Когда народ упорно не хочет забыть. К годовщине возвращения Наполеона

26 февраля 1815 года экс-император Бонапарт, бежавший с острова Эльба, высадился во Франции и стал императором снова.

Даже сложно сразу сказать, отчего скандал с оформлением приёмной уполномоченного по правам ребёнка в Ярославской области Михаила Крупина (среди прочих там висел портрет Сталина) так быстро ушёл из новостной повестки. То ли фигура чиновника не самая значительная, то ли суть претензий слишком заезжена в информпространстве. Пожалуй, всё же второе.

Сегодня, когда мы справляем 202-ю годовщину хоть и недолгого, но триумфального возвращения Наполеона во Францию и к французам, стоит поговорить о феномене крушения всей системы власти за неполный месяц и без единого выстрела. И крушение ли это было.

Всем бы такую ссылку

Это уже потом, на острове Святой Елены, Наполеон жил как пленник, называя своё заточение «хуже, чем железная клетка Тамерлана». Эльба – совсем иное дело.

Во-первых, остров он выбрал сам, из трёх предложенных. Во-вторых, он доставался ему во владение: обустроить жизнь, экономику, торговлю можно было как угодно. Чем, кстати, бывший император как раз и занялся по прибытии. В-третьих, ему не просто позволили взять с собой старых друзей и сослуживцев. Это была небольшая армия, ставшая на острове гарнизоном. Около тысячи человек прибыли с Наполеоном, ещё 650 солдат составляли местный гарнизон. Естественно все с оружием, вплоть до артиллерии и флота. Фактически, Наполеон остался императором. Но в пределах острова.

Надзор за ним, конечно, был, но не слишком усердный, если Наполеон вёл переписку, получая в том числе такие сведения, которые ему бы не следовало знать: о настроениях во Франции, о Бурбонах («Они ничему не научились и ничего не забыли»), о разногласиях на Венском конгрессе. Народ скучает, а враги ссорятся – отчего же не вернуться?

Впрочем, была ещё одна причина: Наполеон получил известия о том, что его готовятся сослать на остров Святой Елены, так как Эльба – слишком близко от Европы.

На Париж

Учитывая размер гарнизона и наличие флота, использовать термин «побег» немного некорректно. Побег – это обмануть охрану, взломать замки. А если ты сам себе охрана и есть ключи от всех замков? Поэтому Наполеон попросту подготовился и отбыл с острова. Его отбытие имело некоторый оттенок романтики: полковник Кэмпбелл, британский офицер, приставленный для надзора за императором, 16 февраля уехал во Флоренцию к любовнице.

Дальнейшие события хорошо изложены в известном историческом анекдоте, перечисляющим заголовки газет от «Дерзкий авантюрист покинул Эльбу» до «Его Императорское Величество ожидается сегодня в Тюильрийском дворце». У селения Лафре Наполеону встретился посланный против него батальон – и император во главе своего отряда с опущенным оружием шёл грудью на ружейные стволы. С дальнейшими отрядами происходило примерно так же: Бурбоны сами увеличивали армию Наполеона. За 22 дня он дошёл до Парижа во главе 25-тысячного войска.

Откуда такая преданность?

Забегая вперёд: финал этой истории был не столь успешным. Однако даже после поражения при Ватерлоо отношение французов к Наполеону мало изменилось. Его любовница Мария Валевская пишет в воспоминаниях: «Зрелище, представшее перед моим взором, значительно отличалось от того, что происходило в Фонтенбло, когда Наполеон отрёкся от престола. Огромная толпа, собравшаяся перед дворцом, кричала: “Да здравствует император! Долой изменников! Император или смерть! Не нужно отречения! Император и оборона! Выдайте нам оружие! Повесить Бурбонов на фонарях! “» Откуда это и почему?

Можно вспомнить, что ещё даже не дойдя до Лиона, ещё не будучи во главе снова многотысячной армии, Наполеон вёл себя как император. Издавал декреты, отменял решения новых властей, смещал судей и назначал новых, перекраивал систему власти на прежний манер. На тот же, который прежде создал сам.

«Гражданский кодекс французов» – это самая малоизвестная, но самая главная его «военная кампания». Уже хотя бы потому, что пережила самого Наполеона и презираемых им Бурбонов. Франция до сих пор по нему живёт (подправленному, конечно). Все военные приобретения Франция утратила, однако ценность созданного словно из груды обломков прежде разрушенного революцией общественного уклада нового общественного порядка, нового государства, – этого приобретения у французов союзные державы не смогли отнять.

Вряд ли хотя бы полпроцента ликующих при появлении императора французов  могли бы это сформулировать, но им было и не надо. Они это чувствовали и знали. Потому радостно, после почти 20 лет непрерывных войн, приветствовали новую кампанию. И потом согласны были стоять насмерть и сражаться на улицах Парижа, только бы пережить снова отречение императора и возвращение короля.

И даже потом, уже при вернувшихся Бурбонах, поклонников Наполеона хватало. Его племяннику эта популярность помогла самому стать императором.

Знакомые мотивы

В нашей истории есть похожий феномен. Революции и разрушения прежнего общественного строя до отдельных «кирпичей». И затем пересборка государства по новой модели. Человек, который это совершил (а это, разумеется, Сталин), тоже считается неоднозначной исторической фигурой. Однако именно сумма достижений обоих не давала и не даёт раз и навсегда поставить обоих на полку с биркой «тиран и чудовище» и закрыть шкафчик. Несмотря на годы десоветизации и откровенной лжи в телевизоре.

Кстати о годах. Наполеон-то спустя неполный год вернулся, а тут уж седьмой десяток пошёл. Захочешь вот так провести проект «Имя России» – а имя это вдруг: Сталин. Можно, конечно, накрутить голосов другому очень уважаемому историческому персонажу, только вот первоначальный результат-то от этого никуда не денется. Реальность можно смоделировать, но сложно подтасовать.

А разгадка проста. И французы, с радостью снова вставшие под знамёна Империи, и россияне, устроившие тогда, в 2008 году, конфуз организаторам проекта, были движимы похожими чувствами: историческая память, историческая правда и историческая справедливость. Это довольно сложно описать. Это либо чувствуешь и знаешь, либо нет.