БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА: МИФЫ ПРОТИВ ПРАВДЫ?

Аннотация. В статье рассматривается одно из самых трагических событий в истории Великой Отечественной войны – осада Ленинграда, которая продолжалась 872 дня. В мировую историю эта трагическая ситуация вошла как «блокада Ленинграда». Автор анализирует отражение этой исторической темы в современной российской экранной продукции. Он также исследует современные зарубежные труды на тему ленинградской блокады и приходит к выводу о том, что и на экране, и в научном труде можно выявить позицию авторов, склоняющихся к интерпретации конкретных фактов и событий как мифа. По их мнению он отстоит от нашего времени на достаточно солидном хронологическом расстоянии, что и допускает сомнительную вариативность в рассказе о событиях 1941-1944 гг. в Ленинграде.

Ключевые слова: блокада, Ленинград, история, кинематограф, наука, миф, документальность.

В этой статье мы предлагаем в качестве предмета анализа два явления отечественной культуры и новое историческое исследование на тему, которая является одной из ключевых в осмыслении истории Великой Отечественной войны. Речь пойдет о фильмах Алексея Красовского «Праздник» (2019) и Андрея Зайцева «Блокадный дневник» (2020). Понимая, что массовая культура (кинематограф) достаточно косвенно коррелирует с интерпретацией истории в научных исследованиях, мы все же взяли на себя ответственность соединить этих «субъектов» нашего теоретического внимания в рамках одной статьи. К этому есть, на наш взгляд, одно важное синонимичное и для кино, и для исторической науки обстоятельство – очевидная попытка мифологизации конкретных исторических событий, которые происходили в Ленинграде и вокруг него в 1941–1944 годах[1].

Логика нашего изложения будет синхронна тому, как эти явления оказывались в публичном дискурсе. Поэтому первым в определенной нами очереди для анализа оказывается лента Алексея Красовского «Праздник». По сути, перед нами – яркий образец авторского кино, когда режиссер берет на себя и функции сценариста, и функции продюсера. Средства на съемки картины собирались методом краудфандинга. 3 января 2019 года эта игровая картина была выложена на YouTube-канале ее создателя.

Негативная реакция части будущих зрителей сопровождала проект еще на стадии его создания, так как многих покоробил жанровый подход господина Красовского к теме блокады. Он был намерен снять комедию о том, как в семье одного элитного ученого в Ленинграде встречают Новый, 1942 год. Комический эффект строился на том, что указанную семью якобы усиленно снабжают дефицитным в условиях блокадного голода продовольствием. Отвечая на критику, режиссер ссылался на свои разговоры с сотрудниками Музея обороны и блокады Ленинграда, а также на якобы не опубликованные документы об усиленном продовольственном снабжении руководителей города. Но когда претензии обрели массовый характер, то режиссер был вынужден признаться в своей выдумке[2].

Что же касается самой картины, то, строго говоря, в ней практически отсутствуют разговоры непосредственно о трагических сложностях жизни осажденного города. Действие происходит непосредственно в загородном доме семьи Воскресенских. И с этой точки зрения тематический упрек может быть отклонен. Но по косвенным репликам, появлению некоторых персонажей извне, а также общей абсурдной ситуации с попытками скрыть праздничное новогоднее меню, – по всем этим деталям и акцентам легко догадаться, что речь все-таки идет о жителях блокадного города. Если бы не это внешнее реальное и исторически трагическое обстоятельство, то «Праздник» укладывается в жанровый канон «черной комедии» с элементами театра абсурда. Что и носит явно конфликтный характер по отношению к сути происходившего в то время в Ленинграде, который недаром немецко-фашистское командование объявило «городом мертвых». Тем самым была предпринята идеологическая попытка объяснить и миру, и Германии, и солдатам причину неудачного штурма второй столицы СССР и перехода к режиму геноцида против ее мирного населения.

Вольно или невольно Алексей Красовский экранизировал в своей картине один из самых устойчивых исторических фейков о Ленинградской блокаде. Если же говорить о моральном ущербе, наносимом подобными явлениями массовой экранной культуры[3], то, конечно, острота дискуссий в настоящий момент явно спала, уступив другому тренду, связанному с памятью о войне с конкретной ситуацией оскорбления А. Навальным ветерана Великой Отечественной войны И.С. Артёменко. Однако это вовсе не означает, что подобная мифологизация отечественной истории приемлема для разных поколений российских зрителей. Выступление «мальчика Коли из Уренгоя» в немецком Рейхстаге – символический пример.

Другой фильм, посвященный блокаде, – это вовсе, в отличие от «Праздника», не экранный скетч. «Блокадный дневник» поставил режиссер Андрей Зайцев. Картина должна была выйти в российский в прокат как раз к 9 мая юбилейного, 2020-го года. Но пандемия внесла свои коррективы в планы прокатчиков. В результате фильм успел завоевать Главный приз Московского международного кинофестиваля и оказаться в программе петербургского фестиваля «Виват, кино России!» Здесь-то он встретился со «своими» зрителями, коими оказались жители северной столицы[4].

Чувство недоумения и раздражения по поводу увиденного возникло и требует анализа. Когда весной 2020 года появились первые анонсы нынешней премьерной картины, то уже тогда возникла волна негодующих откликов на тему: почему Ленинград ТАК отвратительно показан в фильме, а ленинградцы обрели облик еле передвигающихся фигур в стиле «кинозомби», скорее похожих на персонажей какого-нибудь «ужастика» с названием «Город живых мертвецов». К сожалению, два часа времени, потраченные на просмотр новой версии жизни блокадного города, еще только усилили то, первое впечатление. И от него уже никак было не избавиться на протяжении всего фильма, будто в насмешку отсылающего к литературным первоисточникам – сочинениям Ольги Берггольц и Даниила Гранина на темы блокады.

Андрей Зайцев честно указал в титрах эти тексты – «Дневные звезды» и «Мой лейтенант» соответственно, но там же поразила другая надпись – «использованы личные дневники блокадников» без указания имен и фамилий авторов. И это окончательно утвердило в сомнении относительно достоверности того, КАКИМ показан осажденный город и его жители в «Блокадном дневнике». Понятно, что режиссер стремился спродуцировать у будущих зрителей чувство ужаса от увиденного. Мол, вот в каких нечеловеческих и ужасных условиях жили ленинградцы в ту самую лютую зиму 1941/42 годов.

Видимо, это и вызвало появление пролога картины, в которым сытые и ухоженные фашисты с плохо скрываемым удовольствием готовятся к продолжению регулярного и беспощадного артобстрела города. Далее следует резкий переход, и срабатывает жесткий контраст с переносом места действия в квартиры и на улицы Ленинграда, когда мы видим не людей, а будто бы передвигающихся в сомнабулическом сне персонажей фильма. Главным действующим лицом оказывается некая Ольга (Ольга Оззолапиня), молодая женщина, которая собирается хоронить умершего мужа, а затем отправится через весь заснеженный город к своему отцу, работающему врачом где-то на невской окраине.

Этот поход и становится тем сюжетным стержнем, на который режиссер (он же и автор сценария, и режиссер монтажа, и продюсер) нанизывает, будто на шампур, кровоточащие эпизоды страданий, смертей и картинок с выставки визуальных мифов и легенд о блокадном Ленинграде. Впрочем, крови не видно, ибо все в кадре «замерзло», и черно-белая фактура изображения помогает создать впечатление мертвого белого города, как града обреченного. Эффект усиливают компьютерные «навороты» в виде ледяных замерзших струй, свисающих чуть ли не из каждого окна. Это, конечно. красиво, но бессмысленно, ибо отопление и водоснабжение к февралю 1942 года (обозначенное титром время действия) уже давно не работало, и этим «красотам» просто неоткуда было взяться.

Заметим, что «Блокадный дневник» анонсировался как гиперреалистический фильм о блокаде Ленинграда. На самом деле, весь «реализм» творения господина Зайцева оказался вполне за пределами учета реальных обстоятельств быта и жизни осажденного города, будто вымороченный посыл по принципу «Ужас! Еще один ужас! И снова – ужас!» Видимо, такова была конечная творческая цель, для достижения которой были пущены в ход все средства, обманки и уловки – хитрые, беспощадные к чувствам зрителя и исторической правде. Взять хотя бы такую деталь, как постоянно демонстрируемое и декларируемое в фильме чувство голода. В кадре то и дело мелькают какие-то жалкие хлебные катыши величиной с мизинец. Хотя в феврале того же 42-го ежесуточная норма выдачи хлеба на человека по иждивенческой карточке составляла уже 300 грамм, а 16 февраля была начата даже выдача мяса.

Бессмысленно продолжать перечислять неточности и умышленное искажение фактов и обстановки в блокадном Ленинграде в угоду создания атмосферы безысходности и трагической обреченности, чем так настойчиво занимается творческий коллектив «Блокадного дневника». Мы здесь имеем дело с эстетикой беспардонного киногиньоля. И чем дальше движется история мучительной «прогулки» Ольги, тем она становится все более навязчивой, вызывая вполне понятное чувство неприятия и отвращения. И, в первую очередь, из-за того, что большинство кадров, выстроенных режиссером и оператором, перенасыщено видами человеческих трупов, которых, очевидно, «изображают» бутафорские муляжи. И обращаются с ними именно как с муляжами.

Описывать и перечислять все кадры, где зрители видят тела замерзших и умерших горожан, не имеет смысла, иначе придется пересказывать две трети фильма. И уж совсем не хочется вспоминать: как с ними обращаются в кадре. Это даже не Босх и «Ад» Данте, а что-то совсем иное – за гранью Добра и Зла. Понимаю режиссера, вдохновленного благородной идеей заставить зрителей вспомнить о жертвах блокады. Но еще со времен трагической натуралистической фрески Элема Климова «Иди и смотри» мы усвоили гуманное (по отношению к зрителям) правило: для того, чтобы потрясти жестокостью, вовсе не обязательно показывать ее во всех деталях и подробностях.

В «Блокадном дневнике» об этом никто и не позаботился. И поэтому все показанное нам, во-первых, воспринимается как «страшилка», почти на грани пародии с тщательно загримированной массовкой и изошренными фантазиями в стиле не то стимп-панка, не то некрореализма. А, во-вторых, таких сцен в картине излишне много. И подобные эпизоды вызывают недоумение и законные вопросы: если ВСЕ население Ленинграда было именно таким(как показано в фильме), потерявшим человеческий облик, то, тогда КТО трудился на оборонных предприятиях, КТО охранял в городе порядок и КТО защищал его. Вольно или невольно гражданин России почти 80 лет спустя после блокады воспроизвел в своем фильме пропагандистский лозунг нацистской пропаганды, утверждавшей, что Ленинград – это «город мертвых».

А для того, чтобы усилить воздействие на публику, режиссер вводит закадровый текст «от автора», якобы зафиксировавший ее впечатления в личном дневнике. Только вот непонятно: почему женский текст озвучивает мужчина, то есть сам режиссер. Тем более, что львиная доля рассказанного от лица Ольги напрочь отсутствует в тексте книги самой Берггольц и что заставляет подозревать Андрея Зайцева в следовании собственным представлением о том, что происходило на улицах Ленинграда в блокаду. Именно этим и ничем иным и не объяснить странную отсылку к дневникам анонимных блокадников. Москвичу Зайцеву, наверное, неизвестна одна черта истинных блокадников. Они не только никогда не рассказывали о пережитом в те страшные и мрачные дни, но даже не хотели вспоминать об этом.

Собственно, на этом можно было и завершить разговор о «Блокадном дневнике», который имеет такое же отношение к битве за Ленинград, как фильм Спилберга «Спасти рядового Райана» к рассказу об истинных победителях во Второй мировой войне. Но окончательно от полного неприятия увиденного в творении господина Зайцева спасает мощное актерское выступление в фильме Сергея Дрейдена, так сыгравшего отца Ольги, что не надо ничего рассказывать и демонстрировать, а просто вслушаться в его интонации и вглядеться в лицо артиста, в котором буквально высвечивается вся боль и все мужество тех, кто жил и сопротивлялся голоду, холоду и врагу. Вот где – подлинное трагическое переживание и человеческое отношение к самому жестокому периоду в жизни Ленинграда и ленинградцев.

К счастью, мы знаем: КАК закончилась битва за Ленинград и КТО победил в Великой Отечественной. Но, похоже, об этом после просмотра фильма «Блокадный дневник» вряд ли узнают его зрители. Им не суждено узнать: почему «город мертвецов» оказался живым, а его жители – победителями. То есть в фильме российского режиссера мы увидели наглядную иллюстрацию мифа фашистской пропаганды. Показательно, что картина была удостоена премии «Золотой орел» как лучший фильм 2020 года.

Понимание причинно-следственных связей в связи с утверждением посредством кинематографа подобных мифов крайне важно для нашей исторической и национальной самоидентификации. Тем более, когда поводом для размышлений оказывается книга немецкого историка. Тем более, что ее анонс предусматривал взгляд на важнейший эпизод Великой Отечественной войны с двух сторон. Заметим, что доктор исторических наук из Йенского университета на протяжении практически всего текста именует нашу войну исключительно как Вторую мировую. И только в финале, ближе к итогам, видимо, понимая всю некорректность для российских читателей такого постоянного обозначения этого трагического периода отечественной истории, все же вводит название «Великая Отечественная».

Если вы ничего не знаете о блокаде, не читали «Блокадную книгу» или не смотрели эпопею «Блокада», то книга герра Ганценмюллера даст вам хорошую документальную базу для постижения всей совокупности тех объективных и субъективных обстоятельств драматического свойства, которые в результате и предопределили события в Ленинграде и вокруг него в 1941–1944 годах. К чести автора заметим, что он приводит большое количество архивных и документированных данных и свидетельств, которые чаще всего подтверждают его взгляды и суждения относительно всего круга проблем, связанных с историей обороны нашего города. За его спиной – многочисленные мемуары и работы наших и немецких историков. Огромен приводимый автором «Осажденного Ленинграда» список изданий, архивов и подлинных свидетельств.

С немецкой педантичностью, пытаясь сохранять эмоциональное спокойствие и включая рациональный подход Йорг Ганценмюллер пытается все разложить по полочкам. Приведем только названия частей издания, включающего в себя 31 главу: «Блокада как стратегия уничтожения. Мотивы и цели вермахта под Ленинградом», «От обороны к освобождению. Военные операции Красной Армии под Ленинградом в 1941-1944 гг.», «Спасение ресурсов: эвакуация объектов и населения», «Все для фронта»? Оборонная промышленность Ленинграда в годы войны», «Продовольственное снабжение и индивидуальные стратегии выживания», «Депортация и террор: государственное насилие в блокадном Ленинграде», «Эпилог: историческая политика и культурная память. Ленинградская блокада в советских воспоминаниях». Внимательный взгляд даже на название некоторых частей позволит читателю самостоятельно сделать вывод о том, ЧТО же более всего интересовало немецкого исследователя в трагической истории битвы за Ленинград. Именно – «битвы», хотя она и происходила в условиях блокады крупного города, имеющего политическое, военное и экономическое значение. Мировая история более не знает ТАКИХ эпизодов. Тем более, она не знает иного примера в прошлом веке – примера намеренного ожидания смерти всех его жителей от голода, холода и бесконечных бомбежек и артобстрелов.

Здесь-то и возникает первое несогласие с автором «Осажденного Ленинграда» в том, что немецко-фашистские войска не очень-то хотели и брать город на Неве, и потому почти сознательно устроили его населению откровенный геноцид. На мой взгляд, это, как говорит нынче молодежь, «отмазка», выглядящая не очень убедительно, ибо враг был остановлен на подступах к городу благодаря Красной Армии, а не по желанию фюрера. Трагические же последствия блокады возникли далее в том числе как следствие намеренной политики агрессоров. О чем немецкий ученый пишет скрепя сердце.

Есть в этой книге и еще одна уловка автора. Объявив принцип равновеликого внимания к политике агрессоров и защитников, герр ученый незаметно уходит от оценок действий своих соотечественников, пытавшихся унич[5]тожить Ленинград, объявив его при этом «городом мертвых». И все же он дает объективную картину того, как была устроена жизнь в осажденной второй столице СССР, колыбели революции. Здесь впечатляют многие факты и документы, которые позволяют увидеть прежние факты совсем в ином освещении. Наше знание, таким образом, расширяется и становится более объективным в оценке того, что мы именуем по традиции «Ленинградской блокадой». Здесь стоит сказать историку из Германии «спасибо», несмотря на его попытку доказать нам, что для коллег из его страны тема осажденного Ленинграда как-никак представляет научный интерес. Увы! В финале своей книги он будто извиняется за равнодушие к этой теме со стороны своих соотечественников.

Книга интересна тем, что дает не только информацию, но и побуждает к спору, дискуссии. Хотя порою некоторые «ляпы» автора настолько очевидны, что свидетельствует о невозможности охватить все аспекты изучаемой темы. Как, например, осталась в стороне сфера культурной повседневности ленинградцев в период блокады. Или трудно согласиться с постоянным акцентом автора на том, что битва за Ленинград была как бы второстепенным эпизодом в противостоянии фашистской Германии и Советского Союза на Востоке. И уж совсем неприемлемым для меня выглядит желание исследователя из ФРГ противопоставить отношение государства и его граждан в оценке подвига Ленинграда на всем протяжении послевоенного периода отечественной истории.

В книге Йорга Ганценмюллера постоянно приходится читать о блокаде Ленинграда как о некоем историческом мифе. Но, видимо, личная поездка автора в наш город и визит на Пискаревское кладбище убедили его в том, что события 1941-1944 годов, происходившие в нашем городе и вокруг него, – это никакой не миф. А та самая правда, которую мы помним и чтим. И объективно он своей книгой это доказал.

Книга немецкого ученого оказалась в исследуемой нами проблематике гораздо ближе к диалектическому пониманию всего ужаса трагедии сражения за Ленинград, чем две российских картины, о которых шла речь в этой статье. И, тем не менее, общий вывод очевиден: мифологизация блокады Ленинграда как явления истории с помощью кинематографа и науки продолжается. Альтернатива в такой ситуации может быть только одна: правдивый и честный рассказ о реалиях блокадной жизни и историческом смысле битвы за Ленинград, которая все-таки была выиграна. А вслед за ней была выиграна и война.

Annotation. The article examines one of the most tragic events in the history of the Great Patriotic War – the siege of Leningrad, which lasted 872 days. This tragic situation went down in world history as the "siege of Leningrad". The author analyzes the reflection of this historical theme in modern Russian screen production. He also examines contemporary foreign works on the Leningrad blockade and comes to the conclusion that both on the screen and in scientific work, it is possible to identify the position of authors who tend to interpret specific facts and events as a myth. In their opinion, it is separated from our time at a fairly solid chronological distance, which allows for questionable variability in the story of the events of 1941-1944 in Leningrad.

Keywords: the siege, Leningrad, history, cinema, science, myth, documentary.