Россия, которую потеряли немцы. Путевые заметки с Транссиба накануне русско-японской войны

От редакции. В нашей рубрике «Западный фронт истории» мы продолжим знакомство с впечатлениями наблюдательных немцев о России. Симпатии к нашей стране, как следует из германских источников, никогда не переводившихся на русский язык, были свойственны многим известным представителям германской политики, военных кругов и литературы. Вслед за отзывами учёного-агронома Александра Петцольда и знаменитого военачальника Мольтке-старшего обратимся к наблюдениям известного в Германии начала ХХ века писателя Ойгена Цабеля. Всего за 11 лет до начала Первой мировой войны, в которой Россия и Германия будут сражаться между собой, этот «инженер человеческих душ» проехал через всю империю Романовых по недавно отстроенному Транссибу и оставил интересные отзывы о Порт-Артуре и Дальнем. Русско-японская война вспыхнет уже через полгода…

Физиономия автора

Ойген Цабель (23.12.1851, Кёнигсберг - 26.02.1924, Берлин) – немецкий журналист, писатель, музыкальный и литературный критик. Среди его многочисленных произведений – роман о Екатерине II, биография композитора Антона Рубинштейна, эссе о Толстом и Тургеневе, путеводители по Москве и Петербургу. Наибольшую известность ему принесло как раз сочинение «По сибирской железной дороге в Китай» (Auf der sibirischen Bahn nach China. Berlin, 1904) – книга путевых заметок, изданная после путешествия по Транссибирской магистрали летом 1903 года, когда на ней было открыто регулярное пассажирское сообщение. Цабель был большим ценителем русской литературы, прекрасно говорил по-русски, имел в России много знакомых и вообще много здесь бывал.

Русская весна

Цабель активно пытался объяснить немецкому читателю, что же в этой загадочной России отличается от привычных им условий существования. Вот что он писал в своём эссе «Белые ночи»:

«В природе русского народа заложены терпение и самоотверженность, а также способность переносить тяжёлые страдания. Два с половиной столетия эта нация пребывала под тяжким игом татарского господства. Топором, кнутом и пытками разрозненным племенам было навязано своего рода единство, которое ещё сильнее укрепили заветы церкви, представление о сверхъестественной власти царя и развитие языка.

Шесть месяцев в году держава находится под плотным покровом льда и снега, который превращает жизнь в неустанную борьбу против природы. В отличие от западных и южных стран, весна в России представляет собой не постепенный переход от холода и скудности к теплу и плодородию, а революцию, в ходе которой все коренным образом меняется. Из грязи талого снега пробивается молодая растительность, с такой силой, что поля и луга, кусты и деревья с каждым днём принимают новый вид. Кажется, что можно заметить, как растёт трава, а на ветвях пробиваются почки. Прежде чем это осознаешь, наступает лето с его зноем, который для нас так же невыносим, как зима с её морозами. Не только деревня меняет свой облик со сменой времён года; города тоже не узнать по их проспектам и площадям, одежде и привычкам жителей, речным маршрутам. С Москвой и Петербургом следует познакомиться дважды, зимой и летом, чтобы получить правильное представление об этих двух центрах русской жизни.

С природным контрастом тесно связаны противоречия русского национального характера.  Нигде в мире больше не найти такой смеси лени, дремучести и грубости с ловкостью, добродушием и сентиментальностью, как у русского мужика».

Крымские вина и русский лимонад

Цабель путешествовал по Транссибу с комфортом и учил своих спутников тому, как получить удовольствие от отсутствующих в Германии местных достопримечательностей:

«Я был плохо вознаграждён за то, что обратил внимание своих попутчиков на достоинства крымских и кавказских вин. Теперь они все заказывают терпкие, благородные, сверкающие темно-красным цветом вина из императорских владений Ореанда и Массандра, а также терпкое «Кахетинское» из страны Прометея и Медеи, тот услаждающий дар богов, который Антон Рубинштейн увековечил в музыке».

В России для немецкого писателя хороши не только вина: «Ровно так же обстояло дело с превосходным освежающим лимонадом, который делают из клюквы, ягоды которой даже зимой прорастают из-под снега. Первая пузатая бутыль с этим «клюквенным квасом», которая была откупорена, вызвала сенсацию среди моих спутников из-за волшебного освежающего фруктового вкуса и поднимающихся из бокалов пузырьков углекислого газа».

Русское же сливочное масло настолько качественное, что местом его производства смело указывают Копенгаген: «Сегодня Курган является важным местом для транспортировки масла, которое производят в окрестностях. На станциях можно заметить целые составы из вагонов, в которых упакованное в лед масло отправляется в европейскую Россию. Через Лиепаю и Петербург оно попадает в Копенгаген, после чего находит свой рынок сбыта в Англии под видом датского масла».

В Челябинске кончается Европа

Путешествие по Транссибу не обошлось для Цабеля без нештатных ситуаций. В Челябинске последовала вынужденная остановка, и немец получил возможность поближе познакомиться с жизнью здешних обитателей. Прежде всего, его поразила причудливость местной географии:

«Челябинск рассматривают в качестве отправной точки сибирской дороги, хотя поезда, движущиеся отсюда в восточном направлении, сначала пересекают Оренбургскую губернию и таким образом с точки зрения географии снова оказываются в Европе. Однако впечатление от жизни на станции и в городе, лежащем от нее в четырех верстах, носит совершенно азиатский отпечаток.

Пока наш поезд медленно прибывает на станцию, зрители образуют густую толпу, в которой сложно разглядеть отдельное лицо, и только красная фуражка начальника станции становится тем местом, за которое может зацепиться взгляд. Татары, башкиры и сарты появляются перед нами, одетые в лохмотья. Русские крестьяне несут под мышками узелки со своими скромными пожитками. Инвалиды и попрошайки пристают к пассажирам, у которых открыты двери в купе.

Привыкший к высокой культуре двух российских столиц, Цабель смог найти в Челябинске лишь некоторые успехи в борьбе с «зелёным змием»: «Смотреть в городе практически нечего, кроме народного театра в псевдоантичном стиле. Учреждения подобного рода сегодня можно найти во многих крупных городах России. Они преследуют цель уберечь простой народ от пьянства, предоставить ему безобидное развлечение, и даже пускай сначала скромными средствами приобщить его к искусству. Вместо алкоголя, который загубил целые поколения и развращает народ морально и физически, здесь наливают вкусный, ароматный, согревающий дух и тело чай. С учреждением такого типа, организованным на широкую ногу, я познакомился в «Народном доме» в Петербурге, и мне кажется, что этот пример оказал благотворное влияние на всю Россию».

Чай в Челябинске ароматный, а вот пообедать в 1903 году особенно и негде: «Кучер обратил наше внимание на ресторан, в котором мы могли пообедать. Мы вошли в деревянный сарай, и официант провел нас через ряд комнат, в которых стоял страшно затхлый запах. Наконец мы попали в буфет, ассортимент которого состоял из полусгнивших «hors d’œuvre» [закусок]. Мы быстро развернулись и поехали на станцию, чтобы не упустить наш поезд, который, по нашим предположениям, должен был скоро отправиться».

А вот вид из окна поезда радует глаз писателя родом из Кёнигсберга: «Местность оставляет очень приятное впечатление. Кругом поля, на которых колосится зерно, а между ними лежат деревни, своими постройками напоминающие южную Россию. Прежде всего коневодство здесь развито на высоком уровне. За Моршанском, где дорога проходит по железному мосту с решетчатыми фермами над Цной, открывается та же картина плодородия в смене полей, на которых стоит зерно в полной спелости, и грациозно тянутся цепи холмов…

Город Дальний

Особое впечатление на Цабеля произвели форпосты русской военной мощи на Дальнем Востоке – Дальний (ныне китайский Далянь) и Порт-Артур:

«Если кому придется проехать по улицам Дальнего, то это ему напомнит об американской градостроительной манере. Там также не оставляют на волю случая, как и куда люди стекаются, чтобы основать общество, а завлекает их в определённые точки, которые представляются важными для процветания края. Улицы прокладываются, дома строятся, создаютс условия для освещения и канализации, не только для того небольшого числа жителей, которые есть на данный момент,но и для многих тех, кто ещё должен приехать.

Как Витте, так и военный министр Куропаткин, когда они в этом году останавливались в Дальнем, были потрясены совершенством местных сооружений, созданных здесь в кратчайшие сроки, и выразили свою признательность инженерам. (Электростанция, два больших мола оригинальной конструкции, строящийся сухой док.).

Большая часть города выстроилась вокруг Николаевской площади*, от которой подобно лучам отходят десять городских улиц. Из-за соединений между ними городской план напоминает паутину. В центре площади возвышается русская церковь. Из окружающего её городского сада открывается великолепный вид на другую часть порта, бухта которого волнообразно поделена. Напротив церкви расположены отель «Дальний», здание городского совета и дом главного инженера Сахарова. Его авторству принадлежит весь план застройки города, и через него проходят все деньги на его развитие».

Владимир Васильевич Сахаров (1860-1904) – главный инженер-строитель и градоначальник Дальнего, разработал план города, умер от брюшного тифа в осаждённом Порт-Артуре. Его колоритная фигура особенно врезалась в память Цабелю:

«Сахаров живет там как маленький князь, а его квартира как дворец со всем мыслимым комфортом как для него самого и его семьи, так и для приёма гостей. Поистине русская «широкая натура», он поставил себе задачу, не только в силу своего служебного положения, но и своих личных качеств, стать душой общества в городе. Торжества, которые он устраивает, порою длятся так долго, что и в 12 часов дня его нельзя потревожить. Однако затем он доступен для разговора каждому и полон идеями по усовершенствованию своего творения, на которое теперь обращены взгляды всей России».

Порт-Артур

Столь же динамично, на взгляд немца, развивается и Порт-Артур: «С трудом поддаётся описанию то диковинное положение вещей, которое сложилось в еще продолжающем строиться Порт-Артуре. Наряду с элегантностью современной эпохи, приятно напоминающей о жизни больших городов, здесь обнаруживаются безгранично варварские обстоятельства, как в дикой глуши. На бульваре около порта можно встретить фешенебельные экипажи, в которых проносятся дамы, чьи туалеты и манера держать себя напоминают о европейских столицах.

В свете появление на званом обеде не во фраке считается преступление против хорошего тона. Офицеры, служащие и коммерсанты придают большое значение тому, чтобы даже в формальностях показать, что они живут и жить дают другим. Быстро заработанное должно быть быстро потрачено щедрой рукой, если ты хочешь зарекомендовать себя в свете и продвинуться дальше. При этом предприимчивые люди, заключающие сделки с большим размахом, зачастую ютятся в грязных лачугах, поскольку подходящих квартир всегда не хватает. Посторонний, который прибывает в Порт-Артур без рекомендации, подвержен серьёзной опасности заночевать в жуткой дыре, если он не хочет остаться на улице».

О японских планах гость из Германии наверняка наслышан, и перспективы России на Дальнем Востоке он оценивает, исходя из того, что книга его увидела свет уже после того, как война началась: «В волшебную летнюю ночь, которая нас окружает, в воздухе разлита смешанная атмосфера из культуры и варварства, грязи и аромата духов. Создается впечатление, что запиваешь квасом шампанское. И Порт-Артур, и Дальний – это новорожденные дети, о которых заботятся любящие отцы, и о которых никто не может сказать с уверенностью, как они будут развиваться в будущем. Бесспорно одно – здесь бьет ключом новая жизнь, и именно здесь вскоре решится, кому достанется победа в борьбе за побережье Восточной Азии».

***

Итак, Ойген Цабель с большой пользой для себя совершил длительное путешествие по Транссибу летом 1903 года. Увидел немецкий литератор много чего колоритного, но впечатления его бесконечно далеки от расхожего стереотипа «немытой России», куда иностранцу и ступить-то боязно. В такую разную Россию автор приглашал приехать и других немцев – и те, кто последовал бы его совету, наверняка бы не разочаровались, но времени у них на подобные путешествия оставалось немного – всего-то до августа четырнадцатого. Впечатления Цабеля – ещё один аргумент в пользу того, что нашу историю не стоит оценивать в чёрно-белых тонах, она всегда многоцветная.