Почему России не увильнуть от собственного глобального проекта

7/30/2017

Очередной виток американских санкций против нас и других непричастных если и стал топовой новостью, то разве что на летнем безрыбье. А так-то — дело житейское. Оттого и обсуждаемость вяло-дежурная.  Причем, раз уж отклики вяло-дежурные, то и повестка упрощена до медийно-популярного шаблона "противостояние", "холодная война", "ответный удар", "торг", "сговор" и все такое прочее. 

Между тем санкции — не достояние только российско-американского противостояния. Оно само по себе — явление больше виртуальное, пропагандистское, причем преимущественно для внутреннего потребления (как, к примеру, и альтернативные историческое мифы типа нашумевшего прибалтийско-натовского ролика про "лесных братьев"). Прикладное значение как санкций, так и самой "холодной войны" — быть по умолчанию бесспорным обоснованием чего угодно: "А почему?" — "А потому что гладиолус" (то есть русская угроза, происки Госдепа или бездуховная "гейропа").

Но дело в том, что все эти живущие своей жизнью сущности — производная от кризиса политэкономической модели глобализации, утвердившейся было на стыке ХХ-XXI веков, наблюдаемого обрушения пресловутого "однополярного мира" и метаний участников международного процесса в поисках, чем бы все это заменить, чтобы все осталось как было.

То есть если рассматривать текущую международную обстановку в залоге "холодной войны" и "противостояния", то это не между Россией и США или кого-нибудь еще с кем-нибудь еще. Ведь агонизирующая глобальная империя еще де-юре существует, и США — это даже не метрополия ее, а административно-финансовый центр. И у нас не конфликт России с Америкой — у нас "национально-освободительный мятеж" нескольких крупнейших провинций "глобальной империи". Причем мятеж, не больно-то настойчиво отрицающий саму суть глобального миропорядка, но предполагающий по удобному случаю перераспределение выгод в пользу "мятежников".

Однако и в таком случае — если бы речь шла просто о "перезаключении договора между хозяйствующими субъектами" — нынешний затяжной кризис все равно описывался бы в терминах "торга", "сговора" и всего такого прочего. Но нет.

Очевидно, что кризис нынешнего миропорядка — он системный, и экономика лишь составляющая его. Он цивилизационный, потому что в состоянии исчерпания, пересмотра, а подчас и угрожающей деградации находятся и экономические отношения, и основы технологического уклада, и механизмы функционирования/управления систем, и даже нравственные императивы.

Поэтому и выгораживание себе теми или иными государствами-игроками достойного места в посткризисном мире волей-неволей требует столь же системной цивилизационной идеологии. "Образа будущего", как это сейчас модно называть.

Россия еще в нулевые провозгласила, что мир после кризиса — это мир региональных интеграций. А глобалистской идеологии унификации противопоставила идеологию многообразия суверенитетов, где нет никакого единственно верного учения и "старшего брата", а есть взаимодействие больших или малых, но равно самостоятельных государств, основанное на прагматических интересах.

Такая идеология как минимум логична с точки зрения "отстройки от конкурента". И свой собственный проект евразийской интеграции Москва реализует именно по этой методе, предметно показывая, что лозунги с практикой у нас не расходятся. И недавно презентованный китайский проект "Один пояс — один путь" ровно так и выстроен: предлагается костяк общего бизнеса, с которым каждый суверенный участник управляется по своему усмотрению и к своей выгоде. Причем заметьте: оба проекта — и московский, и пекинский — существуют параллельно, не отрицая друг друга, и, к примеру, один и тот же Казахстан и одна и та же Россия могут быть одновременно интегрированы в оба, да и в другие проекты тоже.

Таким образом, санкционное давление Вашингтона на Россию — это не оттого, что нас бездуховный Запад не любит или боится. США хотят и из нынешнего кризиса, независимо от формата будущего мироустройства, вынырнуть в роли мирового гегемона или хотя бы явного лидера, поэтому ослабить позиции других участников процесса — это просто предусмотрительность, ничего личного. В случае с Россией удары как раз расчетливо и наносятся по тем позициям, которые у нас объективно слабы, несамостоятельны — либо исторически, либо вследствие легкомысленного растранжиривания советского наследства: финансово-кредитная система, сектор современных технологий, критические отрасли промышленности, личный гешефт и комфорт элит и прочее.

Однако, как мы уже установили, базовым понятием нынешней российской политики в этих условиях является государственный суверенитет. Подразумевается, что с таким подходом удары по слабым местам — это не только текущий ущерб, но и стимул к отращиванию достоинств вместо изъянов.

Но суверенитет — по крайней мере, суверенитет такой страны, как наша, — просто правом союзничать с кем хочется и выгодоприобретать что попало не исчерпывается.

Обратите внимание: все свои "альтернативы глобализации" и Россия, и Китай, и другие их партнеры — единомышленники по БРИКС, ШОС, ЕврАзЭС и много по каким еще проектам, отрицая унификацию и "единственно верные учения", выстраивают тем не менее по правилам и нормативам именно этой самой империи глобализма, в логике финансового капитализма. Само по себе не грех — если инструмент годный, хотя и чужой, так почему бы им не пользоваться в свое удовольствие?

Подвох тут в том, что в России увлечение удобными, казалось бы, заморскими ценностями и правилами частенько наносит непоправимый ущерб суверенитету — тому самому, который и есть обязательное условие конкурентоспособности. Это наша особенность, исторически доморощенная.

Вот 100 лет назад правящие круги Российской империи задались благородной целью войти в дружную буржуазную семью западных народов и процветать там вместе с ними. Вместо процветания, однако, после Февраля 1917 года случился крах государственности, распад страны и утрата суверенитета во всех его проявлениях. Причем насколько обоснованным было желание оформить экономические реалии, бесспорно, прогрессивного в тот момент капиталистического уклада в государственной политической системе, настолько же закономерной оказалась и последующая катастрофа.

Тут дело вот в чем. Россия встраивалась в капиталистическую глобализацию начала прошлого века в роли "слабого звена" — причем слабого не вообще, а именно в системе координат той глобализации. Все инструменты, правила и сама культура капиталистического уклада сложились в Европе и Америке задолго до того, как нам приспичило туда встроиться. И русский капитал, примерив на себя государствообразующую, руководящую и направляющую роль, объективно был легкой добычей на пиру матерых империалистических хищников.

Но это бы полбеды. Отставать, догонять и даже обгонять — традиционная русская забава.

Но залог успеха в этой забаве — как раз и есть устойчивая государственность (неважно, какая — монархическая, республиканская и любая другая) и безусловный приоритет суверенности. Попросту говоря — приоритет государственных, национальных интересов перед интересами частными, какими бы естественными они ни казались.

А элиты Февраля сами в личном и классовом порядке уже были встроены именно в культуру этого уклада. В культуру, ценности которой, законы, инструменты, центры управления, деловые и даже бытовые стандарты сформированы и размещены не в России.  И недолго думая сделали естественный выбор не в пользу суверенитета. Потому что Россия и ее население в той логике — всего лишь ресурс, а его конвертация в выгоду и даже просто в личную жизнь — там, на Западе. Ведь там же лучше, там "на готовеньком", чего тут думать? Все остальное — про сотрудничество, про обогащение передовым опытом, про проникновение на рынки — это всего лишь рекламное пустозвонство.

Так что дело не в том, что буржуазно-демократические вожди России 100 лет назад оказались неопытными, неумелыми или невезучими. Просто более опытные, умелые и везучие сдали бы страну техничнее и выгоднее.

В той же логике мы и сегодня наблюдаем тревожные признаки девальвации ценности суверенитета у отдельных отрядов современных наших элит: недавно мы разбирали этот казус на примере "игр в Смуту с Навальным". И петля объективно завязывается тем же манером и по тем же причинам, что и в начале ХХ века: приоритет частного буржуазного выгодополучения и приоритет суверенитета в России до сих пор не могут существовать в мире и согласии. Какой-то должен быть безоговорочно главным. Или-или.

…А теперь немного об "образе будущего". Его алгоритм был задан России те же 100 лет назад, Октябрем 1917-го. Этот алгоритм описывается предельно просто: если хочешь доказать превосходство над Каспаровым, не садись играть с ним в шахматы — размажет без единого шанса. Просто предложи ему посоревноваться в чем-то другом.

Если хочешь конкурентно отстроиться от бьющейся в кризисе империи глобализма — задай для своей цивилизационной модели свои правила игры. Это и есть неизбежный следующий шаг в российской идеологии суверенитета. Его признаки мы наблюдаем в подстегнутом санкциями своеобразном "импортозамещении" традиционно западных экономических инструментов (свои платежные системы типа "Мира", свои логистические проекты, рынки, нащупывание автономных валютных корзин, отстроенных от доллара, в отношениях со своими партнерами). В еще большей степени к формированию автономных систем координат относится презентованный китайскими товарищами принцип "инклюзивности мирового экономического роста" — а это прямое продолжение вектора русского Октября-1917.

Так или иначе, требуемая сегодня повестка — это в мутной воде глобального системного кризиса найти пригодный для себя способ увернуться от непригодных нам объективных тенденций и задать другие, пригодные. То есть многообразные элементы "импортозамещения" в конце концов неминуемо должны сложиться в комплексный цивилизационный проект, сопоставимый по своему масштабу с советским.

Вот от этого как раз увернуться не удастся. А Трамп со своими санкциями тут совершенно ни при чем.

© РИА Новости