«ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ»: МИРОВОЙ ТРЕНД ИЛИ КОНЪЮНКТУРНЫЙ НЕОЛОГИЗМ?

Господствующий (модный, популярный) ныне мейнстрим исходит из необходимости деидеологизации и деполитизации едва ли не каждой сферы общества и каждого вида человеческой деятельности. Многие авторы, касающиеся этой темы, объясняют и обосновывают ее как очевидную объективную данность. На высоком официальном уровне говорится о ней не как о данности, а как об императиве.

Между тем, идея деидеологизации теоретически несостоятельна, нравственно ущербна, политически деструктивна. К идеологии в полной мере можно отнести слова К. Шмитта, сказанные им о политике: «От того, что у народа нет больше силы или воли удержаться в сфере политического, политическое из мира не исчезает. Исчезает только слабый народ»^[1]. В наши дни эту мысль иначе сформулировал А.В. Рубцов: «″Отмена идеологии″ – модернистский проект, еще в прошлом веке устаревший даже в качестве чисто интеллектуальной задачи. Либо общество имеет идеологию и работает с ней – либо идеология имеет общество как малорефлексивную, внушаемую массу»^[2].

Разъяснению и обоснованию этого вывода посвящена настоящая статья.

Идеология – извечный и неустранимый атрибут человеческой общности

Деидеологизация в точном переводе на русский язык означает отрицание, устранение идеологии. Понять, описать, оценить ее смысл и содержание невозможно, не разобравшись в том, каковы природа, сущность и социальная роль последней.

Идеологию определяют по-разному: учение об идеях (Д. де Траси), теоретическое выражение интересов и идей буржуазии, представляемых как олицетворение всеобщей справедливости и свободы (К. Маркс), сʙᴏеобразие и характер всей структуры сознания определенной эпохи или конкретных социальных групп (К. Манхейм), отражение бытия сквозь призму классовых интересов (В.А. Ядов ), совокупность понятий, идей, мнений и т. п. людей обо всем, что считается важным для осознания человеком самого себя и своего природного и социального окружения (А.А. Зиновьев ) и т. д.

При всех различиях общим в этих определениях является согласие с тем, что идеология является теоретическим выражением, лексической номинацией действительных, иллюзорных или ложных интересов, ценностей, идеалов людей, образа желаемого будущего.

Как таковая, она – извечный и жизненно необходимый атрибут любого общества. Без идеологии невозможны ни отдельно взятый Homo sapiens, ни любая общность людей. «Как только человек, общность или общество сподабливаются во что-либо уверовать, – пишет А.В. Рубцов, – автоматически возникает идеологическая ситуация, само идеологическое. В этом смысле идеология неустранима»^[3]. Идеология, возможно, интуитивно осознаваемая, но не обретшая форму четко сформулированного кредо, есть даже у тех, кто не знает этого слова (понятие «идеология» ввел в научный оборот Дестют де Траси, 1754–1836) или даже его сознательно осуждает и отвергает явление, им обозначаемое.

Ф. Энгельс отмечал, что родовой строй не знал никаких других средств принуждения, кроме общественного мнения^[4]. Согласимся с этим утверждением. Но уточним: на языке современной науки главный когнитивный компонент общественного мнения – идеология, именно она дает оценку событиям и лицам от лица коллектива и тем самым формирует соответствующую ценностную установку. Учение Конфуция (551–479 до н. э.) во 2 в. до н. э. было возведено в ранг официальной идеологии. Оно по сей день является сущностной характеристикой культуры Китая: официальная идеология до 1912 г., духовная доминанта – до 1949 г., в современных условиях – основа китайской национальной идеи^[5]. И.А. Самолыга пишет об идеологии в Древней Руси^[6]. Формирование государственной идеологии, сообщает Т.Ю. Петров, началось в период XI-XIII веков, во времена становления государства российского, когда условиями его выживания были национальное единство и независимость^[7].

Так было в прошлом, так остается сейчас. Нельзя не согласиться с П. Родькиным, что «в реальности не существует общества без идеологии; на место явной и суверенной всегда приходит чуждая и скрытая идеология, которая не служит его интересам»^[8]. При этом чем сложнее общественная жизнь, чем свободнее в ней человек, тем более нужна идеология. Данная зависимость обусловлена функциями, которые призвана исполнять идеология.

В целом идеология является инструментом формирования у людей определенного понимания явлений окружающей их среды и жизни в этой среде. Причем, такого понимания, которое существенным образом влияет на их поведение. «Идеология, – пишет немецкий социолог О. Лемберг, – придает смысл всему происходящему, она интерпретирует мир для людей и ориентирует их в нем»^[9]. Это предназначение идеологии, ее социальная роль реализуется исполнением функций. Их наименование и перечень в литературе даются по-разному.

Так, Е.В. Смирнова раскрывает функции легитимации социально-экономического и общественно-политического строя и/или программ его изменения, социализации личности, а также консолидирующую, компенсаторную, мотивационную и познавательную функции^[10]. О.Д. Волкогонова рассматривает интегративную, аксиологическую, познавательную, мобилизующую и прогностическую^[11]. По О. Лембергу, идеология выполняет социологическую, философскую, мировоззренческую, этическую, педагогическую функции^[12]. Но при всех разночтениях авторы согласны в том, что идеология служит духовной основой идентичности общности, ее социальной сплоченности и возвышает личность, придавая ей надличностный смысл существования и тем самым мотивирует и мобилизует их на согласованное служение общему делу. Любая идеология призвана формировать у человека картину, соответствующую определенным идеям и ценностям, понимания своей связанности с конкретной общностью, готовность действовать в ее интересах.

Идеологию отличают от других видов социального знания, во-первых, социальная ангажированность положением, интересами и позицией определенной социальной общности; во-вторых, субъективный оценочный характер: идеология освящает систему ценностей и служит инструментом оценки реалий в координатах «хорошо, полезно» – «плохо, вредно», она обосновывает, что должно быть и чего быть не должно в социальном мире; в-третьих, эмоциональная окрашенность: идеология формируется под влиянием и с учетом общественных чувств, настроений, страстей и с ней самой связана интериоризация (формирование внутренних структур человеческой психики благодаря усвоению структур внешней социальной деятельности) их у ее последователей; регулятивная направленность: идеология, придавая смысл всему происходящему, ориентирует людей в окружающем мире и предлагает модель их поведения; в-четвертых, ни одна идеология не содержится в целостном виде в каком бы то ни было официальном документе или научном трактате.

Серьезные возражения вызывает утверждение, будто идеология – концептуально, теоретически оформленный конструкт: идеология как система ценностей, интересов и целей и идеология как их теоретическое выражение – разные вещи и не обязательно выступают в органическом единстве.

Не разработчики, создатели идеологии определяют ее функции, а характер бытия и функционирования человеческой общности востребует идеологию. Иными словами, идеологические функции у общности есть, если даже ее идеология как специфическое духовное образование не обрела вербальную форму. Их наряду с «идеологией в собственном смысле слова» (де Траси) или вместо неё исполняли и исполняют другие ее виды. К. Маркс к ним относил мораль, религию, метафизику и др.^[13] А.А. Зиновьев примером идеологий глобального и эпохального масштаба называет известные мировые религии и марксизм[14]. Ю. Хабермас считал, что развитие науки и техники становится основанием идеологической мощи^[15]. Интернет подсказывает, что идеология выражается в разных формах общественного сознания — философии, политике, праве, морали, искусстве, религии. Элементами идеологии называет миф, религию, философию и науку П. Минка[16]. Примем во внимание такие трактовки, но уточним: идеология – знание социальное, но не любое социальное знание есть идеология.

Множество идеологий объясняется тем, что они – духовный продукт и свойство человеческих общностей – классов, этносов, страт и т. п., а также создаваемых ими партий, союзов, движений и др. Перефразируя известный тезис, можно сказать, что с разработкой идеологии социальная группа превращается из «группы в себе» (она еще не осознала своих особых, объективно обусловленных коренных интересов, их различия, противоположности или совпадения с интересами других подобных общностей) в «группу для себя» (активного субъекта исторического. процесса, осознающего свои особые интересы, имеющего свою организацию и выдвигающего собственную социально-политическую программу).

Таким образом, сделаем промежуточный вывод: идеология всегда и везде была и остается непременным атрибутом человеческих общностей. Она имманентна и отдельному индивиду, и массе людей, общности, но далеко не всегда обретает вербальную форму. Если не произносить термин «идеология», от этого она не перестанет существовать как необходимый феномен активной политической жизни государства.

Тем не менее едва ли не одновременно с появлением феномена идеологии появляются взгляды, будто идеология – ненужный и даже вредный институт. В начале второй половины прошлого века. на Западе было провозглашено наступление эпохи деидеологизации.

Деидеологизация: факторы востребованности и парадоксальность содержания

Теоретическими предтечами деидеологизации был позитивизм, основателем которого явился О. Конт (1798–1857), публичная критика Наполеоном школы «идеологов», мэтром которых был Дестют де Траси; социология знания К. Манхейма (1893–1947), утверждавшего, что «в слове «идеология» имплицитно содержится понимание того, что в определенных ситуациях коллективное бессознательное определенных групп скрывает действительное состояние общества как от себя, так и от других^[17].

Чёткий программно-целевой характер концепт деидеологизации приобрел в начале второй половины ХХ века. Его авторы (Д. Белл, Э. Тоффлер, Дж. Гэлбрейт, Р. Арон, С. Липсет, Ж. Фурастье, Э. Шилз и др.) исходили из того, что идеология как выражение интересов и устремлений противостоящих друг другу социально-классовых сил в постиндустриальном обществе якобы утрачивает свое значение. В нем якобы устранены социальные антагонизмы, что делает бессмысленным их идеологическое объяснение и обеспечение. Научно-технический прогресс, утверждали они, переводит-де возможность урегулирования любых социальных проблем в плоскость рациональных решений, в силу чего идеологии должны уйти и уходят в прошлое, уступив место беспристрастному научному подходу к анализу действительности. Позже к этому был добавлен еще один «аргумент»: окончание холодной войны в связи с крушением СССР и разрушением социалистической системы устранили идеологии.

Уже такая детерминация деидеологизации высвечивает ее парадоксальность^[18]. Она и как концепт и как социальная практика соткана из сплошных парадоксов.

Парадокс в том, что идею возвышения и абсолютизации роли научно-технических факторов в развитии общества, выдвинули не технократы-физики, а гуманитарии-лирики. Деидеологизация – категория не технократическая, а социологическая и политическая.

Другой парадокс: идеологии, по мысли деидеологизаторов, должны уйти и уходят в прошлое, уступив место беспристрастному научному подходу к анализу действительности, руководствующемуся мотивами познания истины. Однако никакой научно-технический прогресс сам по себе не в состоянии утвердить в мире социальную гармонию. Об этом свидетельствует отмеченное В.В. Путиным усиление социального расслоения: как на глобальном уровне, так и в отдельных странах происходит и резкая поляризация общественных взглядов^[19].

Еще один парадокс деидеологизации обусловлен исходной позицией ее авторов, считавших, что идеология существует только в тоталитарных государствах. Они, пишет по этому поводу А.А. Зиновьев, «западное общество рассматривали как неидеологическое, связывая слово «идеология» исключительно с коммунизмом (марксизмом, ленинизмом), фашизмом, национал-социализмом»^[20]. О том же говорит М. Чернавский: «Под идеологиями творцы теории деидеологизации подразумевают различные разновидности фашистской и коммунистической идеологии, оставляя за кадром рассмотрение либеральной идеологии»^[21]. На этом настаивает и заведующий сектором теории политики ИМЭМО РАН Э. Соловьев: «В реальности под деидеологизацией международных отношений зачастую понималось лишь исчезновение одного из идеологических полюсов. Но при этом идеологическая заряженность оставшегося полюса, его нацеленность в том числе на проведение ценностно-мотивированной политики практически сбрасывалась исследователями со счетов»^[22].

Следовательно, под флагом деидеологизации была развёрнута борьба не за дискредитацию даже, а за устранение из духовного пространства мира и России марксистско-ленинской, коммунистической, социалистической, советской (нужное подчеркнуть) идеологии. Как писал Н.Д. Ерофеев, «под призывами к ″деидеологизации″ и ″деполитизации″, как правило, имеется в виду освобождение лишь от идеологии и политики советского времени»^[23]. Иначе говоря, деидеологизация подразумевала «разъидеологизацию», точнее – переидеологизацию СССР и стран социалистического блока, то есть замену одних идеологий другими.

Не удивительно, что СССР не только не принял, но принципиально отверг концепцию деидеологизации. В Советском Союзе понимали, что она своим острием была направлена против социализма и марксистско-ленинской идеологии. Официальная позиция СССР строилась на убеждении в возможности и необходимости мирного сосуществования с «империализмом» в экономике и политике при бескомпромиссной идеологической борьбе.

Ситуация изменилась с крушением Советского Союза. В «лихие девяностые» была предпринята попытка на практике осуществить проект деидеологизации. В те годы, по словам М.С. Горбачева, страну заполонили полчища американских советников. «Зелёную улицу» создали американскому миллиардеру Соросу, который учредил специальный фонд, заваливший страну теоретическими разработками, публицистическими материалами и даже учебниками, сделанными на основе и в соответствии с чуждой идеологией, враждебной по отношению к идеологии советской и российской. (Только в 2015 г. Генеральная прокуратура России признала фонды «Открытое общество» и «Содействие», основанные американским финансистом Джорджем Соросом, «нежелательными организациями», поскольку их деятельность угрожает конституционному строю страны^[24].)

Новая элита, пришедшая к власти в результате антисоциалистической революции (Г.Х. Попов), осудила и отвергла все советские идеалы и ценности и форсированными темпами утверждала в качестве доминирующей «прихватизационную» идеологию» («берите себе суверенитета сколько сможете проглотить»; «задача развития» образования – привести его в соответствие с требованиями рынка^[25], «патриотизм – последнее прибежище негодяя» и т.д.). Российские реформаторы говорили о лживости коммунистической идеологии^[26] и опирались в своих политических посылах на западных теоретиков, утверждавших, что России не нужна идеология^[27]. По сути, они представляли те силы, о которых В.В. Путин сказал: «Отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы и не связывала свое будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались»^[28].

Проводимые либералами реформы были направлены на дискредитацию и уничтожение государственной советской идеологии, о которой Э.В. Ильенков в 1965 г. писал, что в СССР «марксизм впервые утвердился в качестве официально узаконенной идеологии»^[29]. Но проводились они под лозунгом отказа от идеологии вообще, несмотря на то, что Конституция 1993 г. провозгласила: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие». Лозунг этот популяризировался для того, чтобы скрыть до времени насаждение в стране чуждой большинству народа западной идеологии, контролируемой Западом и обслуживавшей интересы западного общества.

Идеология пришедшей к власти группы, ее интересы, ценности, цели старательно скрывались. Вспомним, что одним из начальных лозунгов перестройки был «Больше социализма!». Хотя позже М.С. Горбачев в речи на семинаре в Американском университете в Турции бесстыдно признавался: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми»^[30]. Правящий класс, декларируя мнимую деидеологизацию, в реальности уже на протяжении более чем 20 лет пытается привить российскому народу либеральные ценности потребительского общества.

В результате у значительной части общества сложилось представление, будто страна оказалась в определенном идеологическом вакууме. Об этом и в наши дни пишут многие авторы. Однако на деле не вакуум возник, а заявили о себе множество самых разных идеологий, в том числе откровенно антироссийских и антирусских. В этом заключалась суть исторической подмены, которая продолжает определять развитие российского общества.

Вместе с тем, имеют место не отголоски даже, а прямая убежденность в реальности и успешности деидеологизированного мира. Так, высказывается мысль, будто величие патриотизма как национальной идеи – в том, что он деидеологизирован (здесь очевидна абсурдность самого суждения о безыдейной идее); предлагается отделить героизм народа и армии в годы Великой Отечественной войны от их идеологии; звучит удивление сохранением международной напряженности при отсутствии идеологических основ для этого.

Другое следствие согласия с тем, что «нормальным» является деидеологизированное общество – спекулятивное применение термина: само слово «идеология» («идеологическое») используется для дискредитации человека ли, организации или текста как якобы оторванных от жизни, упускающих конкретику реальности и сугубо тенденциозных либо обвинения их в «идеологичности», пренебрегающей другим – деловым, научным, моральным, юридическим и т.д. – подходом к анализу и оценке явлений и процессов окружающего мира.

Можно понять авторов (даже принципиально не соглашаясь с их позицией), которые резко отрицательно относятся к определённой идеологии (будь то фашизм или коммунизм, патриотизм или космополитизм, милитаризм или пацифизм, любой другой «изм»), ее статусу в конкретной эпохе или стране (папизм, исламизм, секуляризм, марксизм-ленинизм и т. д.). Критика той или иной идеологии, критика ее общественного статуса и информационно-пропагандистских техник правомерна и часто необходима (мы ведь сегодня критикуем фашистскую идеологию и даже вполне справедливо объявляем ее вне закона). Однако эта критика не должна перерастать в критику идеологии как таковой, то есть в отрицание ее необходимости.

Второй промежуточный вывод. Деидеологизация позиционировалась ее адептами как глобальный тренд. На практике она означала разрушение социалистической идеологии и торжество идеологии либерализма. Те авторы, которые рассуждают о желательности, необходимости общности без идеологии, похоже, не имеют ясного представления ни о той, ни о другой. Мир на практике убедился, что идея вовсе исключить идеологическое из жизни, какие бы гуманные мотивы за ней ни стояли, утопична и деструктивна.

В мировую повестку вошло новое понятие – «реидеологизация».

Реидеологизация – веление времени

Приставка «ре» обозначает возобновление или повторность действия. Соответственно этому, реидеологизация должна пониматься как возрождение идеологии и ее активной социальной роли в жизни общества. В теории реидеологизации идеология позиционируется как важнейший национальный ресурс, ключевой фактор модернизации страны и упрочения ее положения в мире; следование идеологическим принципам и ценностям – обязательное условие успешности внутренней и внешней политики государства.

Сама эта теория в западной социологии сложилась в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Причем инициаторами ее разработки выступили исследователи, являвшиеся авторами концепции деидеологизации и пересмотревшие свои тогдашние позиции. Так, американский социолог Д. Белл предисловие к новому изданию своей книги «Конец идеологии» заканчивает так: «Конец идеологии» как гигантская историческая смена убеждений и ориентиров, на мой взгляд, исчерпал себя. И теперь вновь начинается история»^[31].

Р. Арон уже в конце 1960-х гг. объявил, что «закат идеологии» стал анахронизмом. По его мнению, мы живем в век «разрастающейся и углубляющейся идеологизации». З. Бжезинский утверждал, что сегодня выигрывают те общественные силы, которые обращаются к массовым идеалам, учитывают потребность людей в ценностных ориентациях. Липсет, который тоже утверждал, что версию о «закате идеологии» не следует понимать в том смысле, будто исчезнут системы политических концепций, утопическое мышление и классовые конфликты. С. Липсет и Э. Шилз подчеркивали также, что их прежняя концепция имела отношение лишь к 1950-м гг. и нуждается в исправлении. О. Лемберг заявляет, что потребность в идеях, вере и идеологии является отличительной особенностью человека^[32]. Теперь все они, соглашаясь с тем, что наука не способна дать ответы на вопросы о смысле человеческой жизни, о социальных ценностях, идеалах и целях, объявляют разъяснение их задачей идеологии.

Существуют разные версии реидеологизации. К.А. Черевык, ссылаясь на словарь современной западной социологии под редакцией Давыдова Ю.Н. (1990), называет три^[33]:

• либеральная фиксирует «взрыв идеологий», порожденный современной духовной ситуацией, ставит вопрос о выработке всеохватной, «глобальной идеологии», способной синтезировать различные умонастроения и культурные веяния;
• неоконсервативная ратует за возрождение забытых, утраченных ценностных ориентаций;
• леворадикальная выступает за поиск альтернативных форм сознания и путей общественного развития.

Видимо, это не исчерпывающий список моделей реидеологизации. По крайней мере, российская практика не вписывается ни в одну из них. Она заключается не в восстановлении патриархальщины или советских идейных установок, но и не в забвении исторически сложившихся ценностей, определяющих менталитет народа, а в соединении традиций и культурного наследия россиян с новейшими достижениями мировой общественной мысли, поиске духовных ориентиров, двигаясь по которым народ обеспечит себе достойное будущее. Российская модель реидеологизации сочетает традицию и новацию и представляет собой приобщение широких слоев населения к идеалам и ценностям современного общества.

Сейчас же подчеркнем, что при всех различиях для всех моделей общим является наличие двух сторон:

(а) признание возросшей роли социальных идей в современном мире и практические меры по укреплению затухшей в минувшие десятилетия веры в мобилизационную мощь идеологии и актуализации дремавших до сих пор мировоззренческих ресурсов;

(б) создание и усиление активности идеологических структур, формирование новых направлений государственной идеологической политики.

В порядке прояснения этой стороны вопроса следует отметить, что идеология и политика всегда и неразрывно связаны друг с другом: политика (власть ли, оппозиция), с одной стороны, реализует (или подавляет) заявленные в идеологии интересы различных групп, а с другой стороны, идеологию использует для собственной легитимации, объяснения и обоснования своих решений и действий. В свою очередь идеология содержит четко сформированную систему ценностей, выражающих политические интересы, оценку политических режимов, формулирование целей политических действий. Уместно напомнить, что составной неотъемлемой частью идеологии является политическая идеология, которая объясняет мир политики, характеризует интересы различных субъектов политической деятельности, определяет ее цели и методы. Поэтому представляется некорректным говорить об идеологизации политики и политизации идеологии исключительно в негативном ключе как нарушении допустимых пределов их взаимодействия^[34]

В современной России реидеологизаторская тенденция выражена весьма отчетливо. Она находит отражение и в поисках «национальной идеи», и в стремлении построить национальное патриотическое государство, и в желании приобщить страну к достижениям мировой цивилизации^[35].

Кстати сказать, еще один парадокс деидеологизации в том, что в нашей стране она была переведена в плоскость практической политики, тогда как на «передовом Западе» осуществлялся курс на реидеологизацию. И деидеологизация подается как благо в условиях, когда мир уже отказался от нее. Кроме того, призывы и требование деидеологизации находятся в кричащем диссонансе с усилением идеологических начал организации общества.

В прошлом это выражалось в том, что в эпоху, когда официальная Россия была уверена в ненужности и даже вредности идеологии, и в Конституции провозгласила отказ от государственной идеологии, она устами тогдашнего президента Б.Н. Ельцина заявила о необходимости в течение года «разработать российскую национальную идею». В наши дни речи о пользе деидеологизациии сопровождаются решениями и мерами реидеологического характера (новейшие рекомендации по усилению воспитательной функции школы, воссоздание политического управления в Вооруженных силах, утверждение патриотизма как национальной идеи и т. д.).

В России все чаще и все громче звучат заявления о необходимости создания новой, современной идеологии, порою называемой национальным кодом, национальной идеей и др., и ее необходимо сохранять, развивать и укреплять. «Для россиян, для России вопросы «кто мы?», «кем мы хотим быть?», – говорит В.В. Путин, – звучат в нашем обществе все громче и громче… Очевидно, что наше движение вперед невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции»^[36].

Какая идеология нужна российскому государству?

Вопрос, поставленный в название раздела, требует рассмотрения трех сюжетов: нужна и возможна ли государственная идеология; кем и как она создается; каково ее содержание.

По первой позиции необходимо отметить тот факт, что в стране и мире сознательно распространялась лживая посылка, будто нет и не может быть никакой государственной идеологии и каждый волен выбирать себе ту позицию, которая ему подходит. Но есть и другая точка зрения, сторонники которой считают государственническую идеологию важным инструментом консолидации российского общества и духовной основой его жизненной силы.

Правда на стороне вторых. Почему? Во-первых, государство – это не только геополитическое образование и не только аппарат управления. Оно, по определению К. Шмитта, «есть политический статус народа, организованного в территориальной замкнутости»^[37]. Между тем, выше уже говорилось, что всякая общность становится общностью для себя с обретением идеологии. Это правило в полной мере относится и к народу – носителю суверенитета и единственному источнику власти в Российской Федерации (Конституция РФ). Сказать об этом представляется важным, поскольку некоторыми авторами предлагается различать государственную идеологию (идеологию государства как института, как политической организации общества) и идеологию государства как геополитического образования^[38]. Но у одного народа (и государства) не могут быть отдельные идеологии на разные случаи.

Во-вторых, суверенным является государство, которое самостоятельно определяет, в чем состоят его интересы и само решает, какими способами их реализовывать и защищать. И то, и другое – содержание и функция идеологии. Без неё, как уже было отмечено, государство недееспособно. «Без идеологии, нравится нам это или нет, – указывает А.В. Рубцов, – немыслимы многие базовые институты общества и государства. Без идеологии не только не воюет, но и в мирное время разлагается армия. Школа без идеологии не может даже разлагаться: в учебных текстах и практиках она неизбежно воспроизводит суррогат идеологии, даже если у самого государства этой идеологии нет и в проекте»^[39]. Именно поэтому идеология является непременным и важным атрибутом государства. При этом в любой общественной системе идеология, носителем которой выступает государство, является господствующей^[40].

Здесь мы вступаем в известное противоречие с конституционной нормой, устанавливающей, что в России нет обязательной или государственной идеологии. Наверное, правильно, что в демократическом и плюралистическом обществе государственной, то есть государством разрабатываемой идеологии, не должно быть, поскольку она по определению окажется обязательной. Но государственнической идеологии, отражающей интересы, ценности, идеалы государства, в том числе заявленные в Конституции Российской Федерации (идея суверенитета, идея парламентаризма, идея социального равенства, прав и свобод человека, идея защиты Отечества как долга и обязанности гражданина и т. д.) не может не быть. И государство, по определению, должно поддерживать и способствовать распространению такой идеологии.

Недоразумением следует считать утверждение, будто Конституция РФ узаконивает деидеологизацию, поскольку-де пункт 2 статьи 13 является ее правовым обоснованием^[41]. Недоразумением, поскольку первый пункт той статьи гласит: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие», что нельзя рассматривать как призыв к полной деидеологизации общества. (Зато в ней можно увидеть разрешение для националистической, террористической и т. п. идеологий.) Что же касается второго пункта («Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной), то он был направлен на отвержение не идеологии как таковой, а на запрет уже не господствовавшей, но доминировавшей в СССР марксистско-ленинской идеологии.

Теперь о том, кто разрабатывает или как формируется государственническая идеология. По этому вопросу высказаны разные, в какой-то мере взаимоисключающие, но в то же время дополняющие одна другую, позиции.

Одни полагают, что новая идеология складывается спонтанно и стихийно. Так, В.А. Мау считает, что «революция не навязывает обществу новую идеологию. Напротив, революция происходит тогда, когда общество (и прежде всего его элита) оказывается захвачено новой идеологией, новыми представлениями о «правильном» общественном устройстве»[42].

По мнению других, идеология возникает не сама по себе. Она сознательно изобретается особыми людьми – творцами идеологии, создающими «некоторый текст»[43].

Третьи называют иллюзией веру, будто новая национальная идеология, идеология развития, родится как бы сама по себе. И утверждают, что идентичность, национальная идея не могут быть навязаны сверху, они не рождаются и не развиваются по рыночным правилам и не могут быть построены на основе идеологической монополии; необходимо, чтобы вопрос идеологии развития обязательно обсуждался среди людей разных взглядов, придерживающихся разного мнения о том, что и как нужно делать с точки зрения решения тех или иных проблем. При этом осуждается самоустранение государства, власти, интеллектуального и политического класса от этой работы[44].

В каждой из приведенных позиций есть рациональное зерно. Но действительный механизм формирования идеологии включает все факторы, названные в каждой из них, однако понимаемых не совсем так, как предложено ими. Так, представления о желательном общественном устройстве у людей (и не только элиты) во многом складываются на основе их собственного житейского опыта. Но в общественный дискурс они вносятся лидерами мнений, которые придают интуитивно осознаваемым интересам логическую форму понятия.

И это не только «творцы идеологии», официальный статус и положение в обществе которых не поддаются четкому определению. И они не изобретают текст. Потому, что ни одна идеология не содержится в целостном виде в каком бы то ни было официальном документе или научном трактате. За редким, очень редким исключением идеология – не структурированный текст, а несистематизированная, рассеянная по многочисленным и разнородным источникам духовная «субстанция» (официальные документы, научные трактаты, литература, в том числе художественная, историческая, мемуарная, кино). Кроме того, в идеологии наряду с четко сформулированными положениями и идеями, есть и, видимо, немало неписанных норм и правил; некоторые из них закреплены в пословицах и поговорках, крылатых словах и песнях («до бога высоко, до царя далеко», «на миру и смерть красна», «жила бы страна родная, и нету других забот» и т. п.).

Теоретики не «изобретают» идеологию и потому, что не выдумывают идеи из головы и не заимствуют из иноземного опыта, а выявляют и придают лингвистическую номинацию тем ценностям и чаяниям, что определяют самость общности, представления о ее желаемом будущем и путях движения к нему. Если же предлагаемые ими формулировки имеют умозрительный, утопический или чуждый мироощущению большинства народа характер, они не будут приняты им и останутся никому не нужными софистическими умозаключениями, либо их осуществление приведет к разрушению нормально функционирующего общества или деформирует личность.

Верно, что идеология не может быть навязана сверху, что ее разработка не может быть монополизирована какой-либо структурой или группой, в том числе государством, партийным штабом или научным кабинетом, как и то, что они не должны быть отстранены от нее. Вопрос государственной идеологии должен обсуждаться среди людей разных взглядов, придерживающихся разного мнения о природе государства, его современном состоянии и траектории развития. Однако «разные» не означает всевозможные. Понятно ведь, что участниками дискуссии об идентичности, о национальном будущем участвуют разные люди, но единые в своем понимании государства и отношении к нему, но никак не «пятая колонна», коллаборанты и прочие антигосударственники, из рядов которых, кстати сказать, звучат призывы отказаться от идеологии как устаревшего оружия.

Таким образом, напрашивается еще один промежуточный вывод: формирование идеологии, которое не сводится к ее формулированию, – историческое творчество больших масс людей, объективно принадлежащих к данной общности и субъективно понимающих и признающих это.

И еще. Идеология – не только текст, но и контекст и контент. Скажем, такие слова, как «человек, его права и свободы являются высшей ценностью», записанные в Конституции, и «выступление в защиту прав и свобод человек» имеют разную модальность и императивность. Точно так же очевидна разная коннотация слова «идеология» в оборотах «идеология – инструмент манипуляции сознанием людей» и «идеология – элемент мягкой силы государства».

Относительно контента следует отметить, что ментальное и эмоциональное восприятие идеологических норм существенно разнится, если информацию о них человек получает из уст учителя или просмотра кинофильма. Возведение или снос памятника, установка мемориальной доски, учреждение памятной даты, установление праздника, учреждение наград и почетных наименований («город воинской славы», «город трудовой доблести», «школа имени героя») – это, помимо прочего или главным образом, идеологический акт. Прав П. Минка, утверждая, что государство несет идеологические смыслы в своей символике^[45].

И ещё. Текст и контент – не самодостаточные величины. Сами по себе они останутся нефункционирующей конструкцией. Информация, заключённая в них, становится идеологией, то есть реальным фактором общественной жизни, если и когда они обретают ту или иную форму представления. Это значит, что идеология как социально-политическое явление представляет собой систему. Ее слагаемыми выступают: текст, контекст, контент, составляющие стержень и основу идеологии; структуры и субъекты, разрабатывающие и обосновывающие их; популяризующие (пропагандирующие) организации и учреждения (школа, СМИ т. п.); информационно-коммуникационные технологии – совокупность методов, производственных процессов и программно-технических средств; нормативно-правовая система в части норм, регламентирующих идеологические отношения и деятельность.

И. наконец, третий «сюжет» – содержание идеологии. Возьму на себя смелость назвать, какие темы и какие составляющие должны быть в ней.

• Констатация цивилизационной самобытности, величия и благородства народа
• Память об исторической победоносности страны, формирующая гордость за прошлое своего народа
• Характеристика «вечных» ценностей народа, которые определяют и выражают его национальный код и благодаря которым мы ощущаем себя единой общностью
• Объяснение многонациональности страны и патриотизма народа как факторов жизнестойкости и силы государства
• Идея великодержавного самостояния государства, безусловности суверенитета, самостоятельности, целостности России
• Представления о месте и роли страны в мире, возможных угрозах ей и необходимости противодействовать им
• Определение амбициозных и вдохновляющих перспектив развития страны
• Установка о взаимообусловленности благополучия и развития страны и индивида (экономический рост и технологический рывок для всей страны. Достаток и самореализация для каждого человека)
• Забота об экологически чистой и комфортной среде для жизни

*   *   *

Идеологии и идеологическая борьба ныне и в отдаленной перспективе остаются сущностный чертой бытия человеческих общностей. Официальная позиция государства о необходимости деидеологизации и деполитизации жизнедеятельности общества является не просто разоруженческой и капитулянтской, но самоубийственной. «Сегодняшней России, – говорит В.В. Путин, – как никогда раньше нужна новая общественная идеология»^[46]. И потому проект Российского военно-исторического общества «Идеология будущего» представляется давно назревшим, а его разработка – чрезвычайно важной задачей.