ценой избежать опасности» повторения Сталинграда[64].

 Однако германская армия в своей массе оказалась не способной повторить жертвенный подвиг советских солдат. Гитлеровцы, утратив превосходство в вооружении, ничего не смогли противопоставить советской артиллерии, которая засыпала противника тысячами тонн снарядов и мин, расчищая путь пехоте и танкам. Поэт-фронтовик А. Твардовский, очень тонко улавливавший состояние души простых тружеников войны, справедливо подметил, что для солдата на переднем крае нет лучшей музыки, чем «за чужим огнем услышать артиллерию свою».

Огонь советской артиллерии сберегал тысячи и тысячи жизней бойцов Красной армии, в трагическом и героическом противостоянии на весах войны замещал солдатский пот и кровь, когда и насколько это было возможным в ожесточенных сражениях Великой Отечественной войны. И пришло время, когда за не израсходованные в ходе артподготовки снаряды офицеров, повинных в этом, ожидала служба в штрафных батальонах — как совершивших тяжкое преступление перед Родиной и войсками[65]. 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Kampfkraft der Wehrmacht im Vergleich zur US Army 1939-1945 // http://weltkrieg2.de. 2013. 23 апр. 12.00.

[2] Наиболее фундаментальное из этих исследований: Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. М., 2009.

[3] См. об этом, напр.: Манштейн Э. Утерянные победы. М.: Воениздат, 1957. С. 454.

[4] Гальдер Ф. Военный дневник, 1941-1942. М., 2003. С. 53.

[5] Кариус О. «Танки в грязи». Воспоминания немецкого танкиста. М., 2013. С. 256.

[6] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 19.

[7] Бок Ф. фон. Я стоял у ворот Москвы. Военные дневники 1941-1945. М., 2006. С. 47.

[8] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 53, 94.

[9] Там же. С. 130.

[10] Миддельдорф Э. Русская кампания: тактика и вооружение. СПб., 2000. С. 145.

[11] Манштейн Э. Указ. соч. С. 205.

[12] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 131.

[13] Манштейн Э. Указ. соч. С. 173.

[14] Бок Ф. фон. Указ. соч. С. 101.

[15] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 175.

[16] Там же. С. 265.

[17] Там же. С. 274.

[18] Там же. С. 266.

[19] Там же. С. 94.

[20] Штейдле Л. От Волги до Веймара. М.: Прогресс, 1975. С. 117.

[21] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 271, 300.

[22] Там же. С. 279.

[23] Дневник немецкого солдата // Красная Звезда. 1941. 13 июля.

[24] Бок Ф. фон. Указ. соч. С. 274.

[25] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 601.

[26] Директивное письмо Ставки ВГК №03 военным советам фронтов и армий о действиях ударными группами и организации артиллерийского наступления. 10 января 1942 г. // Русский архив: Великая Отечественная: Ставка ВГК: Документы и материалы: 1942 год. Т. 16 (5-2). М.: ТЕРРА, 1996. С. 34.

[27] Адам В. Трудное решение. М.: Прогресс, 1967. С. 72.

[28] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 167.

[29] Манштейн Э. Указ. соч. С. 487.

[30] Существует ряд трактовок понятия «полевая артиллерия». В данном случае речь, очевидно, идет об артиллерии как неотъемлемой части пехотной или танковой дивизии.

[31] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… 1944-1951. Документы. М.: МФД, 2009. С. 99.

[32] Меллентин Ф.В. Танковые сражения 1939-1945 гг.: Боевое применение танков во второй мировой войне. М.: ИЛ, 1957.

[33] Манштейн Э. Указ. соч. С. 437.

[34] Кариус О. Указ. соч. С. 144.

[35] Ляш О. фон. Так пал Кенигсберг. М., 1991 // http://www. militera.lib.ru.

[36] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 242.

[37] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 169.

[38] Манштейн Э. Указ. соч. С. 242.

[39] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 98.

[40] Меллентин Ф. Указ. соч. С. 247.

[41] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 99.

[42] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 172, 173.

[43] Кариус О. Указ. соч. С. 144.

[44] Там же. С. 141.

[45] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 308.

[46] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 99.

[47] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 167.

[48] «Русский показывает нам пример, как нужно организовывать длительное сопротивление». Дневник немецкого артиллериста. 1941—1942 гг. // Отечественные архивы. 2008. №3. С. 92.

[49] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 99.

[50] «Нам не удалось сломить сопротивления противника». Дневник немецкого офицера Г. Линке, убитого под Москвой. 1941-1942 гг. // Отечественные архивы. 2011. №1. С. 80.

[51] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 162.

[52] Гальдер Ф. Указ. соч. С. 362.

[53] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 164.

[54] «Русский показывает нам пример…». С. 93.

[55] См.: Одинцов В. Пехотная артиллерия: яркое прошлое, неизвестное будущее // Техника и вооружение. 2002. №4. С. 23.

[56] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 161.

[57] Шпеер А. Воспоминания. М.: «Захаров», 2010. С. 317.

[58] См., напр.: Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 169.

[59] Там же. С. 173.

[60] Там же. С. 141, 248.

[61] Меллентин Ф. В. Указ. соч. С. 249.

[62] Генералы и офицеры Вермахта рассказывают… С. 100.

[63] Миддельдорф Э. Указ. соч. С. 173, 174.

[64] Манштейн Э. Указ. соч. С. 458.

[65] Дятлов В.В., Вапилин Е.Г. История ракетных войск и артиллерии в традициях. СПб.: МВАА, 2012. С. 414.

Об авторе:

Вапилин Евгений Геннадьевич — профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Михайловской военной артиллерийской академии, доктор исторических наук (г. Всеволожск, Ленинградская область).

Обложка: Эмблема Военно-исторического журнала

Источник: http://history.milportal.ru