К истории Троице-Сергиева монастыря в период Смутного времени (по синодикам, вкладным книгам и описи 1641/42 г.)

Одной из самых сложных проблем истории Смутного времени является вопрос о демографических потерях. В литературе иногда мелькает оценка в 1,8 млн. человек. Некоторые говорят о гибели примерно одной трети жителей страны. Эти цифры строятся на оценке динамики численности населения России в конце XVI – начале XVII вв. Но относиться к ним можно только скептически, ибо зачастую их опровергает анализ писцовых описаний, в частности сравнение между собой количества поселений в книгах 1580-х и 1620-х годов на одной и той же территории. К примеру, по исследованиям М.С. Черкасовой, в целом по владениям Троице-Сергиева монастыря число жилых дворов во второй четверти XVII в. сократилось по сравнению с концом XVI в. всего на 9,6%[1]. Правда, эти подсчеты имеют определенные недочеты, поскольку указанный промежуток охватывает кроме Смуты и другие события, вызвавшие убыль населения, к примеру, голод первых лет XVII в. Поэтому ряд историков, не вдаваясь в детали, предпочитает говорить  в целом, что в ряде районов к 1620-м и 1640-м годам населенность была все еще ниже уровня XVI в.

Если подобные затруднения встречаются в общей оценке демографических потерь в Смутное время, то потери во время отдельных сражений и кампаний историки даже не берутся оценивать. Тем не менее, ситуация выглядит не такой безнадежной. Покажем это на примере одного из главных событий Смутного времени – осады Троице-Сергиева монастыря польско-литовскими войсками в 1608–1610 гг. Важнейшим источником по численности и составу защитников Троицкой крепости являются синодики.

«Устроение» душ предков в средневековом обществе понималось как семейный долг, который возлагался на родственников усопшего. Исключение составляли одинокие и неимущие, молитвы за них были обязанностью духовенства вне зависимости от поступления вкладов в монастырь. Особое общественное и государственное значение имели воинские поминания. Такое отношение к защитникам Отечества было закреплено в решениях соборов и царских указах. В XVI–XVII вв. в приказах велись списки убитых в сражениях и эти сведения дошли до нас в форме синодичных воинских поминаний[2]. Известный Синодик Успенского собора Московского Кремля XIV–XVI вв., имел, по выражению С.Б. Веселовского, значение «государственного», поскольку важнейшим его назначением было «поминание и прославление пострадавших в борьбе за веру, церковь и отечество»[3]. Очевидно, что эта практика осуществлялась и за пределами столицы, о чем свидетельствуют синодики Троице-Сергиева монастыря.

Списки поминаний погибших и умерших в период военных действий содержатся в нескольких троицких поминальных книгах[4]. В этих источниках[5] нашли отражение следующие события: Куликовская битва 1380 г., Суздальское побоище (1445 г.), взятие Казани (1551 г.), нашествие на Москву хана Девлет-Гирея (1571 г.), осада Великих Лук (1580 г.), Ливонская война, военные действия в период Смутного времени (1605–1615 гг.), осада Троице-Сергиева монастыря (1608–1610 гг.), война с Польшей: бои в Дорогобуже (1634–1635 гг.), в Смоленске (1654 г.), городское восстание во Пскове (1650 г.). В троицких рукописях нет точных данных о размере вклада за эти поминания и кормы, но само их появление в этих документах, особенно в Кормовой книге[6], предполагает поступление значительного царского пожертвования в монастырь, свидетельствующего о государственном значении сохранения памяти о павших[7].

Троицкие синодики дают возможность проследить «документальное оформление» одного из воинских поминаний – помянника погибших во время осады монастыря в 1608–1610 гг. Наиболее полным списком погибших во время осады до недавнего времени считался перечень имен, включенный в троицкий Синодик 1630-х годов (Синодик 818)[8], носящий явные признаки редакционной обработки. В списке все имена мужские (кроме одного), при этом отобраны только люди, непосредственно связанные с монастырем, что отмечено в заголовке: «братии, слуг и всяких монастырских служебников». Выделены группы: священноиноки, дьяконы, клирошане, соборные старцы, служебники-иноки, слуги, постригшиеся, не постригшиеся, постригшиеся перед смертью; служебники-миряне объединены по профессиям; отдельно указаны монахи Подольного монастыря. Кроме принадлежности к группе список не дает никаких сведений о поминаемых. Протограф этого списка пока не известен, хотя, безусловно, в 30-е годы XVII в. у составителей рукописи был более полный источник информации, на основе которого и была сделана редакция, вошедшая в Синодик 818. Возможно, таким источником являлись записи в самом древнем из известных троицких синодиков. Именно в составе Синодика Троице-Сергиева монастыря 1574/75 г. (Синодик 25)[9] нами обнаружен самый ранний из известных в настоящее время помянник троицких сидельцев[10].

Записи, относящиеся к 1608–1610 гг., в Синодике 25 сделаны несколькими почерками, листы местами очень загрязнены и потерты, в конце чернила бледно коричневые, сильно разбавленные, в чем можно усмотреть косвенное подтверждение хронологического соответствия записей периоду осады, во время которой были исчерпаны все монастырские запасы. Большая часть основного текста написана двумя, возможно, тремя почерками (графика полууставного письма даже разных почерков очень схожа), на каждом листе имеются приписки отдельных имен или групп из нескольких, а также обнаруживаются записи по смытому тексту. Записи отчетливо выделяются среди соседних: и до, и после этих дат в среднем под одним годом записано по 50–65 поминаемых, под 7117 г. (1608/09 г.) перечислены более 1000, под 7118 г. (1609/10 г.) – около 400 поминаемых. Начало интересующего нас текста определяется по именам поминаемых, даты смерти которых точно известны (Обрезков Иосиф – 15.07.1608 г., Мещерский Серапион – 6.11.1608 г.[11]). В конце – имя троицкого «осадного» архимандрита Иоасафа, вернувшегося после снятия осады в Боровский монастырь и погибшего там в 1611 г. Лист завершается записями рода патриарха Гермогена, умершего в польском плену в 1611 г., и рода келаря Авраамия Палицына, что можно рассматривать как своеобразный эпилог драматических событий.

Список погибших в период осады по количеству (более 1400 имен) сравним с цифрами, приведенными в других источниках, в отличие от краткого редактированного перечня из названного выше Синодика 818. Особая ценность раннего синодика в том, что большинство имен сопровождается надстрочными пояснениями: фамилии, прозвища, должность, профессия, социальный статус, место жительства, родство. Отметим, что в основном тексте помянника, за исключением надстрочных надписей, почти нет «домашних» имен (например, таких как Первой, Третьяк, Неждан, Любим и т.п.), нередко встречающихся во многих частях рассматриваемой рукописи, также как и в других синодиках. Поскольку записи велись синхронно событиям возможность ошибки или неточности идентификации имени почти исключалась. Не менее 70 имен помянника прослеживаются по троицким вкладным книгам XVII в.[12] Записи о вкладах дают уточнения, имеющие принципиальное значение для понимания надстрочных надписей в Синодике. Например, слово «Олгин» над именем инока Макария, в контексте записи о вкладе: «Олгин человек», может означать только нахождение его на службе у царевны-инокини Ольги (Ксении) Годуновой; полустёртое слово над именем игумена Антония прочитывается как географическое название: «из Масальска». Уверенно идентифицируются имена священников из троицких вотчин, даже при отсутствии прозвищ: это позволяет сделать указание на размер вклада. Например, крупные вклады, данные священниками Герасимом и Геннадием (20 и 50 руб.), объясняют запись в Синодике их многочисленных родственников. Поддаются идентификации по вкладным книгам имена троицких слуг и крестьян, принявших постриг в период осады (выявленные сведения приведены нами в именном указателе к публикации).

Данные вкладных книг позволяют конкретизировать хронологию записей в помянник. На полях Синодика проставлены четыре даты: 7116 (л. 245 об.), 7117 (л. 246), 7118 (л. 250), 7119 (л. 251 об.). Благодаря идентификации имен поминаемых по Вкладным книгам, уточняется, что записи на л. 245 об. – сентябрь – октябрь 1608 г., на л. 246 относятся к ноябрю – декабрю 1608 г., на л. 246 об.–247 – к январю – февралю 1609 г., на л. 247 об.–248 об. – к марту – маю 1609 г., на л. 249–249 об. – к маю – июлю 1609 г., на л. 250 – к июлю – сентябрю, на л. 250 об.–251 к октябрю – декабрю 1609 г., на л. 251 об.–252 – начало 1610–1611 г.

Соотношение числа погибших соответствует развитию событий осады: на осень 1608 г. и начало зимы 1609 г., несмотря на активные боевые действия (в том числе известный штурм 1 ноября 1608 г.), приходится гораздо меньше имен, чем на весну – лето 1609 г., самый тяжелый период осады, когда силы защитников монастыря были истощены, но они отбили приступ 7 марта и выдержали самый страшный штурм с 28 на 29 июня[13].

В названном помяннике периода осады из Синодика 1574/75 г. перечислено более 1400 имен погибших. Эта цифра красноречиво свидетельствует о тех военных потерях, что понесли защитники обители.

Обнаруженные нами в Синодике 1574/75 г. самые ранние записи имен, погибших в осаде, в отличие от других воинских поминаний, включенных в этот Синодик, не выделены заголовком. Эти записи, современные событиям, в начале XVII в. имели исключительно местное значение. Только через 20–25 лет список погибших при защите монастыря был оформлен «официально» и, наряду с другими воинскими поминаниями, внесен в сокращенном и отредактированном виде с указанием дня панихиды в Синодик 1630-х годов (818).

К этому моменту осада монастыря уже стала легендарным событием, поэтому важнее, чем сведения о реальных людях, был большой киноварный заголовок, стройная структура текста, демонстрирующие отношение к славной истории обители[14]. Так, «повседневный» необходимый церковный обряд превращался в особо значимую социальную и государственную миссию монастыря – прославление тех, кто отдал жизнь за Отечество, вдохновлявшее на подвиг будущих героев. Это можно соотнести с новым каменным строительством, развернувшимся в это время в обители, в том числе Больничных палат с церковью св. Зосимы и Савватия Соловецких (1637 г.), сюжет декора на поливных керамических плитках (воины, пушки) которой напоминает о героической обороне крепости.

Отметим еще одну важную особенность Синодика 818. Кроме чисто военных потерь защитники обители несли урон от голода. Поэтому помимо свидетельства о потерях в период осады в Синодик 818 были внесены также поминания, умерших от голода в начале XVII в. (с 1602 по 1605 г. и с 1605 до 1612 г.[15]).

Уточнить наши сведения о динамике потерь позволяет анализ монастырских вкладных книг. Особые условия, в которых обитель находилась во время осады, не могли не сказаться на количестве и характере поступлений вкладов в эти годы. Особенно отметим 1609 г., когда вкладные книги фиксируют наивысший показатель годовых вкладов за XVI–XVII вв. (125 вкладов). Это самый драматический период осады Троице-Сергиева монастыря войсками Сапеги и Лисовского. Монастырские села и слободы сожжены или разорены, их жители укрылись за стенами монастыря, терпя нужду и лишения, их жизни постоянно подвергались опасности не столько из-за военных действий, сколько вследствие голода, холода и эпидемий. Для большинства населения, лишившегося жилья и имущества, отсутствовали перспективы на улучшение своего положения даже после окончания войны. Сложилась экстремальная ситуация, когда монастырь из закрытого сообщества на время превратился в более сложный социум, небольшой город, что в совокупности с тяготами блокады приводило к противоречиям и конфликтам[16]. В тоже время, широких социальный состав троицких «сидельцев» позволяет говорить о действительно народном характере защиты обители.

Отчаянное положение заставляло людей уповать только на высшее заступничество и думать об устройстве своей души и душ своих близких. Неудивительно, что небывало высокое число пожертвований в монастырь приходится именно на 1609 г. – 125 вкладов; из них 43 вклада за постриг. Те же условия повлияли на характер, качество поступлений и состав вкладчиков. Только 4 вклада поступило от представителей феодальных родов, остальные от братии (61 вклад), слуг и служек монастыря (30 вкладов) и от крестьян (25 вкладов). В 1609 г. поступил один земельный вклад, 16 вещевых (рухлядь, личные вещи монахов, иконы, книги и т.п.) и 117 денежных пожертвований. При этом преобладают мелкие вклады: 10 руб. и меньше. Крупных вкладов всего 14 (11 вкладов по 50 руб., по одному вкладу в 70 руб., 130 руб. и 200 руб.). Однако благодаря численности вкладов, их сумма за 1609 г. (2157 руб. 144 алтына 14 денег) уступает только поступлениям в монастырь в 1558 г. (2963 руб.), в 1564 г. (2610 руб.) и в 1571 г. (3319 руб.).

Возрастает число вкладов продуктами сельского хозяйства, скотом, лошадьми – чуть более 43% (в XVI в. их было менее 5%), доля вещевых вкладов, составлявшая в XVI в. около 9%, увеличилась до 31,7% от общего числа пожертвований.

В этой связи представляется целесообразным сравнить вклады периода осады с последующим временем. Наибольшее количество вкладов поступило в монастырь в первой половине XVII в., в период царствования Михаила Романова. С 1612 г. (после снятия осады) по 1645 г. было получено более 62% всех вкладов, данных за оставшиеся годы XVII в. В этот же период наблюдаются самые высокие показатели ежегодных вкладов. В следующие тридцать лет, приходящиеся на царствование Алексея Михайловича, с 1645 по 1676 г., число вкладов уменьшается более чем в два раза и составляет около 26% всех вкладов за XVII в.

Земельных вкладов и вкладов другой недвижимостью за 1612–1645 гг. поступило в монастырь почти втрое больше, чем за все годы после смерти Ивана IV (с 1584 г.). Наибольшее число вложений приходится на 1612 г. и 1628 г. – по 10. В первые 20 лет XVII в. отмечается увеличение земельных вкладов в монастыри, связанное с передачей вотчин угасавших семей, с разорением мелких и средних вотчинников в период интервенции. Фактически способствовало переходу земель в монастыри правительство царя Михаила Федоровича, которое, принципиально подтверждая соборное постановление 1581 г., не контролировало его выполнение и даже позволяло некоторые отступления от него: указ от 28 ноября 1620 г. разрешал продавать, закладывать и давать в монастыри вотчины, полученные при Василии Шуйском; постановление от 27 августа 1622 г. нарушало установленный сорокалетний срок выкупа вотчин (рассматривались только челобитные о выкупе, поданные до 1613 г.)[17].

Еще один отголосок событий Смутного времени находим в самой ранней из сохранившихся описей монастыря, Описи 1641 г.[18] Как известно, Троице-Сергиев монастырь определял экономическое развитие всей близлежащей к нему территории, род занятий и уклад жизни населения окружавших его сел и слобод, а позднее города Сергиев посад. Являясь крупнейшим вотчинником, имея значительные натуральные и денежные ресурсы, монастырь был своего рода «гарантом» стабильности развития местного сообщества. Особенно важно это было в неурожайные годы, в период военных разорений и моровых поветрий. Монастырские ссуды давали возможность обнищавшему населению, по крайней мере, засеять поля и собрать урожай, а значит – выжить. При этом далеко не всегда монастырь имел доход с должников, поскольку многие займы были «бескабальными», не предполагавшими «процентной ставки». Прежде всего, такие преимущества получали монастырские крестьяне и слуги.

В специальном «разделе» Описи 1641 г. содержится перечень долговых обязательств, «кабал». Сохранилось множество имен должников[19] с указанием их статуса. Большинство должников – крестьяне, хотя среди них есть и мелкие вотчинники, и представители известных княжеских родов, например, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, князь Иван Васильевич Куракин. В Описи зафиксированы многочисленные факты раздачи в долг зерна и аренды рабочих лошадей[20], упомянуты также деньги, отданные в долг погорельцам. Монастырские власти шли на «экономический риск» и принимали в качестве вкладов или оплаты кабалы мирян.

В Описи 1641 г. выделены списки долгов, срок давности которых позволяет предположить, что, несмотря на сохранение долговых записей[21], возвращение в монастырскую казну этих денег было маловероятным[22]. Речь идет о долгах, относящихся к 1607/08 г., 16014/15г., 1628/29 г. Часть из них приходится на период Смутного времени.

Долги многих представителей служилых землевладельцев были связаны с их воинскими обязанностями – необходимостью приобретать снаряжение и лошадей. Долговые обязательства крестьян зачастую были связаны с необходимостью восстановления своего хозяйства, пострадавшего в эпоху Смуты. Власти монастыря сознательно шли на «потерю» некоторых средств, поскольку были заинтересованы в сохранении населения и развитии хозяйства на окружавших его землях. Та же «политика» проводилась монастырем и в отношении населения своих отдаленных владений[23]. Изучение подобных долгов в дальнейшем поможет решить вопрос о географии районов разорения, связанного с событиями Смутного времени.

---

[1] Черкасова М.С. Крупная феодальная вотчина в России конца XVI–XVII веков (по архиву Троице-Сергиевой лавры). М., 2004. С. 143.

[2] Многие из них восходят к списку, сохранившемуся в рукописи XVII в., известному под условным названием «Синодик по убиенным во брани». М.Е. Бычкова опубликовала и проанализировала этот источник. Появление этого документа она связывает с соборным решением 1548 г. об установлении, начиная с 21 июня 1548 г., регулярных панихид по всем «православным християном от иноплеменных на бранех и на всех побоищах избиенных» в Успенском соборе и во всех московских церквях. Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в. М., 1986. С. 168 – 189.

[3] Государственный исторический музей (Далее: ГИМ), Синодальное собрание № 667. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 27.

[4] На этот факт обращали внимание исследователи, начиная с XIX в. (иеромонах Арсений, Голубинский Е.Е., Веселовский С.Б., в последние годы, Спирина Л.М.). Состав и происхождение этих списков впервые проанализированы автором, см.: Николаева С.В. К вопросу о воинских поминаниях в синодиках Троице-Сергиева монастыря XVI–XVII вв. // Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России. Материалы международной конференции. Сергиев Посад, 2010. С. 167–174.

[5] Это синодики, хранящиеся в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Далее: НИОР РГБ) (Ф. 304/I, III) под номерами 25 (1574/75 г.), 42 (80 – 90-е годы XVI в.), 814 (1660 г.), 817 (1653–1669 гг.), 818 (30-е годы XVII в.), далее для краткости будем называть синодики по номерам хранения; Синодик 1679/80 г., находящийся в фондах СПМЗ (Инв. 322). Из этих источников относятся друг к другу как протограф к списку синодики 25 и музейный 1679/80 г., 42 и 817, 814 и Кормовая книга.

[6] Кормовая книга 1673/74 г. Сергиево-Посадский государственный историко-художественный музей-заповедник (Далее: СПГИХМЗ). Инв. 5561. Опубликована: Кириченко Л.А., Николаева С.В. Кормовая книга Троице-Сергиева монастыря 1674 г. (Исследование и публикация). М., 2008.

[7] В предисловии Кормовой книги, говорится о вкладе от 100 до 500 рублей за корм, в синодиках-сельниках – о 50 рублях или вотчинах, движимом и недвижимом имуществе.

[8] НИОР РГБ. Ф. 304/I. № 818.

[9] НИОР РГБ. Ф. 304/III. № 25. Синодик 1574/75 г. Л. 246–251 об. Синодик имеет сложную структуру, включающую несколько протографов. Текст, написанный основными почерками, заканчивается на л. 216 об., далее записи делались различными почерками с обозначением года на полях. В этой части находятся фрагмент, о котором идет речь. Подробнее атрибуцию и характеристику выявленного помянника периода осады см.: Николаева С.В. К вопросу о воинских поминаниях. С. 167–174.

[10] Прямых структурных аналогий между помянниками погибших в Синодиках 25 и 818 проследить не удается. Ни в одной из групп, выделенных в Синодике 818, нет полного совпадения с перечнем имен той же категории лиц, упомянутых в Синодике 25. Например, все пятеро соборных старцев, записанные в Синодике 818 упомянуты и в Синодике 25, из пяти дьяконов четверо прослеживаются в Синодике 25. По другим категориям обнаруживается гораздо меньше совпадений: в Синодике 818 – восемь крылошан, в Синодике 25 – четыре, из них в обеих рукописях – только три имени, в Синодике 25 только 15 имен сопровождаются пометкой «служебник», в Синодике 818 под заголовком «Служебники» – 173 имени, слуг перечислено более ста человек, в Синодике 25 слугами названы только 16 иноков, еще меньше аналогий среди представителей ремесленных профессий. Следует, однако, учесть, что в Синодике 25 значительное число имен не имеет надстрочных помет, среди которых могут оказаться представители любой группы, выделенной в Синодике 818. Так, в Синодике 25 только над одним именем есть пометка «Подольного монастыря» (в Синодике 818 их 24), что, очевидно, не соответствует реальному числу иноков Подольного монастыря, умерших в период осады. Вероятнее всего, их имена записаны в помянник без соответствующих надстрочных помет.

[11] Синодик 25. Л. 246, 246 об.

[12] Вкладная книга 1638/39 г. СПГИХМЗ. Инв. 5559, 5560; Вкладная книга 1673 г. СПГИХМЗ. Инв. 288.Опубликована: Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987.

[13] См.: Токарева Т.Ю. Осада монастыря в документах и воспоминаниях очевидцев // Сергиев Посад. Взгляд сквозь века. Сергиев Посад, 2009. С. 102–113.

[14] Не случайно, в списке Синодика 25, созданном по заказу боярина Богдана Матвеевича Хитрово в 1679/80 г., уже появился заголовок «Лета 7117 года в Троицком монастыре померло братии и всяких монастырских людей», но совсем в другом месте (под ним всего 24 имени). Синодик 1679/80 г. СПГИХМЗ. Инв. 322. Л. 420 об.

[15] Синодик 818. Л. 78–79, 196, 200.

[16] Здесь оказались представители практически всех слоев общества от высшей аристократии (в том числе царевна Ксения Борисовна (инокиня Ольга) с королевной-инокиней Марфой Старицкой) до крестьян и холопов. Если на защите крепостных стен наравне сражались и дети боярские, и дворяне, и стрельцы, и монахи, и «черный люд», то при распределении монастырских запасов возникали серьезные конфликты, доходившие до разбирательств «с пристрастием» (в Синодике среди умерших в конце 1609 г. значится имя казначея Иосифа Девочкина (Кочергина), погибшего от пыток при расследовании по доносу о его предательстве, реальной причиной которого, очевидно стал конфликт между монастырскими властями и стрельцами). Известны и челобитные царю от воинов (дворян, стрельцов, монастырских слуг) на братию, очевидно, не безосновательные. (Державина О.А., Колосова Е.В. Сказание Авраамия Палицина. М.;Л., 1955; Токарева Т.Ю. Осада монастыря в документах и воспоминаниях очевидцев // Сергиев Посад. Взгляд сквозь века. С. 102–113; Тюменцев И.О. Оборона Троице-Сергиева монастыря в 1608–1610 гг. М., 2007).

[17] Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. М., 1937. С. 231–232, 235.

[18] Опись 1641/42 г. СПГИХМЗ. Инв. 289.

[19] Условия и характер этих сделок рассматривались в исследованиях Л.А. Кириченко Кириченко Л.А. Акты землевладения и хозяйства Троице-Сергиева монастыря 1584–1641 гг. как источник по истории землевладения и хозяйства. М., 2006.

[20] В Опись 1641 г. «по книгам, каковы взяты у казначея» Симона Азарьина, внесены записи о казенных деньга «в долгах ево казначеевой дачи», в том числе 69 долговых записей на крестьян троицких вотчин «за лошадь» (Л. 399–403).

[21] Этот учет имел значение, прежде всего, для контроля движения средств монастырской казны, особенно при смене должностных лиц.

[22] Под заголовками «Да прежних казначеев долговых же заемных денег и по вкладным, и по вымерлым кабалам…» (Л. 439) и «Взяти по старым кабалам» (Л. 442 об.) значатся денежные долги за 1607/08 г., 1614/15 г., по росписям хлебного старца Варсонофия Ипацкого хлебные займы числятся с 1628/29 г. (Л. 491). По приписному Троицкому Чухчеремскому монастырю (Каргопольский у.) в Описи числятся денежные долги с 1612/13 г. (Л. 457).

[23] В Описи 1641 г. зафиксирован долг на «Авнежского монастыря и авнежских сел на крестьянех» – более 150 рублей, «Казанского монастыря и казанских сел на крестьянех» – более 60 рублей, «Алаторского монастыря и алаторских сел на крестьянех» – более 60 рублей, «Чухчеремского монастыря на крестьянех» – более 47 рублей (Л. 437–437 об.).

---

Николаева Светлана Викторовна, заместитель генерального директора Сергиево-Посадского государственного историко-художественного музея-заповедника по научной работе.

Деулинское перемирие 1618 г.: взгляд через четыре столетия. Материалы конференции, посвященной 400-летию Деулинского перемирия. Москва, 11 декабря 2018 г.