«Кажется, никогда еще не было такой войны, чтобы планы противника так быстро становились известными…»

4/30/2013

«Кажется, никогда еще не было такой войны, чтобы планы противника так быстро становились известными…»

Радиоразведка и подслушивание телефонных переговоров на русском фронте в Первую мировую войну

 

В годы Первой мировой войны (1914—1918 гг.) разведывательную деятельность заметно усилило использование радио, что не могло не оказать влияния на тактическую, оперативную и стратегическую обстановку на фронте. При этом исключительную роль среди различных источников получения сведений о противнике играло и подслушивание неприятельских телефонных разговоров.

К началу боевых действий по штату военного времени у нас имелось по одной радиороте (8 радиостанций) при штабах армий и по одному техническому средству в каждой кавалерийской дивизии. Личный состав этих подразделений был весьма слабо подготовлен, а их командиры не обладали соответствующим опытом. Учитывая, что радиосвязью были охвачены прежде всего такие звенья, как армейский корпус — армия — фронт, уже в июле—августе 1914 года при штабе Верховного главнокомандующего (ШВГ) создали отдел службы радиотелеграфа[1].

На то время в войсках вражеской коалиции в лучшую сторону по состоянию радиосвязи и радиоразведки выделялась армия Австро­Венгрии. Как отмечалось ещё в довоенное время, их «телеграфные части помимо теоретического обучения постоянно ведут практические занятия по… проведению телеграфных линий... пользованию искровым телеграфом…».[2]

Начиная с 1910 года, задачу организации и ведения военной разведки в России осуществляло особое делопроизводство отдела генерал­квартирмейстера (ОГЕНКВАР) Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). Но только лишь пять лет спустя была оформлена организационно и функционально соответствующая служба ГУГШ и ШВГ. При этом радиоразведка последнего занималась радиоперехватом сообщений войсковых радиостанций противника на фронтах. В начале 1915 года в действующих частях стали разворачиваться специальные радиостанции для ведения радиоразведки; во фронтовых и армейских радиодивизионах для радиоперехвата специально выделялись по две приёмные станции. В том же году появились полевые радиопеленгаторы, а в следующем на фронты прибыли и автомобильные. Установленные на двух машинах, они обслуживались расчётом из 16 человек. Для налаживания дешифровальной работы в июне 1916-го впервые осуществили централизованную обработку пеленгов. Вскоре только при штабах фронтов и армий действовали более 50 радиоразведывательных станций. Существенным недостатком Службы радиоразведки (СР) было отсутствие жёсткой централизации.

Как и прежде, выделялась австрийская разведка. Так называемое разведывательное бюро императорского и королевского генерального штаба («Эвиденц-бюро») в рамках австро-германских разведывательных структур, деятельность которых стала мощнейшим инструментом влияния на оперативную и стратегическую обстановку на русском фронте, сумело наладить эффективную службу радиоперехвата.

Впрочем, служба дешифрования Австро­Венгрии имела к 1914 году, можно сказать, столетнюю историю, хотя официально группа соответствующих специалистов появилась в составе разведывательного отделения к апрелю 1917-го. М. Ронге, будучи перед войной начальником разведывательной группы, добился включения в неё (1911—1912 гг.) нескольких офицеров, занимавшихся вопросами шифрования и дешифрования. Впоследствии появились соответствующие службы и группы дешифрования на фронтах (особенно зарекомендовал себя в этом деле капитан Покорный). Так что не будет преувеличением сказать, что австро-венгерское командование «вышло на войну» достаточно подготовленным, с высококвалифицированными кадрами специалистов радиоразведки. К примеру, уже в начале боевых действий при австрийских армейских штабах находились рации, передававшие перехваченные русские депеши в разведывательный отдел верховного командования, где находился фронтовой дешифровальный центр. При этом они предназначались исключительно для наблюдения за рациями армейских частей наших войск.

Наибольшее влияние на фронтовую обстановку оказывали радиоперехват, телефонное подслушивание и постановка радиопомех при определяющем значении первого из них. Именно радиоперехват играл существенную роль в проведении и исходе многих боевых операций. Так, перехват русскими радистами радиограмм 8й германской армии в ходе Восточно­Прусской операции (4 августа — 2 сентября 1914 г.) установил, что главные силы противника сосредоточены на р. Ангерапп. Это во многом позволило выиграть Гумбинненский бой (7 августа), в котором потерпели серьёзное поражение 2 вражеских корпуса, что привело к смене командования немецкой -8й армии, началу её отступления, а также к принятию решения о переброске на восток 6 корпусов и кавалерийской дивизии. По этому поводу французская «официальная история войны» прямо связывала «катастрофу» 17-го корпуса А. Макензена под Гумбинненом с упомянутой переброской дополнительных германских сил с Французского фронта в Восточную Пруссию[3], сыгравшей важнейшую роль в исходе всей кампании. Вместе с тем «в руки германского командования, — отмечал один из исследователей, — начали регулярно попадать русские радиограммы оперативного характера, а иногда и армейские боевые приказы, которые германцы доставали якобы у “убитых офицеров”… Таким образом, с этого дня германцы действовали, имея открытыми карты противника»[4]. Удача радиоразведки позволила немецкому командованию начиная с 13 августа (после перегруппировки войск) сосредоточить все силы при развитой железнодорожной сети и оперативной подвижности против успешно наступавшей русской 2-й армии (командующий генерал от кавалерии А.В. Самсонов), решив сбить её фланги и поймать в «мешок» центральные корпуса. Хотя не так уж легко и с большими потерями, но замысел всё же был осуществлён. Примечателен следующий факт. Когда на левом фланге 1-го русского армейского корпуса контратакой 22-й пехотной дивизии был достигнут значительный успех, около 11 ч (14 августа 1914 г.) на его правом фланге (в 24-й пехотной дивизии) был распространён по телефону от имени командира русского корпуса генерала Л.К. Артамонова ложный приказ об отходе. Как отмечал военный историк полковник Ф.А. Храмов, под воздействием дезинформации и «вследствие плохого управления в этом корпусе войска начали отходить»[5]. Возможно, это недоразумение, а может быть, и одна из самых успешных операций германской разведки в войне. Как бы там ни было, огромное значение при проведении операции на окружение приобрело знание немцами из перехваченных радиограмм содержания оперативных документов штаба 2-й армии (диспозиция войск, постановка им боевых задач). По мнению исследователя, «данные авиационной разведки, собранные… в штабе 8-й германской армии, давали весьма отрывочные и ограниченные сведения», и «если бы русские радиограммы не помогли германцам, они знали бы о противнике так же мало, как и русские»[6].

Заполучили немцы также тексты директив фронта штабу 2-й армии и главнокомандующего фронтом командующему 1-й армией о приостановке наступления, в результате чего и решились «на рокировку войск» против А.В. Самсонова. Наконец, радиограмма последнего открытым текстом в адрес 13-го корпуса, у которого не было шифра, дала противнику полную картину обстановки с планом последующих действий 2-й армии. Между тем наши корпуса, израсходовавшие средства для связи со своими дивизиями, не могли дотянуть провода ни до штаба армии, ни до соседей, оказавшись почти «технически беспомощными», за исключением так называемого искрового телеграфа. Но поскольку новый шифр в войсках не успели как следует освоить, передачи осуществлялись довольно часто открытым текстом. Так, когда 1-я и 2-я армии начали связываться между собой по радио, выяснилось, что в армии П.Г.К. Ренненкампфа уже получен новый шифр, а старый уничтожен. В армии же А.В. Самсонова оставался старый шифр. Так что армии говорили «на разных языках», потому рации и стали работать открытым текстом[7]. А тут «подоспела» германская служба радиоперехвата.

Одной из главных причин поражения русских войск стало нарушение режима секретности вследствие недостаточного количества криптографов в действующей армии и некачественных шифров. С одной стороны, это объяснялось более серьёзным вниманием противника к криптографии и дешифровке, с другой, по свидетельству М. Ронге, — тем, что «русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в нашем распоряжении имеются такие же приёмники, которые мы могли настроить на соответствующую волну»[8].

О сложной проблеме русский военный агент во Франции полковник граф А.А. Игнатьев рассуждал так: «Если в мирное время шифр представлял одну из важнейших частей дипломатической машины, то в военное время от качества шифра зависела судьба армий и народов. Шифры существовали с незапамятных времён, но можно с уверенностью сказать, что никогда раньше они не играли такой роли, как в Первую мировую войну. Приходилось передавать военные тайны между союзниками, разделёнными непроницаемой стеной неприятельских фронтов. Техника позволяла преодолеть эту трудность. Через голову врагов понеслись по невидимым волнам эфира секретнейшие документы по взаимному осведомлению. Беда была только в том, что перехватить радиовещание оказалось гораздо проще, чем захватить вражеского посланца. Шифр в этих условиях стал одним из важнейших элементов секретной связи. Русский дипломатический шифр, по мнению специалистов, был единственным, не поддававшимся расшифровке, но зато военные шифры… были доступны для детей младшего возраста и тем более для немцев. Трагическая гибель армии Самсонова в начале войны была связана… с тем, что немцы перехватили русскую радиотелеграмму»[9].

Германские связисты регулярно докладывали своему командованию содержание перехватываемых русских радиограмм, в которых имелась чрезвычайно важная оперативная информация. Начальник штаба немецкой 8-й армии Э. Людендорф, подтверждая это, сообщал: «По дороге из Мариенбурга в Танненберг нам была вручена перехваченная неприятельская [русская] радиотелеграмма, которая дала нам ясную картину неприятельских мероприятий на ближайшие дни»[10]. Такого же мнения был и генерал­квартирмейстер той же армии М. Гофман: «Русская радиостанция, — уточнял он, — передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием, сначала без шифра, потом шифрованно. Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на востоке»[11].

Поскольку изза путаницы с шифрами наши штабы часто вообще пренебрегали ими, противник получал сведения, что называется, «из первых рук». Германское командование, по словам Ф.А. Храмова, «знало не только действия русских войск, но и намерения русского командования, в то время как последнее действовало преимущественно вслепую». В то же время «со стороны П. Гинденбурга и Э. Людендорфа, несомненно, не требовалось проявления ни особого риска для проведения того или иного оперативного манёвра, ни особого оперативного творчества для принятия соответствующего решения»[12].

Иногда германский успех в Восточной Пруссии называют «победой немецкого профессора математики». Дело в том, что если в наших войсках ощущалась нехватка криптографов, вынуждавшая прибегать к посылке незашифрованных радиограмм, то к каждой германской дивизии был придан именно профессор математики, который зарекомендовал себя как специалист по криптоанализу. Поэтому немцы и могли «читать» чужие радиопередачи, тем более если они из-за недостатка криптографов и телефонных проводов часто велись открытым текстом. Как бы там ни было, но генерал Людендорф к 23 ч 00 мин имел в своём распоряжении все русские депеши за день, что приносило высокие оперативные результаты. Вместе с тем исследователь, анализируя подобные случаи, делал такой вывод: «Располагая многочисленными преимуществами, а особенно русскими радиотелеграммами, немцы не вполне ещё справились со своей задачей и упустили многие представлявшиеся им возможности. Причиной этого явились оперативные промахи (порой неряшливость) некоторых германских военачальников и весьма неудачные в тактическом отношении боевые действия германских войск, терпевших в ряде боёв жестокие поражения»[13].

М. Ронге, «упуская» негативные моменты, оценивал деятельность своей, то есть австро-венгерской, радиоразведки в данный период несколько по-иному: «Исключительно ценным, непревзойденным источником информации оказалась русская радиотелеграфная служба… Какая бывала у нас радость, когда мы перехватывали один за другим незашифрованные приказы! Ещё большая радость была у нас, когда шифр прерывался отдельными незашифрованными словами… Иногда расшифровка удавалась путём догадок, а иногда при помощи прямых запросов по радио, во время радиопередачи. Всё это требовало… громадных усилий. Надо было одновременно знать подразделения армии противника и имена высших командиров, чтобы таким образом с пользой выяснить, от кого идет та или иная радиотелеграмма и кому она направлена»[14]. Он не без оснований утверждал, что австрийцы в отношении радиодисциплины были осторожнее русских, и свои рации весьма ограниченно применяли для передачи оперативных приказов, зато в широких размерах использовали их для подслушивания. Большое значение приобрела радиоразведка в начальный период войны, когда сведения о противнике зачастую характеризовались противоречивостью, запаздыванием и прочее, в то время как данные радиоразведки доставляли сведения, как говорится, из первоисточников.

Полезны для исследователя мемуары начальника генерального штаба австрийской армии Конрада фон Гетцендорфа. Особенно примечательно его сведение о том, что австрийцы начиная с сентября 1914 года имели возможность информировать своё командование о распоряжениях, которые неприятель передавал по радиотелеграфу[15]. Его данные по времени совпадают со сведениями М. Ронге, поскольку перехваченные наиболее важные оперативные распоряжения русского командования относятся как раз к периоду Галицийской битвы, закончившейся отходом австрийцев и занятием русскими Галича и Львова. «В это время, — извещал он, — результаты нашего радиоподслушивания были взяты под сомнение: были выдвинуты опасения, что русские посылают по радио заведомо ложные приказы, чтобы ввести нас в заблуждение. Только с большим трудом удалось восстановить доверие к правильности нашей работы в области радиоподслушивания»[16]. А недоверие, по всей видимости, возникло из-за того, что 3-я и 8-я армии нашего Юго-Западного фронта крайне скупо использовали радиосвязь в оперативных целях. Тем не менее служба радиоперехвата оказала австро-венгерскому командованию неоценимые услуги даже в неудачной для него битве. Она, похоже, явно переоценила результат своих предыдущих успехов. Н.Н. Головин по этому поводу размышлял так: «Введённый в заблуждение хвастливыми донесениями и докладами ген. Ауффенберга и чинов его Штаба, ген. Конрад предполагал русскую 5-ю армию ген. Плеве настолько разбитой, что считал возможным оттянуть с Томашевского поля сражения большую часть сил Ауффенберга с тем, дабы ударить ими в правый фланг наступающей на Львов русской 3-й армии»[17].

Между тем в 5-ю армию, которую противник посчитал небоеспособной, были влиты пополнения, и она вновь перешла в наступление, сыграв решающую роль в развернувшемся сражении. Появление наших соединений в тылу вражеской 1-й армии с обходом её правого фланга привело к тому, что её командование приняло решение о прекращении боёв и об отводе войск за р. Сан. Этот момент оказался переломным в ходе Галицийской битвы на северном направлении. По свидетельству М. Ронге, австро-венгры «получили секретные сведения о том, что русские войска двигаются по направлению к пустому пространству, образовавшемуся возле 1-й армии». Поначалу «этим слухам» не верили, но «никогда не обманывавшее радиоподслушивание подтвердило эти сведения». Вскоре удалось выяснить, что «5-й и 17-й корпуса… 5-й [русской] армии вернулись обратно и вторглись во фланг 1й армии», что «резервов для обеспечения тыла… фронта» нет, из-за чего и «пришлось принять решение об отступлении»[18]. Именно это «спасительное решение» было принято благодаря своевременному перехвату русской радиограммы[19]. К тому же австрийская радиоразведка вскрыла состав русской группировки и силу подходивших резервов, так что, можно сказать, всё обошлось менее чувствительным поражением, которое при иных обстоятельствах могло обернуться катастрофой.

К началу сентября главный австро-венгерский специалист по дешифрованию капитан Покорный был отправлен в находившуюся в затруднительном положении 4-ю армию, на которую после перегруппировки возлагалась ведущая роль в предстоявших боях. По мнению одного из исследователей Галицийской операции, особый интерес представляло быстрое маневрирование соединений и организация флангового «отступательного марша»[20], причём мало кто подозревал, что этому в значительной степени способствовала радиоразведка. Как уже отмечалось, важнейшую роль сыграл радиоперехват, проявивший себя и в последующем (Галиция, Польша). Тогда, осенью 1914-го, наиболее знаковыми стали добытые австрийской радиоразведкой такие данные: 1) о подходе русских сибирских частей (1-го и 2-го Сибирских армейских корпусов) и частей 1-го Туркестанского корпуса; 2) о перемещении 16-го армейского корпуса к р. Сан (радиограмма командующего 9-й армией генерала П.А. Лечицкого); 3) о составе кавалерийского корпуса А.В. Новикова; 4) о продвижении 9-й армии за Вислу; 5) о перемещении 9, 5 и 4-й армий от Сана к средней Висле, а 1-й и 2-й армий — к северу от Варшавы. Они, эти сведения, наложили отпечаток на рисунок Варшавско-Ивангородской (15 сентября — 26 октября 1914 г.) операции, хотя и успешной для русских войск, но не принёсшей решительного результата. Как отмечал всё тот же М. Ронге, «кажется, никогда ещё не было такой войны, чтобы планы противника так быстро становились известными тому, против кого они были направлены»[21]. Не секрет, что полученной информацией австрийцы делились с немцами, и, к примеру, данные о сосредоточении русского конного корпуса и передвижении наших армий за Вислу и к Варшаве позволили общему австро-германскому командованию сделать верный вывод о переносе «центра тяжести операций» из Галиции в Польшу.

Большую помощь оказал перехват радиосообщения о предполагавшемся первом штурме русскими войсками Перемышля. «Перехватив радиограмму русского полковника князя Енгалычева из 10-й кавалерийской дивизии в Саноке, — вспоминал Ронге, — мы узнали о предполагавшемся нападении на юго-восточные форты Перемышля, о чём мы тотчас же известили по радио командование крепости. Капитан Покорный продолжал неустанно работать над радиоподслушиванием, и ему приходилось дешифровать до 30 телеграмм в день»[22]. В итоге штурм не удался, а на его повторение не было времени. В ночь на 7 сентября осада была снята. Ввиду больших потерь (около 10 000 человек)[23] и слабости пополнений это решение было тогда единственно возможным.

Ситуация усугублялась просчётами нашего командования. «В середине октября, — свидетельствовала противная сторона, — русские изменили шифр радиотелеграмм, но, к счастью для нас, телеграмма, посланная новым шифром, осталась непонятой одной частью, которая потребовала разъяснений. В ответ на это командование передало ту же телеграмму старым шифром, благодаря чему мы без труда освоили и новый шифр… Наша служба радиоподслушивания наблюдала ежедневно за продвижением русских войск. Маленькую радость доставило нам 7 ноября, когда мы успели предупредить нашу 1-ю армию о готовившемся на неё нападении, благодаря чему широко подготовленное нападение не вылилось ни во что... Не меньшую радость доставил нам приказ командования 5-й [русской] армии, требовавший от генерала Орановского в Седлеце впредь посылать все указания по радио, так как восстановление разрушенных линий в районе военных действий отвлекало слишком много времени и сил. Этот приказ давал нам возможность беспрепятственно наблюдать за огромной частью мероприятий на русском фронте»[24]. Упомянутый приказ командования 5й армии «открыл» австрийской радиоразведке широкие возможности, которые использовались в полной мере: для австрийцев перестала быть секретом дислокация русских частей до дивизий включительно.

Ярко проявила себя вражеская радиоразведка в ходе Лодзинской (29 октября — 11 ноября 1914 г.) операции. При её подготовке русское командование учитывало, во-первых, крупное поражение 9й германской армии в Варшавско-Ивангородском сражении и её отход к границам Германии, во-вторых, выгодное расположение своих войск в Польше. При этом предполагалось вторгнуться крупными силами в Силезию с последующим ударом на Берлин. Но противник, имея достаточно полную информацию о складывавшейся обстановке, сумел упредить эти замыслы. По словам Э. Фалькенгайна, радиограммы давали немцам «возможность с начала войны на Востоке до половины 1915 года точно следить за движением неприятеля с недели на неделю и даже зачастую со дня на день и принимать соответствующие противомеры»[25]. «В этом отношении под Лодзью, — дополнял его наблюдения офицер штаба 1го армейского корпуса русской армии полковник Ф.Ф. Новицкий, — дело дошло до курьёза: наша радиостанция приняла немецкое радио с просьбой не беспокоиться шифровать наши депеши, так как всё равно немцы их расшифровывают»[26].

Несмотря на столь благоприятные возможности, обеспеченные радиоразведкой, первоначальные успехи немцев закончились тем, что их ударная группировка (2,5 корпуса) попала в окружение. Они сами, опасаясь более тяжёлых последствий, оценили сложившуюся ситуацию так: «Поступающие радиограммы дают понять, что лишь в особо благоприятном случае можно будет спасти от уничтожения или плена окруженное левое крыло»[27]. И всё же их опасения полностью не подтвердились: ценой значительных потерь и разгрома ударной группы основным силам удалось прорваться из окружения, как не удался и замысел глубокого вторжения в Германию нашего командования. В отличие от германского оно не имело такого важного козыря, как знание неприятельских планов, и было вынуждено довольствоваться «скромными данными» своей разведки, принимая решения «более осторожно».

Оценивая значение для австро-венгерских войск деятельности радиоразведки в период Лодзинской и Краковской операций 1914 года, М. Ронге назвал этот период её триумфом. «Служба радиоподслушивания, — вспоминал он, — оказывала хорошие услуги нашему командованию… Приказ о переходе на следующий день во всеобщее наступление русской армии в глубь Германии, перехваченный 13 ноября, был дешифрован после обеда 13-го же числа и находился на столах нашей оперативной канцелярии и канцелярии главнокомандующего восточным фронтом в Познани. Из этого приказа было видно, что русские не имели никакого представления об угрозе их северному флангу и о силах перешедшей 12 ноября в наступление 9-й армии… Это сейчас же вызвало противоречие в мнениях союзников. 2-я армия была высажена севернее, чем предполагали германцы, и они согласились подчинить Войрша[28] нашему главному командованию. За это в подчинение Войрша была передана 2-я австрийская армия.

Русские давно удивлялись нашей осведомленности и в результате пришли к заключению, что в этом повинна, несомненно, германская воздушная разведка»[29].

Самым неприятным было то, что радиоразведка противника регулярно и систематически «сопровождала» оперативную деятельность нашего командования, «приклеившись» к линиям связи русских командных инстанций. Особенно болезненно эта ситуация сказывалась в период так называемой манёвренной войны, в дни решающих сражений.

Заслуживает внимания ещё одна выдержка из воспоминаний М. Ронге, сообщавшая подробности «сложных контактов» противоборствующих радиоразведок в ходе «Лимановского контрнаступления» австрийцев.

«Мы точно могли проследить, — откровенничал он, — перемещение сил противника. 19 ноября русский верховный главнокомандующий усиленно давал о себе знать и считал, что наступил час, когда при напряжении всех сил всеобщее наступление увенчается успехом.

Но следующий день привел нас в ужас… офицер связи 4-й русской армии передал по радио другому офицеру, что действующий шифр известен противнику. Затем мы узнали из одной радиограммы, что русские читали шифр германцев и, вероятно, поэтому узнали о том, что мы знали их шифр. Мы пали духом, ибо лучшее средство разведки грозило отказать в действии как раз в момент, казалось бы, наивысшей ступени большой борьбы… Наши и германские посты радиоподслушивания собрали новые шифровки, и к 22 ноября общими усилиями удалось раскрыть и этот новый шифр. Нам помогло то, что русские, привыкшие к шаблону, придерживались привычной им шифровальной рутины. К сожалению, первым перехваченным сообщением было известие о прорыве германского окружения под Лодзью. Русские сообщения позволяли точно следить за действиями германских частей.

В первых числах декабря мы перехватили русскую радиограмму: “Шифровальный ключ, не исключая посланного в ноябре, известен противнику”. Мы затаили дыхание. Но, несмотря на это, упрямые русские спокойно продолжали пользоваться старым шифром… Напряжённые фазы боя в сражении у Лиманова­ Лапанова сопровождались радиослужбой»[30].

М. Ронге полагал, что такое поведение объяснялось тем, что у нас было либо слишком напряжённое положение, либо не имелось нового шифра, либо, «по соображению русских», частая смена позывных являлась достаточной мерой предосторожности.

Такая мера борьбы с расшифровыванием радиограмм, как периодическая смена ключей и паролей, в условиях, когда противник за 4 месяца войны «набил руку» в области дешифровки, и впрямь приносила лишь временный успех, а то не приносила его вовсе. «14 декабря новый русский шифровальный ключ, — вспоминал участник событий, — лишил нас источника сведений. Раскрытие нового шифра было твердым орехом. Однако… удалось его раскрыть в течение немногих дней. Радиослужба установила, что русские… не отошли за среднюю Вислу, а занимали новые позиции по линии Нида — Пилица. Вскоре оказалось, что русские силы, сэкономленные сокращением фронта и сильными укреплениями, перебрасывались против 3й австрийской армии, выдвинувшейся из Карпат глубоко во фланг. Бои продолжались до нового года, и русские снова продвинулись в Карпаты»[31].

 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Более подробно см.: Болтунов М.Е. «Золотое ухо» военной разведки. М.: Вече, 2011.

[2] Военная энциклопедия / Под ред. В.Ф. Новицкого. СПб., 1911. С. 69.

[3] Hanotaux G. L’Academie Française. Histoire Illustree De La Guerre De 1914. Tome sixième. Paris, 1917. P. 182, 183.

[4] Храмов Ф.А. Восточно­прусская операция 1914 г. Оперативно­стратегический очерк. М.: Воениздат, 1940. С. 32.

[5] Там же. С. 46.

[6] Там же. С. 35.

[7]Более подробно см.: Цейтлин В.М. Организация связи во время операции 2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии в августе 1914 г. // Техника и снабжение Красной Армии. 1923. № 19(50). С. 3—13.

[8] Ронге М. Разведка и контрразведка. СПб., 2004. С. 114.

[9] Игнатьев А.А. 50 лет в строю: В 2 т. Петрозаводск, 1964. Т. 2. С. 7.

[10] Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. М.; Мн., 2005. С. 52.

[11] Гофман М. Война упущенных возможностей. М.; Л.: Госиздат, 1925. С. 23.

[12] Храмов Ф.А. Указ. соч. С. 72.

[13] Евсеев Н. Августовское сражение 2й русской армии в Восточной Пруссии (Танненберг) в 1914 г. М., 1936. С. 281.

[14] Ронге М. Указ. соч. С. 115.

[15] Рея Е.И. Радиоразведка и подслушивание телефонных разговоров в австро-венгерской армии во время войны 1914—1918 гг. // Война и революция. 1931. Кн. 9. С. 36.

[16] Ронге М. Указ. соч. С. 115.

[17] Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на Русском фронте. Дни перелома Галицийской битвы (1—3 сентября нового стиля). Париж, 1940. С. 30.

[18] Ронге М. Указ. соч. С. 115—117.

[19] Белой А. Галицийская битва. М.; Л.: Госиздат, 1929. С. 267.

[20]Там же. С. 345.

[21] Ронге М. Указ. соч. С. 120.

[22] Там же. С. 121.

[23] Черкасов П. Штурм Перемышля 7 октября (24 сентября) 1914 г. Л.; М., 1927. С. 128.

[24] Ронге М. Указ. соч. С. 122, 123.

[25] Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914—1916 в его важнейших решениях. М.: Высший воен. редакцион. совет, 1923. С. 38.

[26] Новицкий Ф.Ф. Лодзинская операция в ноябре 1914 г. (из личных записок участника) // Война и революция. 1930. № 7. С. 126.

[27] Цит. по: Коленковский А.К. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914 г. М.: Госвоениздат, 1940. С. 302.

[28] Генерал пехоты Р. Фон Войрш в рассматриваемый период — командующий армейской группой «Войрш».

[29] Ронге М. Указ. соч. С. 124, 125.

[30] Там же. С. 127.

[31] Там же.

 

Об авторе.

Олейников Алексей Владимирович - кандидат юридических наук, доктор исторических наук, доцент Кафедры гражданско-правовых дисциплин Астраханского государственного технического университета.

Обложка - источник: https://topwar.ru