Накануне: борьба СССР за создание системы коллективной безопасности в Европе и укрепление обороноспособности страны в 1939–1941 гг.

Плотников Алексей Юрьевич, 

доктор исторических наук, профессор МГЛУ, 

член Российской ассоциации историков Второй мировой войны,

член Научного совета Российского военно-исторического общества

Накануне: борьба СССР за создание 

системы коллективной безопасности в Европе 

и укрепление обороноспособности страны в 1939–1941 гг.

Отмечаемое в этом году 80-летие начала Великой Отечественной войны дает возможность вспомнить события предшествующих лет и еще раз оценить вклад нашей страны в разгром фашизма и победное завершение крупнейшего в мировой истории военного конфликта, каким явилась Вторая мировая война.

Одним из таких событий была предпринятая Советским Союзом попытка создания в Европе системы коллективной безопасности, а после ее провала – формирования в 1939 г. антигитлеровской коалиции, которая даже в условиях уже фактически начавшейся мировой войны, давала шанс на предотвращение ее разрастания до масштабов крупнейшей катастрофы ХХ столетия. Попытка, которая также окончилась неудачей. 

Об этом и пойдет речь.  

Прежде всего, отметим, что попытки создания на «Старом континенте»  системы коллективной безопасности (СКБ) – под которой, применительно к ситуации 1930-х гг., следует понимать «антигитлеровскую (в более широком смысле – антифашистскую) коалицию» – впервые были предприняты в конце 1920-х гг.

Речь идет о Пакте Бриана-Келлога – договора об отказе от войны как средства национальной политики, получившего свое название по фамилиям его авторов – министра иностранных дел Франции А. Бриана и госсекретаря США Фрэнка Келлога. 

Заключение договора, подписанного 27 августа 1928 г. в Париже, по замыслу его авторов должно было стать первым шагом на пути создания системы коллективной европейской безопасности. К концу 1928 г. к пакту присоединились 63 государства, включая Советский Союз, то есть большинство из существовавших в то время в мире государств. 

Следует отметить, что СССР уже 29 августа 1928 г. ратифицировал Пакт и, кроме того, выступил инициатором подписания Московского протокола 1929 г. о досрочном введении его в силу.  

Однако, несмотря на присуждение его авторам Нобелевской премии мира, в условиях существовавшей тогда в Европе и мире обстановки, Пакт не оправдал – да и не мог оправдать – возлагавшихся на него надежд.  

Поэтому он был заменен системой двусторонних и многосторонних соглашений, одними из которых стали  советско-французское и советско-чехословацкое Соглашение (договор) о ненападении. 

Эти соглашения стали следствием – и прямым результатом – убийства в Марселе в октябре 1934 г. членом усташеской террористической организации  министра иностранных дел Франции Луи Барту и короля Югославии Александра I во время его официального визита в страну, которое имело читаемый «немецкий след», и очень ясно показало намерения и направленность политики пришедшего на смену Веймарской демократии нового «Третьего Рейха».  

Однако во многом именно благодаря «Марсельскому убийству» французское правительство пошло на заключение с СССР двух договоров, направленных на создание европейской системы коллективной безопасности (активным сторонником которой был Л.Барту): Соглашения о взаимной заинтересованности в создании Восточного пакта (декабрь 1934) и Советско-французского пакта о взаимопомощи от 2 мая 1935 г., предусматривавшего обязательства сторон оказать немедленную помощь и поддержку другой стороне, если та станет объектом неспровоцированного нападения третьего «европейского государства», под которым недвусмысленно понималась фашистская  Германия.

Очень скоро это соглашение дополнилось аналогичным советско-чехословацким «Договором о взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических республик и Чехословацкой Республикой», подписанным в Праге 16 мая 1935 г. Основные положения советско-чехословацкого договора были идентичны Советско-французскому пакту от 2 мая 1935 г.

Фактически соглашения 1935 г. СССР с Францией и Чехословакией приобретали характер тройственного соглашения, которое могло стать – но, как будет показано, не стало – основой для создания СКБ в Европе, о которой говорилось выше. 

Однако в первой половине 1930-х гг. возник новый крайне негативный  фактор, во многом сделавший невозможной саму идею формирования  антигитлеровской коалиции. 

У лидеров и главных «творцов Версальской системы» – Великобритании и Франции – обозначилась четкая тенденция на проведение политики «потакания» Германии в ее политике отказа от условий Версальского договора и поощрения агрессивных устремлений Берлина, получившей  название политики «умиротворения агрессора», имевшей целью направить немецкую агрессию на восток, подтолкнув Германию к войне против СССР. В наивной, как показало время, убежденности, что гитлеровское руководство этим довольствуется и никогда не нападет на Запад. В первую очередь это относится к Великобритании.

Эта тенденция особенно усилилась после прихода в Англии в 1935 г. к власти правительства консерваторов, во главе которого в 1937 г. встал  Невилл Чемберлен, а во Франции в 1938 г. – праворадикального правительства Эдуарда Даладье, которые и подписали «от имени европейской демократии» Мюнхенское  соглашение 1938 г., отдавшее на растерзание Германии большое европейское государство, члена Лиги Наций – Чехословакию, получившее в исторической науке общепринятое название «Мюнхенский сговор».

Этот поворот выглядит тем более странным с военно-политической точки зрения на фоне упоминавшегося «Марсельского убийства» 1934 г. и не перестающего привлекать внимание исследователей своей необъяснимой  иррациональностью и безответственностью, даже в учетом преобладания тогда в умах западноевропейских «правящих элит» политики антикоммунизма («антибольшевизма» по терминологии того времени).   

«Мюнхенский сговор» стал квинтэссенцией политики «умиротворения», а также прямым и закономерным результатом этой политики, последовательно проводившейся, как уже отмечалось, Великобританией и Францией в отношении Германии начиная с краха Веймарской республики и прихода к власти национал-социалистов в 1933 г.

Переломным в предвоенной истории Европы, повторим, стал 1938 год, когда политика «умиротворения агрессора» стала приносить свои конкретные зловещие плоды.

В отличие от Франции и Великобритании, Советский Союз вел здесь себя совсем по-другому. 

Именно Советское правительство до конца отстаивало интересы Чехословакии и продолжало бороться за создание СКБ в Европе даже тогда, когда ведущие «западные демократии» уже приняли решение отдать Прагу «как кусок мяса» на съедение нацистской Германии.

Так, Советское правительство 19 сентября 1938 г. через советского полпреда в Праге подтвердило Президенту Чехословакии Э.Бенешу готовность СССР в случае начала военного конфликта с Германией  выполнить условия Пражского договора 1935 г. 

Советский Союз предлагал свою помощь Чехословакии на случай войны  даже в том случае, если, вопреки Пакту о взаимопомощи, Франция этого не сделает, а Польша и Румыния откажутся пропустить через свою территорию советские войска (что, как известно, и произошло).

Более того, правительство СССР провело ряд конкретных подготовительных военных мероприятий, сосредоточив на своей западной и юго-западной границе значительную группировку приведенных в боевую готовность войск, включая стрелковые дивизии, танковые части, авиацию и войска ПВО, которые оставались там вплоть до 25 октября 1938 г.

Однако отказ Польши пропустить на помощь Чехословакии советские войска (более того, угроза Варшавы в случае попытки прохода через ее территорию объявить СССР войну) стал тем ключевым фактором, который не позволил предотвратить агрессию (нет сомнения, что военная помощь Советского Союза, как минимум, кардинально бы изменила ситуацию и ее возможные последствия). 

Оставшись в итоге в одиночестве, Советский Союз не смог оказать ту помощь, которую он мог и, определенно, оказал бы Праге.  

Впрочем, «роль» Польши в этом не ограничилась. Как известно, сразу после подписания Мюнхенского соглашения Польша – одновременно с Германией – ввела в Чехословакию свои войска и оккупировала т.н. Тешинскую Силезию, в связи с чем Варшава,  наряду с Германией, а также Венгрией, несет прямую ответственность за раздел и последующее уничтожение Чехословакии. 

В час ночи 30 сентября 1938 г. Чемберлен, Даладье, Муссолини и Гитлер подписали Мюнхенское соглашение. Только после этого в зал была допущена чехословацкая делегация, которая была лишь «поставлена перед совершившимся фактом». 

Примечательно, что одновременно 30 сентября между Великобританией и Германией была подписана Декларация о взаимном ненападении; соответствующая аналогичная франко-германская Декларация была подписана в декабре 1938 г. 

В тот же день Польша оккупировала Тешинскую область Силезии.

«Мюнхенский сговор» стал тем «поворотным моментом», после которого Вторая мировая война стала неизбежной, а ее начало – лишь вопросом времени.

Окончательную точку в этом вопросе поставил преднамеренный срыв Англией и Францией предпринятой СССР весной – осенью 1939 г. последней попытки все-таки заключить «антигитлеровский пакт», что стало очевидно в августе 1939 г. 

Результатом политики западных государств стало заключение 23 августа 1939 г. Советско-германского договора о ненападении, позволившего СССР в создавшейся ситуации обеспечить свою безопасность, избежав войны на два фронта, и оттянув нападение фашистской Германии – неизбежность которого понималась всеми – почти на два года.  Договора, являющегося сейчас главным объектом шельмования и извращения в объявленной нам коллективным Западом информационно-гибридной войне по переписыванию истории Второй мировой войны и «стиранию» из общественной памяти правды об исторических событиях, которые еще несколько лет назад были для всех очевидны.

Возвращаясь к Советско-германскому договору 1939 г., следует особо подчеркнуть, что СССР заключил его с Германией последним из всех европейских стран, и  заключил вынужденно, исчерпав все возможности добиться создания европейской системы коллективной безопасности, о которой говорилось выше.  

В этой связи интересно проследить «хронологию» заключения аналогичных договоров о ненападении с Германией другими государствами Европы.

Кроме уже упоминавшихся Англии и Франции, первой договор о ненападении с Германией в 1934 г. заключила Польша (Пакт Пилсудского-Гитлера); в марте 1939 – Литва, в мае 1939 – Дания; летом тридцать девятого – Латвия и Эстония.  

И только 23 августа 1939 г. – исчерпав, повторим, все возможности создания антигитлеровской коалиции и, что следует особо подчеркнуть, обеспечивая в сложившейся обстановке свою безопасность – Советский Союз. Комментарии здесь, думается, излишни.  

Может ли кто-нибудь упрекнуть нас за это? За то, что мы стремились обеспечить свою безопасность (западная граница СССР в августе 1939 г. проходила в 40 км от Минска) в условиях, когда мы остались один на один с Германией и, более того, с вполне отчетливой перспективой войны на два фронта: с фашистским «Третьим Рейхом» – на западе, и милитаристской Японией – на востоке? Не может, но обвиняет. 

В этом и заключается весь запредельный цинизм и опасность для нас «гибридной» войны «коллективного Запада». 

В чем особое значение Договора о ненападении 1939 г., явившегося, без преувеличения, триумфом советской дипломатии (за что его так ненавидят на западе)?  В том, что его заключение позволило Советскому Союзу предпринять в 1939–41 гг. дополнительные меры по укреплению своей обороноспособности и усилению армии, сыгравших немалую, возможно, ключевую роль в отражении фашистского нападения в июне 1941 г. 

Так, за период 1939–1941 гг. в СССР было сформировано 125 новых дивизий, а численность Красной армии на 1 января 1941 г. составила около 4,5 млн. человек, что в 2,8 раза превышало численность РККА в 1939 г. За три предвоенных года в 3 раза увечилось число училищ сухопутных войск.

С января 1939 по 22 июня 1941 г. советские войска получили свыше 82 тыс. орудий и минометов, более 7 тыс. танков, около 18 тыс. боевых самолетов, несколько сотен боевых кораблей различного класса. 

В войска за этот период поступила новая техника и вооружения: танки Т-34 и КВ, самолеты Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, ПЕ-2, штурмовики Ил-2, новая артиллерия и стрелковое вооружение, первые опытные реактивные установки («Катюши»). 

Была значительно усилена новая западная граница СССР (до сентября 1939 г. наша западная граница, напомним, проходила в 40 км от Минска), созданы новые укрепрайоны и линии обороны.

Все это, повторим, сыграло ключевую роль в отражении невиданного по силе удара немецких войск 22 июня 1941 г. 

Возвращаясь к событиям осени 1939 г., в заключение отметим, что за Договором от 23 августа последовало 1 сентября 1939 г. – закономерный итог политики умиротворения гитлеровской Германии больших и малых «европейских демократий».  Включая и саму «жертву» нападения – Польшу. 

Здесь же следует отметить, что принятая в современной историографии дата начала Второй мировой войны – 1 сентября 1939 г. в настоящее время, очевидно, требует переосмысления и корректировки.

Если все же говорить о начале этой войны именно в Европе (а не в Азии – конкретно, в Китае в 1937 г., что было бы и корректнее, и справедливее), следует признать, что ее «горячая», собственно военная фаза, началась значительно раньше нападения Германии на Польшу. 

Это был захват Албании фашистской Италией в апреле 1939 г. 

Впрочем, это отдельная тема.