Философия мировых революций: они приходят сами, когда надо

Клим Жуков и Дмитрий Пучков разъясняют несостоятельность и антинаучность тезиса, что «Россия исчерпала лимит на революции». Правда, сначала надо определиться, что такое собственно революция и отчего и зачем она случается – начиная тысячелетия эдак с 7-8 до нашей эры…

Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую. Клим Александрович, здравствуй.

Клим Жуков. Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич. Всем привет!

Д.П. Обо что сегодня?

Клим Жуков. Предлагаю начать, в честь столетия Великой Октябрьской социалистической революции, серию роликов про революцию. Но не в том ключе, в котором были, например, беседы с Егором Яковлевым. Они были очень полезными, но я хочу зайти с другой стороны. С базисной. То есть со стороны того, как это зарождалось и почему. Не в конце XIX века, а начать века так с XV.

Д.П. Неплохо.

Клим Жуков. И подойти к этому вопросу не только с исторической, но, правильнее, с историко-философской стороны. Потому что я помню, мой родной исторический факультет не так давно, в конце XIX века, был историко-философским. И это было правильно.

Д.П. Я смотрю, у тебя планшет. Технологии приходят в «Бада Бинг»?

Клим Жуков. Технологии приходят, но медленно. Потому, что планшет у меня уже месяца три, но я яростно тупил. Не понимая, что можно вместо того, чтобы распечатывать эти дурацкие бумажки, принести планшет. Инерция мышления большая.

Д.П. Посмотрим, как он себя будет вести.

Клим Жуков. И мне интересно, я его в таком ключе ни разу не употреблял. А сегодня я предлагаю вводную беседу по поводу того, что такое революция. Потому, что прежде чем разговаривать о предмете, нужно этот предмет «опредметить».

Д.П. Определиться с понятиями.

Клим Жуков. Да, определиться с понятиями. И именно задать некие философские рамки, о чём же мы вообще будем говорить. То есть к конкретике русской фактуры перейдем позже, со второй беседы. А пока, так как мы любим замахиваться издалека, чтобы как следует вдарить, как раз предлагаю замахнуться на нашу дорогую философию.

Меня вообще что к этому подтолкнуло? А подтолкнуло меня не «что», а «кто» – Геннадий Андреевич Зюганов.

Д.П. И что он?

Клим Жуков. Он же сказал когда-то и даже написал, что: «Россия исчерпала лимит на революции». И вызвал крайнее недоумение у коммунистов, я думаю.

Д.П. У меня такое чувство, что революции, они как в компьютерной игре, прописаны три штуки, а больше быть не может. Да?

Клим Жуков. Да. Кончилась манна, и теперь революции больше никак не сделать.

Д.П. Я вот малограмотный, в моем представлении эти самые революции, – они случаются. Это, замечу, не «майдан» какой-то там, каковой является государственным переворотом. Революция – это, как мне кажется, переход из одного состояния общества в другое.

Клим Жуков. Совершенно справедливо. Революция – она, к сожалению, не зависит вообще от того, что по этому поводу думает Геннадий Андреевич Зюганов. Или, например, Владимир Вольфович Жириновский. Или Николай II. Или даже Ленин. Потому что революцию мы можем только запечатлеть: «О, началось!» Или: «О, закончилось».

Д.П. Констатировать.

Клим Жуков. Да. Это как извержение вулкана. Оно от нас, от каждого отдельного человека, очень мало зависит. То есть, конечно, можно насыпать какую-то стенку бетонную, надолбов поставить так, чтобы лава повернула немного в сторону, но извержение вулкана это не прекратит. Заткнуть такую дырку в земле ни у кого ещё не получалось. Точно так же и с революциями. Потому что революция в общественном сознании – это то, что в это общественное сознание внесено советским кинематографом. Это мужики в кожаных тужурках, в будёновках, с маузерами. С другой стороны – какие-то жирные упыри, которые кровь пили из народа. И у них случаются некие конфликты. Потом всё это как-то «устаканится», и начинается нормальная мирная жизнь. Люди с маузерами, конечно, побеждают.

Это всегда вызывает вопрос: «Нам это вообще надо? Мы же живём с трудностями, но живём». Вот зачем нам это всё? Где-то есть люди, которые нас эксплуатируют – ну и Бог с ними, в конце концов.

Д.П. Не так уж сильно эксплуатируют.

Клим Жуков. Ну, это, по крайней мере, в данный момент не переступает черты витальных потребностей. У нас всё есть. По крайней мере, так кажется. А начнётся революция, потом гражданская война, всех убьют, ну, кто-то, может, и будет лучше жить, но это явно не ты и даже не твои дети. То есть, может, не будем мы этого делать? В общем, это хорошая максима, которую любой здравомыслящий человек поддержит. Кому хочется, как говорили китайцы, жить в эпоху перемен? Никому. Но, повторяю, думать, что отдельный человек какими-то своими усилиями может это дело затормозить – по крайней мере, серьёзно, принципиально затормозить, на каком бы высоком посту он ни находился, – это большое заблуждение. Это яркий признак того, что человек, рассуждающий подобным образом, не видит процесса в развитии, он видит только некоторые моменты. Причём наверняка далеко не все моменты, которые происходят вокруг него. И может обсудить, так или иначе исследовать застывшее отражение в момент времени. Вот с этими отражениями он может работать. Таким образом, находясь в некоем «калейдоскопном», осколочном мире из кучи, кучи, кучи застывших фотографий. Притом, так как один человек никогда не может обозреть вообще всей картины целиком, то есть, все фотографии ты не пересмотришь. Получается именно калейдоскоп, когда тут есть свет, тут света нет. Никаких определённых выводов из этого не получается. Получается как в фильме «Матрица»: люди, выбравшие синюю пилюлю, которые остаются в этой самой матрице. А чтобы посмотреть на процесс, чтобы его понять, или хотя бы приблизиться к пониманию, понять-то до конца вряд ли у кого-нибудь получится, а вот приблизиться к пониманию можно.

И вот для этого нужно начать сначала. И сначала нужно признать две вещи. Во-первых, революция происходит в человеческом обществе. Думаю, что сомнений это не вызывает. И второе: на каких принципах мы должны стоять. На каких принципах я предлагаю нам стоять. Общество, где происходит революция, человеческое общество – это форма материи. Особая форма материи. То есть не нечто данное свыше, не нечто духовное, идеологическое, а это именно в первую очередь форма материи, из чего проистекает всё остальное. То есть если мы стоим на этих принципах, у нас появляется шанс понять, что происходит.

Ну, то, что человеческое общество это форма материи, доказывать специально не надо. Потому что можно потрогать себя, мы вполне материальны. Можно потрогать соседей, если они разрешают, они тоже вполне материальны. Можно таким образом экстраполировать, что от Ленинграда до Камчатки, даже представители РПЦ материальны. Вот так вот.

Д.П. Глубоко берёшь. Как бы нам зрителей не распугать.

Клим Жуков. Нет. Просто это нужно понять, мы стоим именно на таких позициях. На строго материалистических. Если мы находимся в материальном пространстве, если общество это материя, то общество как материя подчиняется законам, которым вообще подчиняется материя. Ну, а материя никогда не бывает статичной. Материя пребывает в вечном движении. Это имманентное свойство, то есть внутренне присущее свойство материи. Статичны в материи только законы. Как говорил Георг Фридрих Вильгельм Гегель, «спокойный в явлении». То есть всё вокруг меняется, а закон остаётся неизменным на всем протяжении этих изменений, так или иначе описывая базовые принципы всех из них. А всё остальное меняется при помощи постоянного движения.

Ну, а если есть движение, обязательно есть столкновение, то есть противоречие. Это есть и в материи атомов, это есть и в человеческом обществе. Если кто-то не верит, советую в час пик выехать на улицы родного города. Вы там всё узнаете и про движение, и про столкновение, и про себя. Вы узнаете и расскажете окружающим всякое интересное. Это в концентрированном виде то, как ведёт себя общество. Если мы возьмём в планетарном масштабе, то шоссе будет не 2-полосное, а 122-полосное. Но смысл остаётся тот же: мы тоже сталкиваемся.

К счастью, атомы, которые сталкиваются, не имеют своей воли. Поэтому они сталкиваются по неким слепым, не зависящим от них законам и реагируют детерминировано. А мы – уникальная форма материи. Потому что мы имеем способность мыслить и проявлять волю. Поэтому мы можем реагировать на столкновение по-разному. Это нужно отметить.

Пока же нужно посмотреть на материю вообще. Буквально в трёх мазках. Именно в трёх, потому что, как известно, и как мы только что обозначили, столкновение – это постоянный фон существования материи. Отсюда следует три следствия. Повторюсь, это и для атомов с молекулами, и для человеческого общества.

Во-первых, эти столкновения происходят внутри этой самой материи. То есть не нужно рассматривать много разных обществ. То есть, например, есть общество ленинградцев, а есть общество москвичей, а ещё есть общество калининградцев. А есть общество россиян, а есть общество американцев. Конечно, есть. Но, особенно теперь, мы можем рассматривать – мир так или иначе глобализировался, – мы можем рассматривать всю планету как единое общество. Понятно, что никаких отношений у индейцев Южной Америки с викингами быть не могло потому, что они очень далеко друг от друга жили и не знали о существовании друг друга. Поэтому это отдельные страты. Теперь у нас с индейцами Южной Америки могут быть общие интересы, а значит и противоречия, столкновения. Это как в семье: если взять её как срез общества, то в семье тоже бывают столкновения. Вот почитайте «Ромео и Джульетту». Или легенду об Эдипе. Или Тургенева «Отцы и дети». Или попробуйте собственного подростка воспитать – всё вам тогда про столкновение интересов станет понятно. Доподлинно. Если посмотреть чуть шире, то милиция борется с преступниками, которые, между прочим, как это ни странно, граждане России или там Советского Союза, и милиционеры граждане Советского Союза. Однако борьба иногда перетекает в горячую фазу, и в преступников приходится даже стрелять.

Д.П. Иногда из танков.

Клим Жуков. Иногда приходится из танков. Иногда приходится их массово вывозить в места не столь отдалённые, чтобы они не вывезли. Работодатели борются с профсоюзами. Профсоюзы, наоборот, с работодателями. А работодатели друг с другом в ходе конкуренции. Или под ковром, которым устлана карьерная лестница. Все постоянно сталкиваются, это нормально для материи.

Таким образом, у нас в материи проявляется диалектический закон единства и борьбы противоположностей. И если противоречия – это движение,  движение – залог постоянных столкновений, отсюда следует неизбежное следствие: столкновения постоянно накапливаются. Частиц в материи много, столкновений, стало быть, много. Интересы пересекаются, возникают множественные противоречия. И всё бы ничего, но даже, например, бронза, которая, вот лежит слиток бронзы в печке, и ничего ему не делается. Просто вот бронза и бронза. А нагрей его до 1140 градусов, и внутри накопится такая энергия от столкновения атомов, что случится фазовый переход. И бронза обретёт новое качество. То есть она...

Д.П. Станет жидкой.

Клим Жуков. Станет жидкой. И это может быть с чем угодно абсолютно. Например, с красным или голубым гигантом, звездой «голубой гигант», которая тоже может превратиться в сверхновую звезду за счёт столкновения центробежных, центростремительных сил внутри себя. Потом бах, и превращается в новое качество.

Это, таким образом, у нас ещё один закон диалектики, второй закон диалектики – переход количества в качество. То есть противоречия и столкновения, ими обусловленные, могут накопиться до определённого порогового значения и сообщить материи новое качество. И с обществом это тоже может быть. Это важно, но это всего лишь механизм. И противоречия, выраженные в постоянном столкновении, ведут к отрицанию этого объекта. То есть, если мы вскипятили воду, получился пар. Пар – это уже не вполне та самая вода, которая была. Но при этом это вода в то же время. Просто это её второе состояние. То есть никто не может сказать, что пар это не вода. Пар – это вода. Но пар – это отрицание жидкого состояния воды. Потому что да, оно больше не жидкое, оно газообразное, это легко проверить.

Или, например, посадили мы зёрнышко в землю. Зёрнышко напиталось водой и минеральными веществами и проросло ростком, то есть зерно существовать перестало, а получился из него росток. При этом зерно же никуда не исчезло. Это тоже фактически можно проверить. Было зерно, оно и осталось. Но при этом оно перестало быть зерном, оно превратилось в росток. То есть росток – это продолжение жизни зерна в иной форме, в его развитии. Он оказывается развитием зерна и уже не зерном одновременно. То есть отрицанием собственного отрицания. Как Дзэн-буддист Фёдор, помнишь этот анекдот?

Д.П. Однажды Дзэн-буддист Федор отрицал величие философии марксизма, а когда его вызвали куда надо, отрицал там своё отрицание.

Клим Жуков. И познал, таким образом, величие диалектики. Так вот. Мы только что увидели, что да, противоречия бывают, да, столкновения бывают, да, они могут накапливаться и приводить к новому качеству. А новое качество может выступить отрицанием собственного отрицания. Если мы говорим одним словом, что это такое, то это и есть революция. Это и есть революция. Мы живём, мы все живём среди непрерывно совершающихся революций. Это имманентное свойство материи – революция. Мы появились как мыслящая форма в результате революции. Материя появилась в результате революции, то есть, если, например, верна теория Большого взрыва, то, что это, как не революция? Это революция. И не очень понятно, отчего мёртвой материи мы на полном основании приписываем революционность в качестве имманентного свойства, а почему мы тогда отрицаем такое же свойство для человеческого общества? По-моему, это нарушение даже не диалектической, а просто формальной логики.

Что же у нас в обществе является самым важным? Понятно, что, поссорившись в семье с женой, с любовницей, с ребёнком, не важно, или поссорившись с кем-то на улице в час пик, это лично может быть неприятно или, наоборот, приятно. Но на макросообществе это никак не отразится. Этого просто никто не заметит, потому что никто не узнает. Но, если мы только что договорились, что общество это форма материи, то что-то должно быть постоянным в этой форме материи. Которое является общим качеством для всех сообществ, всех форм сообществ и пронизывает его насквозь.

Это его базис, то есть, экономика. То есть, хозяйство. Слово-то греческое, «экономос» – ведение дома, ведение домашнего хозяйства. В самом деле, без общего хозяйства даже семьи, первичной ячейки общества, не построить никак. Потому что муж должен тащить в семью деньги, жена должна ходить в магазин, покупать еду, готовить эту самую еду потом. Короче говоря, это совместная жизнедеятельность, которая является базой экономики. Вот маленькой-маленькой, но с этого всё начинается. Недаром слово «экономика», оно вот именно это состояние в своём значении и описывает. То есть, если мы говорим об обществе, нужно говорить о его определяющем качестве, о базисе. То есть об экономике. Противоречия именно в экономике и столкновения экономических интересов и являются двигателем этой формы материи. Ни что иное.

Д.П. То есть, конфликт накапливается. Происходит столкновение, в результате образуется что-то новое. Да? Если совсем для тупых.

Клим Жуков. Да. Если сделать компендий всего того, что я так долго говорил, то да, так оно и есть.

Д.П. А откуда берутся противоречия? Они сами по себе возникают?

Клим Жуков. А мы сейчас это на исторических примерах проследим.

Д.П. Давай, примеры, это самое главное.

Клим Жуков. Да. Ну, и некий экскурс для фундирования рассуждений. А то что это думают, Россия – это конец истории? Или её начало? Нет. К сожалению, когда через несколько тысяч лет России не будет, история не закончится. То же самое, когда России не было, история была. Поэтому не надо смотреть на мир с «москвоцентричных» позиций. Это ошибочно и очень грустно. Потому что если мы смотрим на мир с «москвоцентричных» позиций, мы обязательно придём к такому печальному факту, что когда-нибудь Москвы не будет. Таким образом, все наши «штудии» окажутся ущербными. Потому что вот мы такие пупы земли. А тут раз – и нет никого. Нет, смотреть на историю нужно с общечеловеческих позиций. То есть мы часть человечества. Как ты ни крути. Поэтому в глобальном смысле нужно, конечно, за вид быть, а не за племя. Потому что всё-таки мы все принадлежим к одному виду, рано или поздно мы полетим в космос, встретимся с представителями других видов, и, по крайней мере, пока мы с ними со всеми не подружимся, не заживём уже галактической общей семьей, нужно будет как-то своих поддерживать. Поэтому на людей нужно смотреть как на братьев в первую очередь. Я так думаю.

Так вот. Эти самые люди как вид появились и начали жить родами. То есть более-менее большими семьями. То есть доминирующий самец, несколько самок, дяди, тёти, бабушки. Ну, и многочисленное потомство ото всех. Все эти рода жили в такой ситуации, в таком экономическом состоянии, что у них хозяйство было, а хозяина не было у всего этого. То есть всё было строго общее. Коммунальное, то есть, коммунистическое. Это называется время «первобытный коммунизм». Тут сразу меня поправят: «Как же так, не было собственности? А я дубину выточил, это моя дубина, никому не отдам. В самом деле, с какого перепуга?». Уточню: общими были средства производства первобытного. А дубина – это не средство производства. Средство производства – это выгон, где, например, пасутся мамонты, это трава, которую жрут мамонты, это сами мамонты. И организация загонной охоты, потому что с дубиной один на один ты мамонта не завалишь, сто процентов. Даже маленького пещерного медведя не завалишь, который гораздо меньше, чем мамонт, но гораздо больше, чем ты. Его тоже дубиной не завалишь. Поэтому то, что я сейчас описал, это средство производства, не дубина. И вот это было строго общественным.

Д.П. Я бы привел пример. Когда этой загонной охотой занимались, они строили какие-то нечеловечески длинные стены. Я боюсь наврать местоположение, что они там по 20 километров стены выложены для того, чтобы создать горловину, в которую бежал зверь, там падая с обрыва, или там его били в этом месте. Это ни за один день не построишь, ни в одиночку.

Клим Жуков. Ни хозяином этого быть не получится. Соответственно, средства производства были общественные. Потому что очень трудно мне представить, как было сделать собственным некий участок леса, где ты или твоя жена собираете некие коренья. Вот как? Да никак. Там не поставишь возле каждого этого клубня автоматчика или камнемётчика. Невозможно, поэтому, конечно, всё это было строго общественное.

И в таком виде человечество прожило 100 тысяч лет. В 20 раз длиннее, чем во всех остальных формах общественных организаций. Не будет ошибкой и преувеличением сказать, что именно такая форма организации сделала человека разумного человеком разумным. Потому что именно в ней мы получили тот мозг, которым мы обладаем. Но тут с мозгом как раз проблема. Потому, что хотя люди жили в крайне разреженном состоянии, можно было пройти месяц и никого не встретить, то есть, столкновение интересов, то есть, экономических противоречий, возникнуть не могло. Собственно, они и прожили в таком состоянии 100 тысяч лет, как консервы, просто они друг с другом мало общались. Им был никто не нужен.

Но с мозгом возникли большие проблемы. Потому что мозг выдумывал всё лучше и лучше орудия труда. Даже орудия каменного века, они предельно примитивные, но всё же какие-нибудь наконечники для стрел культуры Кловис, археологической, это Нью-Мексико в Америке. Там тогда ещё не умели варить метамфетаминов, а занимались всякой ерундой.

Д.П. Картель залива ещё в силу не вошел.

Клим Жуков. Да. Делали там всякие разные, например, наконечники стрел. Но они потрясающе сделаны, это просто произведение искусства, по-другому не сказать. Их использовали от Нью-Мексико до Канады.

Д.П. Куда умище-то девать.

Клим Жуков. Да. То есть орудия труда делались всё лучше. А значит, повышалась производительность труда. Медленно, по чуть-чуть, но повышалась. Так как человек жил в полном гомеостазе с природой, то есть в равновесии, даже небольшое увеличение производительности труда, то есть уровня добычи этих самых мамонтов и выкапывания корешков, сразу нарушало равновесие. Пока всё было ничего с природой, она, учитывая, что людей было мало, легко эти перекосы компенсировала.

Но как только с природой стало не очень хорошо, а именно бабахнул Ледниковый период, – неустойчивое равновесие немедленно рухнуло. Потому что люди вынуждены были искать новые формы существования. Охотиться было уже невозможно в таком виде. Потому что, во-первых, форма охоты была уже отработана по полной программе. Во-вторых, зверья стало просто категорически не хватать. То есть, чтобы при имеющемся уровне производительности этого самого первобытного коммунистического труда сохранить хотя бы прежний уровень потребления, нужно было где-то этих животных искать, а как ты их найдёшь, их нет. Перемерли от голода, откочевали куда-нибудь ещё. То есть приходилось срываться с мест и идти на новые земли, куда шли не только одни люди, а ещё и другие люди, а ещё и третьи люди. Все эти племена стали сталкиваться, осваивать новые земли.

И это была катастрофа, которая вовлекла в себя, наверное, общей популяции процентов 90 населения. Но выжившие получили по наследству гигантский мозг, который имеет колоссальные адаптивные способности. И выходом стал переход к земледелию вместо собирательства и к скотоводству вместо охоты, как известно. Грянула, таким образом, первая революция – «Великая неолитическая революция». Началась она в «плодородном полумесяце» Египта, Финикии, Ассирии, Месопотамии, 10 – 9 тысяч лет назад.

Д.П. Хотели, не хотели, пришлось.

Клим Жуков. Ледниковый период никого не спрашивал. То есть наложилось одновременно повышение производительности труда, того, старого, и ухудшение климата. Всё вместе дало толчок к тому, чтобы переходить к абсолютно новым формам хозяйствования. Так как наши совсем прапрадеды не очень понимали в философии, они не могли это отрефлексировать. Поэтому они всё это делали казуальным способом, то есть реагируя на происходящее. Они не могли ставить проект реакции на это. Поэтому затянулось это с 10 тысяч лет до нашей эры примерно до 4 тысяч лет до нашей эры. То есть «Неолитическая революция» длилась, таким образом, 5 -6 тысяч лет.

Д.П. Тогда тепло в Египте было?

Клим Жуков. Это «плодородный полумесяц». Конечно. От Египта до Месопотамии там было приемлемо. Как раз туда все устремились. Те, кто смог там угнездиться, отбрыкивались от других, для чего требовалось объединяться из родов в племена. То есть больше людей в одном месте.

Д.П. Куда вы лезете?

Клим Жуков. Куда вы лезете, Месопотамия не резиновая. Тогда же появились первые города, укреплённые. Ещё не было государственной цивилизации, а города уже были. Чтобы не пускать всяких гадов. Которые тут понаехать норовили.

Но обработка земли и скотоводство потребовали совершенно новой концентрации ресурсов. В первую очередь, трудовых ресурсов. Потому что одна семья, конечно, обработает какое-то количество земли, но 100 семей обработают ещё больше земли. Не в сто раз больше, а кратно больше, потому что они просто все вместе будут заниматься одним и тем же делом. На чём выросли все наши любимые «рисовые» цивилизации типа Китая, Японии, Кореи и прочее? Это именно коллективная концентрация ресурсов в одном створе усилий, скажем так. Выпасаемые стада контролировать тоже очень непросто. Для этого нужно, во-первых, пастухов иметь. Ну, это немного людей. Во-вторых, их нужно контролировать. Потому что стадо угнать – это дело техники, которым все окружающие, я уверен, владели в совершенстве. Поэтому это нужно было охранять элементарно.

Д.П. А конокрадов всей деревней забивать до смерти.

Клим Жуков. Да. Или всем городом, который был чуть-чуть больше современной деревни.

Д.П. То есть, воровской ход не поддерживался.

Клим Жуков. Ни в коем случае. Отсюда у нас получился рост прибавочного продукта. То есть продукт, который вырабатывается сверх витальной необходимости.

Д.П. Ты поясняй, многие не поймут. Витальная необходимость – это?

Клим Жуков. Это жизненная необходимость. Две тысячи килокалорий – это у тебя витальная потребность, без неё ты начнёшь деградировать в смысле внутренних органов и издохнешь очень быстро. А то, что сверх того – это некая прибавка, которую ты вырабатываешь. Ну, понятно, одежда, образование, – это всё по мере усложнения общества, усложняется и расширяется. А тогда тебе просто нужно было не умереть от холода и от голода. А то, что сверху, уже прибыток.

Д.П. А вот город Аркаим, например, он тоже до государства?

Клим Жуков. Город Аркаим – это уже бронзовый век. Это совсем было недавно. Это конечно не как «вчера», а как «в прошлом месяце». Ещё чуть-чуть – и будут нормальные всякие разные государства. Всякие славяне побегут за викингами и наоборот. Это почти исторический период, а мы сейчас говорим о несколько более древних временах.

Так вот, рода начинают объединяться в племена, а племена начинают объединяться между собой. Как только племена объединяются между собой, возникает очень интересная штука, а именно: прибавочного продукта стало больше. Причём серьёзно больше. И вроде бы угроза голода не стоит настолько остро, как стояла во времена первобытного общества, когда то, что ты произвёл, то ты и съел. А больше не в состоянии. То есть пока ты это поддерживаешь, оно ничего, но как только нарушается природный баланс, тебя от голодной смерти не спасёт ничего. Это, конечно, было очень плохо, а здесь вот несомненный прогресс.

Но при этом необходимость концентрации трудовых ресурсов, воинских ресурсов по охране всего этого дела потребовала сначала управляющей надстройки, которая просто будет разводить все эти трудовые ресурсы по нужным местам. Когда много людей делают одно и то же дело, неминуемо возникает иерархия, кто-то должен ими командовать, иначе никак. Ну, а прибавочный продукт...

Д.П. А как же демократия природная?

Клим Жуков. Природная демократия – это очень хорошо, но даже в семье, когда семья занимается каким-то одним делом, например, моет полы, кто-то отдаёт команду мыть полы. А когда речь не мыть полы, а построить городскую стену в два километра окружностью, то хочешь, не хочешь, нужен инженер, который посчитает всё так, чтобы не упало. А инженера надо кормить, пока он будет считать. Ну, и с наличием избыточного прибавочного продукта это стало возможно. Появились люди, не занятые непосредственно в производстве, они стали надстройкой. А пленных, которых захватывали в ходе военных столкновений, уже не нужно было обязательно убивать и съедать.

Д.П. Можно было пристроить к делу.

Клим Жуков. Раньше их, в принципе, тоже пристраивали к делу. Но это было в том случае, если во время столкновения родов мужское население понесло невосполнимые потери. Пленных просто инкорпорировали в состав семьи в качестве новых её членов. Но это только в таком случае. Потому что просто содержать пленных было невозможно. Зачем тебе ещё один рот? Он всё равно, что произведёт, то и сожрёт.

Д.П. Это меня всегда удивляло: вот в этой Месопотамии, кто там жил, эти замечательные люди, которые военнопленным выкалывали глаза, резали сухожилия и оставляли подыхать в пустыне. Шумеры это были, по-моему?

Клим Жуков. Ассирийцы. Были больно свирепые. Фашисты были те ещё.

Д.П. Где там всякие Ашшурбанипалы. То есть, они были просто не нужны эти пленные, да? Поэтому их таким зверским способом умерщвляли. Или это что-то религиозное было?

Клим Жуков. Трудно сказать. Так вот, как только можно пристроить к делу, возникает институт рабства. Между III и II тысячелетиями до нашей эры. Оно появляется везде, в разных формах. Может быть, у эскимосов не было, там всё ещё холодно и «каменновечно». Там старину уважали, чтили народные обычаи. Не отрывались от корней.

Д.П. Великая культура была.

Клим Жуков. Жрали химус и прочие невозможные штуки. Жили «природосообразно!. Как у нас воздыхает Михаил Задорнов. «Природосообразно» надо жить, жрать дохлого оленя, например.

Д.П. Или копальхен употреблять.

Клим Жуков. Копальхен – это ему разрезать живот, достать то, что у него там полупереварилось, и это сожрать.

Д.П. Люблю подогретое.

Клим Жуков. Люблю подогретое, во-первых. Во-вторых, оно уже переваренное. У тебя калорий на переваривание уйдет в два раза меньше. Очень, очень хорошая еда.

Д.П. Великолепно себя чувствуют.

Клим Жуков. Отлично. Вкусно главное, желе же.

Мы сейчас только что описали что? Ещё одну революцию. Это была «Великая рабовладельческая революция», которая продолжалась тысячу лет. Не 5000 – 6000 лет, как «Неолитическая революция», а короче. Ну, а рабовладение, несмотря на то, что это ужасно, безусловно, дало нам цивилизацию. То есть то, где мы сейчас имеем счастье проживать. Потому что бесплатный труд. Он был не просто бесплатный. То есть за него, как мы сейчас думаем, не платили. За него не то, чтобы не платили, это не был труд людей в понимании человека того времени. Потому что раб – это была особая форма собственности. Это был очеловеченный труд. То есть это был инструмент. Греки, не стесняясь, говорили...

Д.П. Говорящее орудие.

Клим Жуков. Да, говорящее орудие. Ну, они были философы, могли проникнуть в суть вещей. Они и проникли. Вот, это «говорящее орудие». И римлянам это очень понравилось. Они тоже сказали: «О, точно. Именно так». И они как раз создали величайшую рабовладельческую цивилизацию своего времени с самыми зверскими формами этого самого рабовладения.

Д.П. Замечу, это было передовое общественное устройство.

Клим Жуков. Да. Потому что именно рабы для своего времени позволили сконцентрировать гигантские трудовые ресурсы, выдавать очень большой прибавочный продукт. Который позволял содержать солдат, которые будут завоёвывать всё больше и больше. Разнося, таким образом, порядок и цивилизацию вокруг себя.

Д.П. И культуру.

Клим Жуков. И культуру раздавая. Философов, учителей, музыкантов, инженеров, художников и прочую интеллигенцию.

Д.П. Вот оттуда они и расцвели. Я всегда с удовольствием читаю произведение братьев Стругацких, это любимая книжка моего детства, «Трудно быть Богом». И она до сих пор меня не очень бесит, то есть, бесит, но не очень. Не так, как другие книги братьев Стругацких. И когда они там исходят на говно в своей ненависти к проклятым лавочникам, всё время хочется надавать по башке. Как тебе не стыдно, вы же за счёт лавочников на свет появились. Так.

Клим Жуков. Если все будут «креаклы», то жрать скоро станет нечего. Ну, а тут мы увидели первый раз, что этот, назовём его пока условно, капитал может только укрупняться. Он не может стоять на месте. Если начинает хотя бы на минуту стоять на месте, он начинает укрупняться у кого-то другого, а у тебя убывать.

Д.П. Что ты назвал «капиталом»?

Клим Жуков. Концентрацию этих самых трудовых ресурсов в одном и том же месте. Рабов, овеществлённого труда.

Да, кстати, это очень важно, отскочу в сторону, кто не знает. Все материальные блага, которые есть в человеческой цивилизации, создаются ровно одним – не станками, не наноассемблерами, не лопатами, не компьютерами, – а создаются трудом. Всё, что здесь есть, и вообще есть, это овеществлённый чей-то труд.

Д.П. Дементия.

Клим Жуков. Например, труд Дементия и кого-то, кто эту самую пенку изобрел, и потом построил.

Д.П. Дементий, не спишь?

Дементий. Я – великий.

Клим Жуков. Вот, раздался голос создателя овеществлённого труда. Он великий, совершенно справедливо.

Очень показательна судьба Римской империи в этом отношении. Потому что она развивалась до тех пор, пока она расширялась. Как только она с одной стороны упёрлась в непроходимые африканские пустыни, то есть, дальше на юг идти было не очень надо, чего-то там делать. В Сахаре там два бедуина на 100 квадратных километров, с них ничего не взять, у них кроме конопли ничего нет. Дальше какие-то джунгли, обезьяны, крокодилы, не очень интересно. С другой стороны выступил естественным ограничителем, с запада, Атлантический океан. Там полная жопа, не поспоришь.

Д.П. Тоже ловить нечего.

Клим Жуков. Да. На севере они уперлись в германцев, а на востоке в парфян. Всё. Средиземноморская цивилизация вобрала в себя всё, что могла вобрать, и остановилась. Сразу после этого началась её деградация. То есть победить парфян в прямом столкновении, решительно и окончательно, чтобы захватить, римляне уже не могли. Потому что у них были слишком растянуты коммуникации, а кинуть все силы только на парфян они тоже не могли. Потому что всю эту гигантскую по тем временам территорию нужно было контролировать, для этого нужны были ресурсы. Поэтому этот пузырь надулся, а потом стал сдуваться. Это очень важное свойство будущего капитала, он может только укрупняться. Если, повторюсь, не укрупняется в этом месте, он будет здесь убывать, а укрупняться где-то ещё. Что держателям оного «капитала», пока в кавычках, не может нравиться.

Д.П. Это закончиться смертью.

Клим Жуков. В итоге оно закончится смертью. Так вот, концентрация ресурсов, которую позволила сделать рабовладельческая революция, привела, собственно, к созданию империй в итоге. То есть рабовладение сначала создало локальные города, цивилизации типа полисов. Потом эти полисы объединились, потом получились империи. Как только получились империи, где заканчивается развитие, начинается регресс. То есть отрицательное движение в поступательном движении вверх, в его отрицании. Потому что чем больше у тебя людей собирается вместе, чем больше рабов, тем больше они создают прибавочного продукта. Это прогресс. Но при этом у тебя граждане, свободные граждане, начинают лучше питаться. Получают огромные безопасные территории, где в основном нет разбойников, может быть, иногда, Спартак какой-нибудь выскочит из-за куста, но, в конце концов, это флуктуации, эксцессы. Да, к Спартаку может прийти легионер какой-нибудь и дать ему по голове дубиной, чтобы он пришёл в себя. Получают образование. Так как территории безопасны, начинают иметь возможность ездить куда-то вообще, что было раньше просто невозможно. А теперь стало возможно из какого-нибудь Неаполя приехать в Лондиниум, это же вообще «караул».

Д.П. Для многих открытие. Ну вот греческий автор Павсаний писал путеводители для римлян по Древней Греции. Что там, где там. А это значит, что можно было шляться по этой самой Греции, не опасаясь за здоровье и, даже, жизнь, или, наоборот, за жизнь и здоровье.

Клим Жуков. Так вот, это всё ведет ровно к одному – к увеличению населения. То есть свободных граждан становится всё больше. А свободных граждан обращать в рабство можно только в исключительных случаях, такого, как правило, не бывает. Например, в Риме это было практически невозможно. Нужно было вначале лишить гражданства. То есть, человек должен был так накосячить, что в среднем таланта не хватит.

Д.П. Римское гражданство было настолько великой вещью, что упомянутый Спартак к себе в берлогу во Фракию, добившись свободы, порвав оковы рабства, чего-то не убежал. Не убежал к себе во Фракию, обратно в землянку. В Италии было хорошо. Я подозреваю, что он хотел гражданства. И вся братва его тоже хотела гражданства.

Клим Жуков. По крайней мере, лучше по Италии шляться и воровать плохо лежащее, чем во Фракии, обмазавшись медвежьим...

Д.П. Медвежьим говном, скакать.

Клим Жуков. Скакать, убегая от того самого медведя. Можно же не ускакать.

Д.П. Я предлагаю, извини, перебью, отдельно осветить тему восстания Спартака.

Клим Жуков. Обязательно. Очень интересная тема.

Так вот, свободных граждан всё больше. Понятно, что из них только аристократия имеет право обладать большим количеством рабов. Аристократии – её мало всегда. А остальные – это простые граждане, которые хотят работать, но не могут. Потому что свободный гражданин бесплатно работать не в состоянии. А как только ты ему заплатишь хоть копейку, его труд при наличии рабов стразу же делается экономически необоснованным. Просто зачем. И бесплатный труд говорящего инструмента долгое время делал экономически невыгодным любой другой, кроме самого квалифицированного. Понятно, что поэта Публия Овидия Назона рабом не заменишь. И Архимеда рабом тоже не заменишь. Ну, таких людей тоже немного всегда.

Д.П. Поэтому его пришлось сослать в Молдавию, чтобы там свою порнографию сочинял.

Клим Жуков. Да. Чего-то лет 10 терпели, а потом подумали: «Порнограф». И сослали.

Так вот, появляются противоречия не только между рабами и рабовладельцами. Понятно, что рабам не очень нравится их состояние, а рабовладельцам наоборот, нравится их состояние. Возникают ещё столкновения интересов между свободным гражданином, не имеющим рабов, и свободным гражданином, имеющим рабов. Кроме того, наш большой мозг создавал всё новые и новые орудия труда. Это процесс объективный, он никогда не стоит на месте. Потому что чем лучше у тебя будут орудия труда, тем больше у тебя будет прибавочного продукта, тем лучше ты заживёшь. Так как это свойство у нас заложено генетически, лучше жить – это значит как можно дальше от смертельных опасностей. Чем лучше ты придумаешь, тем дальше ты окажешься от смертельной опасности. Если кто-то говорит про комфорт, это всё чушь. Весь этот прогресс – это только расстояние от угрозы голодной смерти, холодной смерти и так далее. Не более того.

Так вот. Так как это имманентно нашей природе, такое стремление, появляются все лучше и лучше орудия труда. То есть, технический прогресс на месте не стоит.

Свободные граждане получают в руки совершенные инструменты, с которыми раб справиться не может. Просто потому что его нужно для этого учить, а кто будет тратить деньги на обучение раба? По крайней мере, в широком смысле? Никто не будет. И поэтому назревает отрицание собственно рабовладельческого общества. Это труд свободных людей. Лично, по крайней мере, свободных. И, если взять пример Римской империи, колоны на какой-то момент стали вырабатывать продукт... То есть это полузависимые крестьяне, но не рабы, стали вырабатывать продукта больше, чем рабы. И рабство стало экономически необоснованным. При этом рабовладельцы остались, и рабы остались. Никуда они не делись, между ними возник конфликт, естественно.

Началась феодальная революция, которая длилась 700 лет. Но, уже не 1000, а в два раза меньше. С V по XI век шла феодальная революция. И основой новой общественно-экономической формации стал труд частично зависимых или свободных крестьян. В отличие от рабов, они трудились в рамках прямого обмена. То есть с рабом никто ничем не обменивался, а с ними обменивались. Работа за защиту. То есть это абсолютно внеэкономическое обоснование, но обмен, несомненно, присутствовал. Потому что феодал расплачивался с крестьянином личной военной силой. Ну, и тут же возникло отрицание этой прекрасной пасторальной картины. Когда мужик пашет, феодал скачет, поп молится, король царствует.

Д.П. Рыцарь и прекрасная дама. Робин Гуд в лесу, в зелёных колготках.

Клим Жуков. Рыцарь и прекрасная дама, да. Робин Гуд в лесу. Причём Робин Гуд и его веселые парни – педики. Почему педики? Просто весёлые. Причём прекрасная дама должна быть обязательно чужая, потому что если своя, то это уже жена. Она не прекрасная, это уже чушь какая-то. Нужно ещё одну. Хотя бы.

Эта прекрасная картина существовала довольно долго, но к XII – XIII веку началось, а к XIV веку усугубилось его отрицание. Потому что как только возникает какая-то тенденция, сразу же возникает или очень быстро возникает противоположная тенденция. Без этого не бывает. На какой-то момент она была ещё слабенькая и смешная. Потому что появляются какие-то города, ну, они никуда не исчезали, тлеет какая-то жизнь. Но понятно, что все ресурсы находятся в деревне. Хлеб и сало от свиней. А вы там у себя в городах... Нет, вы, конечно, очень полезные, потому что город большой, там большие стены. Можно там спрятаться в случае чего. Ну, и в замке можно неплохо спрятаться. Не очень понятно, зачем они нужны. Город – это очень большая деревня.

Д.П. «Непонятно, чем они там в своих городах занимаются», – сказала Нюра. – «Известно чем. Сало трескают».

Клим Жуков. Вот, вот. Город оказался отрицанием. И так до сих пор и продолжается. Отрицанием сельской жизни. Потому что там концентрировались ремесленники, и в городе можно было безопасно торговать, то есть обменивать продукты на продукты. Потому что торговать в чистом поле не очень безопасно. Могут прийти всякие люди и сказать: «Чего это вы тут делаете? Знаете что, отдайте это всё нам, зачем торговать?»

Д.П. Мы совсем недавно таких видели.

Клим Жуков. Да. Так вот, так как ремесло, то есть непосредственное производство средств производства и продуктов второго передела, требует квалификации, то ремесленникам очень трудно рассчитываться натурой. То есть возникла потребность в удовлетворении этой потребности – в оплате труда посредством товара с абсолютной ликвидностью. То есть деньгами. Потому, что когда мы говорим, что кто-то кому-то в X веке заплатил, как правило, речь не про деньги, речь о натуральном обмене на меховые шкурки. И вот те самые «кругляшки», а в Китае уже и бумажки, стали очень модными.

К XV – XVI веку городская цивилизация, именно за счёт повышения прогресса, стала настолько эффективнее, чем феодальное хозяйство, а кое-где и к XIV веку, что оно перестало мочь экономически с ним соперничать. При этом военная сила оставалась в руках феодалов. Потому что они были воинским сословием. Сложился очередной конфликт несоответствия производительных сил и общественных отношений. Феодальная надстройка – оказалось вдруг, что управляет совершенно чуждым ей экономическим базисом, который её кормит. То есть буржуазным. От слова «bourg» – город. А это и есть революционная ситуация.

И грянула третья революция, буржуазная, которая грянула в горячей фазе в Европе, в Нидерландах, в 1568 году. И продолжалась она, внимание, до 1648 года. Восемьдесят два года была гражданская война.

Д.П. А я тебя правильно понимаю, что предыдущие, упомянутые тобой революции – это вовсе не «бежит матрос, бежит солдат, стреляя на ходу»? Это всё плавно за тысячу лет?

Клим Жуков. Да, это чудовищной кровью, чудовищными жертвами. Нужно понимать, что всё это происходило за счёт чудовищных жертв всякий раз. Просто это было не за три дня в октябре, а за тысячу лет. Это фон жизни.

Д.П. Так, так и чего голландцы?

Клим Жуков. Просто после прочтения книжки «Тиль Уленшпигель» и учебника истории школьного возникает такая иллюзия, что это были именно голландцы, которые устроили революцию. Это, конечно, правда, это были голландцы, которые устроили революцию. Но, вообще-то, кроме того, что они были голландцами, они все были гражданами Священной Римской империи германской нации под управлением короля Филиппа II Габсбурга. И были частью империи, над которой никогда не заходило солнце, от Америки до Чехии.

Д.П. Так. И чего же они там у себя безобразничали?

Клим Жуков. Просто Нидерланды, если кто не знает, это Бургундия средневековая. Это была самая экономически развитая часть Европы вообще всей. Там была вся торговля, они первые придумали биржи. То есть они подхватили пальму первенства от итальянцев. А итальянцы были настолько богатые, и там у них этот капитализм так далеко зашёл, зачаточный, что их просто пришли и порвали на части феодалы. Их просто завоевали.

А так как голландцы напрямую принадлежали к тому лагерю, который их завоёвывал, потому что они напрямую в качестве членов Священной Римской империи германской нации участвовали в итальянских войнах, то их завоёвывать было вроде, как и некому. И началась революция. Голландцы решили сбросить с себя феодалов, то есть, испанцев. Потому что Филипп II проживал в Испании. Испанцы, оплот феодализма и реакции. Внимание, это важное слово: «реакции». Они, конечно, не дали этого сделать. Началась чудовищно длинная война, которая разрешилась только после того, как во всей Европе отгремела Тридцатилетняя война. Первая по-настоящему, мировая война. Испания сильно ослабла, и голландцы смогли скинуть наконец с себя это ярмо. И у них там, да, образовались, приведённые в соответствие производительные силы и общественные отношения, одновременно, они выровнялись. Но тут опять же мало кто понимает, что это была гражданская война. Не только внутри империи, но и внутри самой Голландии. Потому что если посмотрим, есть страна Голландия, Нидерланды. А ещё есть такая страна Бельгия. Бельгия – это тоже Нидерланды.

Д.П. «Nederland» – это «нижние земли».

Клим Жуков. Да. Ещё Люксембург между ними там находится. Это тоже были Нидерланды. Они резали друг друга 82 года в ходе капиталистической революции.

Д.П. Капитан Алатристе как раз в этом участие принимал, нет?

Клим Жуков. Ну, с испанской стороны.

Д.П. Капитан Алатристе отличное кино, всем смотреть.

Клим Жуков. Битва при Рокруа и прочее. Это вот, да, излёт Тридцатилетней войны. Правда, он там не с голландцами воевал, а с французами.

Д.П. Отличный был момент, когда они корабль какой-то брали, с баблом: «Никому в трюм не заходить». А его друган спустился: «А что там?» Прыг, он его раз: «Зачем?» – «Ну, я же должен был попробовать». Прекрасно, просто прекрасно.

Клим Жуков. Не успели голландцы закончить, начали англичане. В 1642 году начинается английская буржуазная революция.

Д.П. Чего-то мы ещё, до большевиков полтысячи лет, а все друг друга так азартно режут, что зависть берёт просто.

Клим Жуков. Причём зависть берёт по-настоящему потому что большевики, если посмотреть в контексте и процентном отношении, сделали всё максимально быстро и бескровно. Кровь, конечно, была очень большая, но по сравнению с тем, что европейцы делали друг с другом, это было очень быстро и оттого маложертвенно.

Д.П. Я как раз хотел выкрикнуть: «Сколько же там убили-то?»

Клим Жуков. Английская революция, 1642 – 1645 год, первая попытка, так сказать, потому, что мы помним, что король Карл I проиграл всё, что можно было проиграть Оливеру Кромвелю, сбежал, потом поднял восстание в Шотландии, снова пришел воевать, его взяли в плен и в 1649 году немножко казнили.

Д.П. Англиканская церковь не объявила его случайно святым? Не мироточит ли он у них по праздникам?

Клим Жуков. Нет, нет. Там было чуть-чуть мира в самой Англии, когда правил Оливер Кромвель. Когда он победил окончательно в 1649 году. Но там немедленно разделились на роялистов и левеллеров. И пошли воевать в Ирландию и Шотландию. И там пролилась не просто кровь, Кромвель был очень суровый человек, он просто резал тех и других. Чтобы привести к покорности. Но как только он умер, всё началось по-новому. Закончилось оно только славной революцией 1688 года. То есть, 46 лет. Жить там простому человеку, да и не очень простому, было, мягко говоря, некомфортно.

Д.П. Они поэтому в Америку так массово бежали?

Клим Жуков. Именно поэтому они бежали в Америку так массово. Не успели закончить англичане, как с небольшим отставанием, в 1775 году, стартовали американцы. Они, правда, довольно быстро справились, к 1783 году. Но, во-первых, нужно понимать, что это часть большой европейской цивилизации, американцы. И то, что у них происходило, это не их внутренний процесс, это общеевропейский процесс. Поэтому они справились быстрее, но очень криво. Потому что по второму разу им пришлось справляться в середине XIX века. У них была вторая серия буржуазной революции. Ну, и конечно Франция. Не успели закончить англичане, как в 1789 году начали французы, которые в первый раз пробовали с 1789 по 1799 год. Потом Наполеон всё это прекратил. То есть наступила реакция. Так вот, 1799, потом 1830, потом 1848, потом 1870 год. Закончилось образованием 3-й республики. Это французы. Это мы на Китай не смотрели, Синьхайская революция 1911 года. В России – февральская революция 1917 года. Это всё один и тот же процесс.

Если посмотреть на Европу, мы видим, что, в основном, с XVI до XVIII века справились. То есть 300 лет. Кровищи, жуткой совершенно кровищи, войн и, самое главное, реакции. Потому, что ни одна из этих революций не заканчивалась одномоментным установлением нового прогрессивного строя, каким в то время являлся капитализм.

То есть, буржуазная общественно-экономическая формация заканчивалась реакцией. И реакция всегда побеждала. Потому что, как это ни странно, старая укоренившаяся система всегда сильнее новой.

Вот посмотрите, пароходы, когда появились, какие они были смешные и нелепые. И какие прекрасные были в это время чайные клиперы, которые ходили на такой скорости, что сейчас не все на дизельном моторе так могут. Огромные корабли, но парусные, деревянные, очень быстро плавали. Говорят, последние рейдеры, вооружённые пушками, перестроенные из чайных клиперов воевали за Гитлера ещё во Вторую мировую войну. Потому что они не зависят ни от чего, кроме ветра, плавают очень быстро, их очень трудно засечь. Подводная лодка их не слышит, винтов-то нет. А простой пароходик торговый от него не удерет, он его поймает. Понятное дело, что эти чайные клиперы, окончательно развившиеся парусники, были лучше, чем любой пароходик. Но будущее было за пароходиками в итоге.

То же самое и с капитализмом потому что, да, военная сила была у феодалов, но экономика была в руках буржуа. Война в глобальном смысле – это экономический процесс, а не чисто военный. Поэтому капитализм победил. Но за триста лет. Триста лет продолжалась буржуазная революция.

Ну, и капитализм, как известно, основан на очень прогрессивной черте, то есть, на экономических средствах принуждения к труду. Это большой шаг по сравнению с феодализмом. Потому что тебе никто ржавого меча к горлу не приставляет, чтобы ты работал. Тебя никто не может продать, все свободны. Это, как бы ни звучало в моих устах как какой-то стёб, – нет, я совершенно серьёзен. Капитализм был гигантским шагом по сравнению с тем, что было раньше.

Д.П. Надо сравнивать до и после.

Клим Жуков. Да. Люди стали свободны, и экономическое принуждение было основано не на грубой силе, а на владении средствами производства. То есть кто-то владеет станками и нанимает на них работников, которым просто недоплачивает. Если он будет им выплачивать всё, что они заработали... Потому что, повторюсь второй раз, всё, что есть на свете, произведено трудом. Капиталист складывает своё богатство из двух составляющих. Это из управления собственными капиталами, то есть станками и рабочими. Для чего он должен иметь образование, опыт, сметку, некую дерзость. То есть он работает как директор, и за это получает вполне обоснованную некую часть общественного дохода. Всё остальное он должен отдавать рабочим. Но вторая часть это не зарплатная часть, эта часть называется прибавочной стоимостью. То есть неоплаченная часть труда, которая составляет собственно прибыль с любого капитала. Это то, что недоплачивают работникам. И это тоже было, безусловно, прогрессивной чертой. Потому что без этого невозможно было купить новых станков, оплатить инженера какого-нибудь, Максвелла или Фарадея, который придумает вам электричество. Который будет шарить в физике. Его просто нужно будет кормить всё это время. Как бы этот худосочный Фарадей ни кушал, он всё-таки кушает. И эту еду ему нужно давать, как-то его развлекать, чтобы он не сошёл с ума.

И второй очень важной прогрессивной чертой была конкуренция. Потому что незамедлительно внутри общественной материи наступило столкновение интересов собственно хозяев средств производства. Которые стали бороться за рынки сбыта незамедлительно. По крайней мере, в своём сегменте. И это привело к снижению цены на товар и улучшению качества товара. То есть, чтобы у тебя что-то покупали, оно должно или заметно дешевле стоить, или быть заметно лучше. Одно из двух, а если всё вместе, то ты вообще супермен. То есть у тебя точно купят, все твои конкуренты разорятся, и ты скупишь их жалкие предприятия, а их, возможно, возьмёшь на работу. Возможно. Это уж как ты решишь.

Но отсюда тут же воспоследовала отрицательная тенденция. Потому что как только у кого-то будет лучше и дешевле одновременно, и он скупит разорившихся конкурентов, он станет монополистом в своём сегменте. А отсюда – ему станет не нужно ни повышать качество, ни снижать цену. Зачем, когда рынок твой? Рынок уже твой, кто может тебя заставить снижать цену? Раньше тебя заставлял конкурент.

Д.П. «А мы будем сидеть и в них плевать». – «Зачем плевать?» – «Молодой, не понимает».

Клим Жуков. Тем не менее, на момент времени был быстрый прогресс, опять же, из-за конкуренции. Нужно было делать орудия труда и производство средств производства всё быстрее, эффективнее и качественнее. Это обеспечило буквально за 150 лет промышленную революцию – ещё одну, кстати говоря, революцию. Ну, это в несколько иной области.

То есть мы сейчас живем в цивилизации современного типа, которая была создана именно тогда. Если почитать фантастику того времени, это же просто потрясающе. Это безграничная вера в мощь человеческого разума. Один Жюль Верн чего стоит, это же каждую книжку читаешь и понимаешь: темпы развития были такие в то время, что каждые пять лет уже мир менялся. Казалось, если это будет продолжаться поступательно, так же, мы полетим из пушки на Луну. Глупость конечно, но он тогда не знал, что это глупость.

Д.П. Знал, но художественный приём, наверное.

Клим Жуков. Бог его знает. Тем не менее, это как раз показатель того, каким прогрессивным строем был в своё время строй буржуазный. Всё имеет ограничение в виде планеты Земля, которая конечна.

Д.П. И ресурсы конечны.

Клим Жуков. И ресурсы конечны. И рынки сбыта, что самое главное, конечны. Капитал, теперь уже настоящий капитал, не может оставаться статичным. Он должен расширяться, то есть ты должен захватывать те самые рынки сбыта. Тем или иным способом. Как только мир стал целиком принадлежать капиталу в той или иной форме – неважно, хорошо это или плохо, – но это факт: мир стал капиталистическим к концу XIX века. Далеко не сейчас глобализация началась, она сейчас просто продолжается.

К концу XIX века мир закончился, и всё захватили монополии. Те самые, которые являются объективным следствием развития капитала. Отсюда два момента. Во-первых, кончились рынки сбыта, их нужно стало делить друг с другом, так или иначе. Во-вторых, перестало быть необходимостью улучшать качество чего-либо, кроме военных ресурсов. Понятно, что линкор должен быть всё лучше, иначе рынок поделится не в твою пользу. Отсюда получается, что капитал перестал развиваться.

А как только он перестал развиваться, он стал деградировать. Незамедлительно. Отсюда мы видим что? Все следствия деградации, как это было в Римской империи, например. Как это было в античных Афинах. Нет развития, есть деградация. Деградация приводит к войнам, к кровище, к абсолютно жестокому подавлению всех недовольных, где только можно. Вот, посмотрите на США, например, далеко ходить не надо. Самая развитая капиталистическая страна, самая показательная. Что там делают с недовольными? У нас Лёше Навальному такое не снилось. Или Сереге Удальцову. Там спокойно применяют национальную гвардию, она стреляет в кого надо. В общем, там полный порядок. И это не сейчас началось. Это началось в XIX веке. Там эта классовая борьба идёт, и ничего.

Ну, и самое главное. Стало не очень понятно, а чего там делает капиталист наверху? Если раньше он организовывал производство, то теперь он что организовывает? Потому что теперь организовать производство, в силу того, что масса образованного народа очень большая, может кто угодно, кто имеет квалификацию. То есть далеко не только капиталист. Но при этом он продолжает осуществлять в глобальном смысле отъём прибавочной стоимости, ничего, не давая взамен. То есть, превращается в паразита, какими раньше были феодалы. То есть, в базисе уже имеется общественный характер производства. То есть капитализм, его главная заслуга, обобществил производство.

Производство стало общественным. То есть гигантские массы народа работают на одном и том же производстве, таким образом, вступая в коммунистические отношения. Потому что внутри этого гигантского артельного труда существуют именно коммунистические отношения. Потому что все вокруг делают одно и то же дело. Но к общественной форме производства присовокупляется индивидуальная форма присвоения результатов этого производства, которые вступают в несомненное противоречие. Снятием этого стала социалистическая революция, когда лишний пункт исключили.

То есть, у нас в России, в первой стране победившего социализма, капиталист был исключён из уравнения. И вся прибавочная стоимость, которая есть, стала распределяться в общественные фонды потребления. Собственно говоря, это и есть революция. Четвёртая, социалистическая революция. Это, опять же, случилось не потому, что кто-то очень сильно этого хотел. Никто этого не хотел.

Д.П. Хочешь сказать, что немцы Ленину денег не дали?

Клим Жуков. Во-первых, не дали. Во-вторых, в социалистической революции, кроме того, что я сейчас сказал, был один большой плюс. Это была первая революция в мире, которая произошла по плану и проекту. Это был именно проект. Потому что никакого капиталистического, тем более феодального или рабовладельческого проекта не существовало.

Д.П. Неолитического

Клим Жуков. Неолитического проекта не существовало. Никто не бегал по пещерам с каменными транспарантами, что «Даешь Неолит, светлое будущее Палеолита!» Не могли они такое сделать.

Д.П. Да здравствует феодализм!

Клим Жуков. Светлое будущее цивилизации! Так точно. «Даёшь феодалистическую революцию!». Никто этого не знал. В общем и целом, конечно, уже буржуазные революции, особенно к поздним моментам – к французской буржуазной революции – уже понимали, о чём речь. Тогда такое слово было уже, уже знали про революцию, знали, что такое буржуазия. Но всё равно проект составить не могли. Потому что логический аппарат не был настолько развит, теория сама не была настолько развита, чтобы составить подобного рода проект.

А мы, в лице теоретиков от Маркса и Энгельса заканчивая Ленины и Сталиным, строили общество именно проектно. Не наобум, а подумав, что будет впоследствии. Одного не учли – реакции. И размеров этой реакции. Потому что как во время, например, нидерландской революции. Нидерландскую революцию давила не только одна Испания. Точно также во время социалистической революции в России её сразу же стали давить, буквально с 1918 года. Все подряд. И давили её до 1945 года прямой военной силой. Потом вдруг оказалось, что социалистическая экономика настолько эффективна, что не удавить-то её никак.

Д.П. Особенно военной силой не получается. Лучшие нации Европы набросились и чего-то не срослось. Объединённая экономическая мощь Европы.

Клим Жуков. Я об этом и говорю. Да. Причём эта экономическая мощь по нетто-брутто показателям, по тоннам стали, киловаттам электроэнергии была заметно больше, чем СССР. Заметно больше. Однако почему-то организация оказалась настолько эффективнее, что вся объединённая Европа очередной раз получила мировых пенделей. И если бы кое-кто не подсуетился в 1944 году открыть второй фронт, у нас бы танки остановились на берегу Ла-Манша.

Д.П. В Лиссабоне.

Клим Жуков. От Лиссабона до Нормандии. Стали давить экономическими способами. И идеологическими способами.

Д.П. Холодная война.

Клим Жуков. Да. Холодная война. Причём нужно понимать: у нас потери Русско-Японской, Первой мировой войны, Гражданской войны, два раза страна поднята из руин. И нам, вместо того, чтобы по-братски помочь... Всё-таки мы же тоже люди некоторым образом. Как бы это странно ни показалось кому-нибудь. У нас одинаковое биологическое устройство с американцами, немцами и всеми прочими. И вот вместо того, чтобы помочь как-то по-братски, нас принялись давить. В силу того, что была конкретная необходимость в реакции на это, мы перешли от проектного устройства к казуальному устройству и стали реагировать на вызовы. Как у нас говорят: «Перед нами встали новые вызовы». У нас как телевизор ни включишь, то Владимир Владимирович, то Дмитрий Анатольевич говорят, что: «Перед нами встали новые вызовы, надо отвечать». Не надо отвечать на новые вызовы. Нужно свои ставить проекты и вызовы.

Д.П. Это им кто-то гражданина Тойнби процитировал. Вот они и наяривают про вызовы.

Клим Жуков. Да. Именно так. И как только в СССР произошла социалистическая революция, четвёртая революция по очереди, она запустила процесс революций во всём мире. Если кто-то думает, что она закончилась, эта революция – нет, мы сейчас живём просто в эпоху реакции. На самом деле, через время, какой-нибудь там Жук Климов будет говорить, что вот была у нас такая революция 1917 – 2017 года. Социалистическая революция мировая была там, например, 200 лет. Повторюсь, не бывает революции в одной стране. Абсолютно был прав Ленин, когда говорил, что бывает только Мировая революция. И именно мировая революция приведёт к установлению абсолютно новой общественно-экономической формации с неизбежностью. Это обязательно будет, просто много времени может пройти. Потому что если реакция победит окончательно, она просто запустит всю цепочку по-новому. И всё опять дойдет до империализма мирового, который обязательно развалится, просто в другой форме это всё будет. И закончится всё равно социалистической революцией.

И когда я говорю «революция» – уходим туда, с чего начали, закруглим, – я имею в виду именно смену общественно-экономической формации на кардинально новую. На более высоком уровне. Это и есть революция, а всё остальное механизм её осуществления, это вторично. Потому что революция, как мы видели, и неолитическая, и рабовладельческая были вполне мирными. Не было людей на площадях с булыжниками. Кровь была, да. Жертвы были, а войны не было. Сами дохли. В феодальную революцию тоже никто ни за кем не бегал с транспарантами. А, например, реставрация Мэйдзи, она конечно закончилась восстанием недовольных элементов, но всё равно в рамках Японии она была довольно мирной. И сверху проведена. Там, правда сменили форму собственности одни и те же собственники. Они остались при своих, только стали называться по-другому, но тем не менее революция была проведена. В Португалии в 1974 году вполне мирно революция прошла. Это неважно. Революция – это результат. А движение к революции и механизм её осуществления может быть самый разный.

И вот тут-то важно, что мы как мыслящая форма материи можем сами выбирать дорогу к этой самой революции. Потому что мы можем думать, у нас есть воля, мы можем сделать так, чтобы не было вот этого самого: 5000 лет, 700 лет и 300 лет. С кровищей, говнищем и так далее.

Д.П. Я всегда думал, что большевики опередили время лет на 200.

Клим Жуков. Я повторюсь, они не опережали время. Если бы не объективный процесс, революционизировавший экономику, не было бы никаких большевиков. Потому что большевики – это симптом. Исторический процесс всегда напоминает следующую картинку: какая-нибудь Австралия, Большой барьерный риф. Там идёт шикарная пятиметровая волна. И какой-нибудь серфингист едет, ловко объезжая барашки этой волны, он может выбирать направление, но повернуть мимо волны он не сможет. Он будет плыть туда, куда идёт волна. Как он будет ловко объезжать барашки – это его дело, но от волны он никуда не денется. Вот история – это волна. А люди на ней – это серфингисты. Вот так примерно. Все, что хотел сказать, сказал.

Дальше перейдём к конкретике уже русской революции. Как она у нас образовалась. Как все эти противоречия развивались. Ну, а любителям рассуждать о лимитах, что в России лимит на революции исчерпан, или где-то ещё лимит на революции исчерпан, я рекомендую поставить дома на огонь, на газовую плиту кастрюлю литров на пять, и минут через десять запихать туда голову, чтобы посмотреть, как материя революционизируется. Это конечно шутка, так делать не надо.

Д.П. Многим было бы полезно конечно. Многих даже за шиворот надо взять и туда макнуть, но мы так делать не будем. Что сказать, Клим Александрович, на полный штык копнул. И наглядно, и познавательно. И многое даже неожиданно, я бы сказал. Диалектично. Я думаю, Михаил Васильевич одобрил бы.

Клим Жуков. Я же некоторым образом у него учился. Чувствуешь школу?

Д.П. Я надеюсь, что дорогим зрителям многое вот с примерами, на пальцах, оно гораздо понятнее. Как оно образуется, как оно работает. И почему работает именно так. Да, дорогие друзья? Спасибо, Клим Александрович.

Клим Жуков. Стараемся.

Д.П. Круто, ждём продолжения.

Клим Жуков. Обязательно.

Д.П. А на сегодня всё. До новых встреч.

С помощью oper.ru