Трамп и Путин: Хельсинки, встреча в пути

Мы не знаем, о чем говорили Путин и Трамп в Хельсинки. Не знаем – и в основном пытаемся угадать. И можем также только гадать, узнаем ли когда-нибудь. Потому что серьезные встречи такого уровня проводятся не только для последующих сенсационных или не очень заявлений на пресс-конференциях.

Мы не всё знаем о личных разговорах Сталина и Рузвельта. Знаем только, что вскоре после их ялтинской встречи Рузвельт внезапно умер. И все требования семьи о вскрытии и установлении причины смерти были проигнорированы и его преемником, и последующими президентами США.

Мы не знаем всех подробностей того, о чем договорились Хрущёв и Кеннеди в октябре 1962 года, и знаем, что Кеннеди через год был убит, а Хрущёв через два – смещен, но с попытками вторжения США на Кубу было покончено, а уважение ее суверенитета сохраняется и спустя 60 лет.

Мы не знаем всего, о чем договаривались Брежнев и Никсон, но знаем, что после этого сначала народ Америки переизбрал Никсона президентом страны, а потом элита Америки сместила его с этого поста.

Мы не знаем, о чем именно договаривались Горбачёв с Рейганом в Рейкьявике и Бушем на Мальте, но знаем, что Рейган, до этого исходивший из тезиса о безусловном военном и экономическом превосходстве СССР, был изумлен необъяснимыми, на уровне капитуляции, уступками Горбачёва, что в СССР начался экономический кризис, а после встречи на Мальте страна вскоре перестала существовать. Причем американские аналитики до сих пор считают это крушение необъяснимым, ни из чего не проистекавшим и предельно неожиданным.

О встрече президентов в Хельсинки мы знаем, возможно, главное: что они оба были, похоже, ее результатами предельно довольны.

Все остальное, все публичные заявления – это то, что они сочли нужным сказать: что-то широкой публике, что-то своему окружению.

Пока озвучиваются договоренности о создании площадок переговоров для бизнеса; договоренности по Сирии минимум в двух аспектах: гарантий безопасности Израиля и проведения гуманитарных акций по обеспечению возврата беженцев; некоторые моменты о возможном разделе мирового нефтегазового рынка.

Все очень интересно и само по себе почти сенсационно, лишь в оговорках и намеках: некие моменты, связанные с налаживанием системы взаимной координации и пределов для использования методов соперничества – договоренности о том, что делать в пограничных ситуациях, и о том, чего не делать в любом случае.

Но все это возможно, только если договорились о чем-то еще, более важном. О чем – гадать бесполезно. Возможно, просто о том, чтобы понимать друг друга и доверять друг другу. Возможно, о чем-то большем.

При этом понятно, что нужно Трампу от России: с одной стороны, сбросить затратные для США активы – Сирию и Украину, но так, чтобы за это что-то получить. С другой – минимизировать возможное противодействие России в реально значимых для США направлениях – по Китаю и Европе. Трамп надеется перестроить модель американской экономики: с глобального вывоза капиталов на глобальный вывоз товаров. И его раздражает и возмущает «товарное вторжение» Китая и Европы на американский рынок и в целом их товарная конкуренция, ставшая возможной за счет американских капиталов в первом случае и военно-политической поддержки – во втором. К России у него подобных претензий нет: ее противодействие в политической сфере и в сырьевом экспорте он чувствует, но оно его не раздражает, поскольку усиление России произошло явно не на американские деньги, и эту конкуренцию он рассматривает как естественную и «честную».

О том, что нужно Путину и России от Трампа, – отдельный вопрос. Но как минимум – не мешать ее развитию в тех сферах, где это не касается на деле жизненно важных интересов США – именно «на деле» жизненно важных, а не объявляемых таковыми.

Остальное – будущее покажет. Америка для России в принципе не являлась и не является априори враждебной страной. Население Штатов, скорее, нейтрально-доброжелательно к СССР/РФ, элиты всегда делились на тех, кто видел в них партнера, и тех, кто видел антисистемного конкурента. Были и те, кто видел пример для подражания, но сегодня таких скорее нет. И эти группы всегда боролись между собой. Трамп выражает не до конца сформулированные и придавленные настроения одной из них. Его оппоненты – радикализированные и экзальтированные до истерии настроения другой.

В конечном счете и перед США, и перед РФ стоит одна и та же экономическая задача: реиндустриализация страны. Кто будет решать ее успешнее, положение того и будет сильнее на переговорах. Трамп в этом отношении пока активнее. Если активной не станет Россия, она будет слабеть. А США всегда говорили на равных только с сильным противником. И уважали всегда только силу. Даже если предположить, что Трамп лично расположен к России, он не сможет преодолеть сопротивление своих оппонентов внутри страны, если не сможет предъявить им как аргумент не только военную, но экономическую силу России.

То есть ситуация примерно такова: чтобы Трамп смог справиться со своими глобалистами внутри Штатов, Путин должен справиться со своими рыночниками внутри России.

А пока они, похоже, договорились о том, о чем могли пока договориться: о некоем взаимопонимании и некоем личном соблюдении правил игры, гарантирующем защиту от тех или иных эксцессов, и об относительно регулярных консультациях. И, похоже, даже о чем-то еще…