ИДЕОЛОГИЯ КАК ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ ФАКТОР ОБЕСПЕЧЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ И ЕЁ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ПЕРСПЕКТИВ

Споры об идеологии со времён французского философа XVIII–XIX вв. Дестюрта де Трасси, «легитимизировавшего» сам этот термин, так и не утихли. Напротив, они возобновились с новой остротой с наступлением ХХI века, так и не ставшего, несмотря на пророчества Ф. Фукуямы, веком «конца идеологий».

Тем не менее, о чём бы ни вещали «монстры» информационной индустрии, идеология остается важнейшим драйвером социально-политических и культурных изменений. В мировых масштабах всё более агрессивный характер приобретает либеральная идеология, перерастающая в своих крайних проявлениях в «либеральный фашизм»[1].

Однако в том, как она функционирует в «режиме обострения», как неистово борется за сохранение принципа «демократии свободы», мы убедились на примере недавних выборов 46-го Президента США и так называемого «импичмента».

Тем не менее, сегодня проблема безопасности, а значит и суверенитета (тех или иных сообществ) является одной из центральных проблем в социально-политических и гуманитарных науках. Её актуальность задана изменчивой мирополитической динамикой, возрастающей хаотизацией международных отношений плюс неконтролируемой социокультурной динамикой.

Конечно, сегодня русская цивилизация выступает в качестве жесткого оппонента такого положения дел. Об этом свидетельствует, в частности, недавняя речь Президента Российской Федерации В.В. Путина на Давосском форуме.

Необходимость идеологии, определяющей сущностные параметры бытия России, очевидна. И здесь свою роль может и должна сыграть Доктрина «Русский Донбасс», ставшая идеологическим credo становления Донецкой и Луганской Народных Республик.

Существует необходимость осмыслить проблему идеологии в полидисциплинарном ключе, а именно – с точки зрения мирополитической теории, макросоциологии, экономической теории, теории международных отношений, социосинергетики, геополитики, а также теории глобальной безопасности, которая необходима в качестве основания построения архитектуры как региональной, так и глобальной систем безопасности.

Однако следует констатировать, что единство подходов к поставленной проблеме, к сожалению, отсутствует в современной теории и практике международных отношений. К примеру, школа неореализма концентрирует свое внимание на безопасности государства, которая трактуется в виде процедур минимизации угроз сугубо военного, экономического, демографического, экологического, реже – информационного и иного характера. Неолиберальная парадигма исходит из постулата о том, что главный объект безопасности – демократия, гражданское общество и индивидуум, и в силу этого отрицает любые иные подходы как опасные «поползновения» к авторитаризму. В том числе на путях создания систем коллективной безопасности. Другие идейные течения – неомарксизм и неограмшизм – традиционно пекутся о классовой солидарности и гегемонии. В свою очередь конструктивизм актуализирует тему идентичности, её защиты плюс недопустимости бесконечных «битв за идентичность», которыми характеризуется нынешняя кризисная эпоха.

Однако понятно, что сверхсложный и взаимозависимый мир обречен на поиск новой формулы коллективной безопасности, которая не может уже не учитывать прогрессирующей девальвации таких понятий, как «Демократия», «Капитализм», «Верховенство права» и «Гражданское общество»)[2].

В этой связи вспоминается так называемое пророчество У. Черчилля, а именно: «Всегда можно быть уверенным в том, что Америка пойдет правильным путем. После того, как исчерпает все альтернативы».

Сказанное получает особый смысл на фоне внешней политики президента США Д. Трампа, вставшего на «третий путь» между демократами и республиканцами в вопросах внутренней и внешней политики. И дело здесь, по-видимому, состоит в неспособности идеологии неолиберализма (либертаризма) обеспечить необходимыми смыслами и энергией общества, возникшие и утвердившиеся в интерьере модерна, но при выходе за его пределы столкнувшиеся с множеством (им же порожденным) нерешаемых мировых проблем.

Этот вопрос сегодня становится (как никогда ранее) актуальным ввиду ориентации не-западных цивилизаций на предложенный Западом маршрут исторического развития, имевшего до недавних пор не только имманентные «механизмы» социокультурной динамики, но и, что важно, процедуры самосохранения от деградации и распада. Однако частично перенявшие его субъекты истории (Россия, Китай, Индия, исламская и латиноамериканская цивилизации) едва ли оказались готовы к новейшим мутациям Запада, т.е. качественным изменениям структуры и характера его социальности, в том числе ввиду происходящей на наших глазах девальвации «великой» либеральной идеи.

Иначе говоря, на повестке дня – вопрос о безопасности цивилизационных систем, принявших либеральную доминанту социокультурного творчества, доминанту, оказавшуюся весьма и весьма сомнительной в новых исторических условиях. Поэтому сегодня русская, китайская, индийская и исламская цивилизации озабочены поиском средств и методов обеспечения собственной безопасности плюс коллективной безопасности в формате БРИКС.

Если всё же понять и оценить это сдвиг, обратимся к классику неолиберализма – Ф. Фукуяме. В своей недавней работе «Государственный порядок» (том 1-й) он вывел следующее умозаключение: «Хотя либеральная демократия сегодня может быть признана наиболее легитимной формой управления, ее легитимность зависит от стиля работы. А стиль работы в свою очередь зависит от способности соблюдать приемлемый баланс между вмешательством сильного государства, когда это требуется, и разнообразными формами индивидуальных свобод, которые являются основой демократической легитимности государства и способствуют развитию частного сектора»[3].

Как показывает его аналитика во втором томе указанной работы, связь рыночной экономики с политическими институтами оказывается всё более непрочной, поскольку наметившийся в США «политический упадок», как раз и объясняется их ослаблением под воздействием интеллектуальной закостенелости и либерального догматизма укоренившейся во власти политической элиты[4].

Насколько это предвосхищение правдоподобно, показали референдум в Каталонии и реакция на него в Мадриде и Брюсселе. Равно как и реакция на строительство «Северного потока – 2», а тем более – на события, уже почти семь лет происходящие в Донбассе!

Думается, что этой ситуации – для самосохранения и саморазвития русской цивилизации в этих условиях необходима реабилитация идеолого-аксиологического подхода, связанного с целым рядом важных методологических установок.

В этой связи вспомним, что еще в 1998 году А.С. Панарин, продумывая схему «реванша Истории», т.е. воссоздания цивилизационного плюрализма и диалогизма, показал, что русская цивилизационная альтернатива должна опираться на: 1) экологическую идею, повышающую статус окружающего мира, приниженного модерном и превращенного им в простое средство; 2) идею культурного многообразия мира, которому модерн угрожает нивелировкой, достигшей крайней формы в образе массовой потребительской культуры; 3) нравственно-религиозный фундаментализм (то, что ныне чаще называют консерватизмом, опорой на традиционные ценности), на основе которого будет выстраиваться идентичность и безопасность России[5]. В таком виде, быть может, перед нами – важная вариация «Русской идеи» для XXI века.

При всем этом последний пункт из указанных видится наиболее важным в силу того, что в конце 1990-х годов, когда А.С. Панарин разрабатывал свою концепцию, перед русской цивилизацией и обществами, в неё входящими, стояла дилемма: «либо найти способ преодоления безответственной потребительской морали, либо окончательно опуститься в пучину геополитического хаоса и скольжения в «третий мир»[6]. Но ситуация, слава Богу, начала меняться к лучшему.

Речь, конечно же, идёт о поправках в Конституцию, в частности, о Ст. 67 обновлённого варианта Конституции РФ, где сказано: «Российская Федерация обеспечивает защиту своего суверенитета и территориальной целостности. Действия (за исключением делимитации, демаркации, редемаркации государственной границы Российской Федерации с сопредельными государствами), направленные на отчуждение части территории Российской Федерации, а также призывы к таким действиям не допускаются»[7];

Нужно заметить, что, проходя через нешуточные испытания 2008 / 2014 годов и по сей день, Россия сумела сохранить свои геополитические приоритеты, помноженные на традиционные ценностные ориентации. По сути, находясь в «праведном одиночестве» в мировом цивилизационном процессе. Отсюда – реальная сила русской цивилизации, которой всегда была присуща идея тождества законов бытия и морального закона[8].

Поэтому в столь негативном свете выглядят сегодня многочисленные экономические санкции, рекогносцировки НАТО у границ России, технологии кибервойны, бесконечные провокации на постсоветском пространстве в виде «цветных революций», лишение её диппредставительств на территории США.

Но, хотя моральная правда на стороне России, реальность сегодня все же такова, что основная геополитическая угроза для РФ сохраняется, и она связана с «распадом и исчезновением с политической карты мира России не только как самобытной цивилизации, но и как государства»[9].

Однако своя собственная цивилизационно-геополитическая игра, если угодно, мироустроительная цивилизационная альтернатива диктату Запада[10], требует продуманной и взвешенной идеологической программы. Скорее всего, есть смысл в актуализации предложенной К. Грицем формулы идеологии как интеграционного проекта и проекта конституирования идентичности. Он, между прочим, в своё время предложил интерпретацию идеологии как культурно-символической системы, отвечающей за возможность создания автономной политики путем создания авторитетных концептов и убедительных образов[11].

В таком случае целесообразно говорить об идеологии как мировоззренчески-смысловой матрице внешнеполитической деятельности, опосредованно осуществляемой в рамках конкретной внешнеполитической доктрины государств и цивилизаций. При этом важно учесть их соотношение: «Внешнеполитическая идеология отражает перспективную цель (цели) и принципы, а внешнеполитическая доктрина – среднесрочные и долгосрочные цели и соответствующие стратегии»[12]. Но, с другой стороны, идеология предстает и в виде управленческой системы, позволяющей контролировать и направлять социальные процессы в рамках той или иной стратегической ситуации[13]. Ведь не секрет, что наступательный реализм США, как ранее, в эпоху «холодной войны», так и сегодня опирается на идеологическое основание, конвертируясь в геополитические и геоэкономические стратегии.

Но этот дискурс следует дополнить одним важным измерением. Оно выражается в делении идеологий на закрытые (находящиеся в руках правящей верхушки) и открытые (послание которых доступно широким массам). Это деление просматривается на уровне конкретики: «Идеология коммунизма строилась – как предельно открытая, публичная и общедоступная», а неолиберализм как «предельно тайная, закрытая идеология, публично оперирующая только утопией, а также утверждающая, что никакой идеологии нет…»[14].

Такая постановка проблемы имеет весьма важное значение, тем более в привязке к российской политической элите, вставшей после знаменитой «Мюнхенской речи» В.В. Путина (февраль 2007 года) на путь последовательной защиты национальных и общецивилизационных интересов.

Именно поэтому целесообразно говорить о том, что сегодня перед российским правящим классом, формирующим сценарии развития международных отношений, стоит несколько взаимосвязанных задач:

–     выбор системы доминирующих политических взглядов, отражающих представления об интересах и ценностях для локальных человеческих цивилизаций, нации, страны или класса;

–     выбор алгоритма политических действий, т.е. поведения и стратегии правящей элиты в мире;

–     выбор модели государственного устройства и модели формирования международных отношений[15].

Как видим, это есть не что иное, как полюс созидания новой сети отношений цивилизационно-геополитического, шире – геостратегического порядка. Ведь недаром Л.Г. Ивашов недавно обозначил следующие векторы воссоздания места и роли России в мировых делах, имея в виду четыре параллельных процесса:

1)    возрождение и развитие оснований для восстановления традиционных духовно-нравственных ценностей, применение перспективных моделей национально-государственного (державного) строительства;

2)    в пространстве СНГ – формирование вертикально интегрированных транснациональных структур в ведущих отраслях промышленности, воссоздание таможенного, культурного, научно-образовательного и спортивного пространств;

3)    инициирование развития ШОС с актуальным оформлением в ней участия Индии, Ирана, Пакистана, Афганистана;

4)    реальное конституирование БРИКС как коалиции незападных цивилизаций, в качестве альтернативы «господству англосаксов в союзе с транснациональным капиталом»[16].

И, разумеется, эти сверхзадачи должны иметь идеологические основания, тем более, что «точка невозврата» в отношениях с Западом уже пройдена. Пожалуй, с момента присоединения Крыма и поддержки Россией Донбасса.

Но вернемся к тезису А.И. Подберезкина. Естественно, каждая из обозначенных им первостепенных задач имеет своих идеологов и исполнителей. Можно констатировать, что для них таковыми являются: в первом случае – исследовательские центры и университеты, клубы и «фабрики мысли»; во втором – военное, силовые и дипломатическое ведомства; в третьем – Совет безопасности, Администрация Президента и парламент. Понятно также, что эти субъекты выступают генераторами идейно-мотивационных, целедостижительных и ценностно-приоритетных «дорожных карт», составляющих идеологическое поле внутренней и внешней политики.

Тем не менее, именно Президенту России В.В. Путину принадлежат наиболее значимые смыслы идеологической повестки сегодняшнего и завтрашнего дня. Так, например, в своей предвыборной программе 2012 года В.В. Путин обозначил необходимость формирования духовных скреп: «Нужно воспитывать приверженность семье, ответственность за судьбу Отечества, уважение к людям, учить беречь природу. Это обогатит наше общество, объединит для общих свершений. Наша сила – в духовном богатстве и единстве многонационального российского народа. Возрождению и укреплению этих ценностей мы будем всемерно содействовать через развитие культуры, сотрудничество с традиционными религиозными конфессиями»[17].

В этот ряд можно поставить и тезис Президента о патриотизме как подлинно консолидирующей идее для России, высказанный им в 2016 году[18]. Причем последняя имеет несколько опорных моментов, как в царской, так и в советской России, но обращена к современному обществу, мучительно ищущему формулу согласия.

Между прочим, в этом же направлении предлагает двигаться и Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Разрабатывая концепцию «Русского мира», он предложил идейный (идеологический) синтез, выстраиваемый на основе всего значимого и ценного из всех периодов бытия русской цивилизации. В итоге его формула гласит: «вера – справедливость – солидарность – достоинство – державность»[19]. Но к этому аксиологическому ядру также присоединяется «оболочка» в виде такого набора ценностей: мир, единство, нравственность, честность, патриотизм, милосердие, семья, культура, национальные традиции, благо человека, трудолюбие, самоограничение, жертвенность[20].

Но если мы обратимся к Доктрине «Русский Донбасс», то увидим корреляцию аксиологических доминант: «Именно русская национальная традиция, мировоззренческие установки, господствующая трудовая (коллективистская) мораль и набор ценностей (труд, социальная солидарность, народовластие, стояние в Правде и за Правду, миролюбие и жертвенность, верность итогам Великой Победы при отрицании любых форм проявления нацизма) обеспечили рождение феномена ″Русской весны″, а затем и формирование государственности Донецкой и Луганской Народных Республик».

И, кроме того, важно следующее: «Сегодня культуру ДНР и ЛНР необходимо интерпретировать как основу государственной безопасности и суверенитета. Речь идет о культурном потенциале общества – главном ресурсе противодействия основным вызовам и угрозам современности, исходящим сегодня от Украины и ее западных покровителей. Недаром в Стратегии государственной культурной политики Российской Федерации на период до 2030 г. сказано о культуре как национальном приоритете, главном гаранте сохранения единого цивилизационного пространства и территориальной целостности страны, что также справедливо и для Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики»[21].

Между тем, такая идеологическая матрица также имеет прямое отношение к традиционализму, о котором недвусмысленно заявляет и внешний наблюдатель нынешнего цивилизационного процесса в России – французский политолог И. Бло.

В частности, в своей книге «Россия Путина» он отмечает: «Россия вновь возвращается к своей давней миссии защиты христианских и традиционных ценностей… Но Россия также чувствительна к дехристианизации и деморализации Запада… На основе прав человека сегодняшний Запад стремится совершить релятивистскую и эгалитаристскую революцию и экспортировать ее по всему миру»[22]. И на этом пути противостояния, кроме Китая и части исламского мира, естественной преградой стоит Россия.

И здесь, в плане уточнения идеологической составляющей внутренней и внешней политики, нужно вспомнить положение евразийца кн. Н.С. Трубецкого об «идее-правительнице». Противопоставляя западной демократии (релятивизму) евразийскую идеократию (фундаментализм), он находил, что «идея-правительница» должна быть идеей «блага совокупности народов», при этом корреспондируя с «хозяйственно самодовлеющим (автаркическим) месторазвитием»[23]. Более того, в этом идеократическом горизонте видения судеб цивилизации существует «идеократический отбор», при котором ради идеи правители готовы идти на жертву (самопожертвование), а подчиненные расценивают её как «морально ценный поступок»[24].

Именно поэтому сегодня цивилизационное сознание и самосознание элит обязано иметь идеологически и ценностно обоснованный и верифицированный историей морально оправданный проект.

По моему мнению, он будет включать в себя не только пространственно-материальные (месторазвитие, ресурсы, население, «человеческий капитал»), временные аспекты (циклы культурно-политического бытия и кристаллизовавшуюся в драмах русской истории традицию), но и субъектно-волевые, деятельностные (имперско-цивилизационное «общее дело», задаваемое и направляемое элитами) и собственно идеократические доминанты (социально ориентированная «идея-правительница» правды-справедливости и её аксиологическое (ценностное) обрамление)[25].

В таком ракурсе представляется основание государственного бытия и модели международных отношений. Но, главное, именно такое полагание идеологического проекта влечет за собой искомое обеспечение стратегической безопасности России и культурно-цивилизационно родственных ей стран.