Чем кончилась езда верхом на тигре? От мюнхенского сговора к советско-германскому пакту о ненападении

У русских в ХХ веке есть две сакральные даты: 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года, символизирующие путь от великой трагедии к Великой Победе в Великой Отечественной войне.

И даже по прошествии многих лет вопрос о происхождении Второй мировой войны, важнейшей составной частью которой была освободительная война советского народа против гитлеровской агрессии, продолжает вызывать общественный интерес  и  острые  политические страсти.

Причём с распадом СССР, продвижением блока НАТО к границам России, а особенно с возникновением европейского кризиса вокруг событий на Украине усилились попытки со стороны «новоевропейцев» (прежде всего властей Польши и стран Балтии) переписать историю и представить жертву агрессии – Советский Союз – одним из виновников развязывания войны.

При этом в качестве главного «обоснования» этого насквозь лживого тезиса выдвигается пресловутый пакт Молотова – Риббентропа от 23 августа 1939 года и приложенный к нему протокол по территориальному размежеванию между Москвой и Берлином. Вновь на щит поднимаются обвинения в «сговоре двух диктаторов», «двух тоталитаризмов» за счёт народов Европы. И на одну доску ставятся коммунизм и нацизм как соучастники нападения на Польшу и поджигатели Второй мировой войны.

В стороне остаются подлинные пособники агрессора – западные державы, «умиротворители» Гитлера – Англия, Франция и Соединённые Штаты, осуществившие годом ранее раздел Чехословакии по требованию Гитлера и не препятствовавшие до этого захвату им Австрии  («аншлюс») в целях подталкивания  третьего рейха к агрессии на восток против СССР.

Стоит отметить, что при всём наигранном негодовании со стороны «новоевропейцев» и примкнувших к ним киевских прозападных реформаторов по поводу территориальных последствий пакта никто из них не ставит вопрос о восстановлении status quo ante, видимо, хорошо понимая, насколько это взрывоопасный вопрос для европейской системы безопасности и для их собственных интересов.

Между тем, все исторические акценты в этом вопросе были расставлены давным-давно, и возвращаться к ним приходится лишь в силу политической необходимости, новых попыток тех, кто, возомнив себя «победителями» в холодной войне, хотел бы вновь замутить воду и бросить тень уже на Россию – как государство-правопреемника СССР.

На Ялтинской конференции в феврале 1945 года руководители «большой тройки» – СССР, США и Великобритании – Сталин, Рузвельт и Черчилль, обсуждая послевоенное мироустройство, неофициально в промежутках между заседаниями касались и других вопросов в порядке свободного обмена мнениями, в том числе и вопросов довоенной политики. Когда Рузвельт попытался затронуть советско-германский пакт, Сталин коротко ответил: «Честно говоря, если бы не было Мюнхенского сговора, то не было бы и пакта о ненападении с гитлеровской Германией».

Этим было сказано самое главное: в межвоенный период западные державы не захотели строить систему коллективной безопасности с идеологически враждебным им государством (как предлагал Советский Союз) и полагались на двусторонние соглашения с государствами-агрессорами в надежде отвести опасность от себя.

Мюнхенский сговор Англии и Франции с Германией и Италией 30 сентября 1938 года за счёт раздела Чехословакии явился важнейшим этапом на пути подготовки Второй мировой войны и, если смотреть ретроспективно, стал «точкой невозврата», откуда события неудержимо покатились к нападению Германии на Польшу, возвестившему начало новой мировой бойни.

Приход нацистского режима к власти в Германии 30 января 1933 года явился результатом сложного переплетения различных факторов – как внутренних, так и внешних, связанных с итогами первой мировой войны и недостатками созданной победителями Версальской системы, закрепившей неравноправное положение Германии в послевоенной Европе, которое ещё больше усугубил мировой экономический кризис 1929-1932 годов («великая депрессия»).

Многие на Западе, включая часть элиты Соединённых Штатов, смотрели на Гитлера с его националистическими, популистскими, экстремистскими лозунгами  как на спасителя капиталистической системы от социальных волнений, поднятых большевистской революцией в России, и были готовы оказать ему поддержку. Кроме того, германский капитал чувствовал себя обделённым и униженным результатами Первой мировой войны, потерей колоний, выплатой репараций и мечтал о реванше. По мнению верхушки германского бизнеса, Гитлер как нельзя лучше подходил на роль «спасителя нации».

В этих настроениях «мирового закулисья», вероятно, следует прежде всего искать первопричины того потворствования планам Гитлера сломать Версальский мирный порядок, подорвать влияние Лиги Наций, осуществить перевооружение Германии вопреки статьям Версальского договора и перейти к территориальной экспансии в Европе за счёт соседних государств, имея в виду заявленную в «Майн кампф» конечную цель – войну против Советского Союза.

Когда очередь дошла до Чехословакии – молодого независимого государства, созданного в результате распада Австро-Венгерской империи Габсбургов в 1918 году при активном содействии США, Гитлер уже чувствовал себя вполне уверенно. За его плечами был захват Рейнской демилитаризованной зоны при странном молчании Франции, отказ от военных ограничений Версаля, «аншлюс» Австрии. 1938 год становился для него судьбоносным.

В Европе один лишь Советский Союз бил тревогу и требовал коллективными действиями остановить агрессора. Определённые шаги в деле создания системы коллективной безопасности удалось осуществить. Подписанные в 1935 году Договоры о взаимопомощи СССР с Францией и Чехословакией вполне могли стать прочной основой для организации коллективного отпора агрессии. Но с самого начала они были обесценены серьёзными оговорками. Советско-чехословацкий договор мог вступить в действие только в случае оказания помощи Чехословакии со стороны Франции. А та в свою очередь была связана союзническими обязательствами с Англией, которая, как хорошо было известно в Париже, не собиралась вступать в войну с Германией из-за Чехословакии. Так возникал заколдованный круг.

Правительство Великобритании и лично премьер-министр Невиль Чемберлен в духе традиционной английской политики, игравшей на противоречиях европейцев, выступало в роли главного умиротворителя Гитлера. В ХХ веке к этому добавлялся и звериный антагонизм английской элиты к советскому государству – наследнику Российской империи, вражда с которой у британцев существовала столетиями.

Приход авантюриста Гитлера к власти в Германии предоставлял Лондону уникальный шанс разрядить европейские противоречия путём перенаправления гитлеровской агрессии на восток, а самим остаться в стороне от европейского конфликта, как не раз островной Англии это удавалось делать в прошлом. Всё дело было в организации соответствующей дипломатической комбинации или, как любили говорить на Даунинг-стрит, умении «проехать верхом на тигре».

В Москве, разумеется, руководители тоже были не лыком шиты, и Сталин был достаточно опытен, чтобы не строить иллюзий в отношении своих западных партнёров и их эгоистических устремлений. ХХ век с его кровавым началом окончательно избавил государственных деятелей от благородства в политике. Политикой правил циничный расчёт и эгоистические интересы. Но даже с учётом этого в Кремле хотели верить, что здравый смысл возобладает, и западные партнёры воспримут всерьёз угрозу, исходящую от Гитлера, и пойдут на сотрудничество с СССР.

Именно международный кризис вокруг Чехословакии в мае – сентябре 1938 года и его трагический финал избавили кремлёвское руководство от последних иллюзий и заставили позаботиться о своих государственных интересах.  Но до этого (надо отдать Москве должное) были использованы все средства – как дипломатические, так и политические, чтобы спасти Чехословакию и остановить сползание к войне. В ряде случаев Москва балансировала на грани допустимого и легко сама могла оказаться в международной изоляции и столкнуться с объединённым фронтом западных держав.

Как известно, для захвата Чехословакии Гитлер использовал вопрос о судетских немцах, число которых в то время составляло приблизительно одну треть (около 3,5 млн. человек) населения Судетской области, в рамках общей надуманной идеи объединения «под одной крышей» немецкой нации. Берлин старательно раздувал этот искусственный вопрос, опираясь на своего ставленника во главе немецко-судетской партии К. Генлейна, который имел прямое указание Берлина постоянно повышать требования к правительству в Праге и не идти на компромиссы.

Кризис разразился в мае 1938 года, когда Гитлер попробовал предпринять лобовую атаку на Прагу, требуя отделения Судетской области и присоединения её к Германии. Но чехи в тот момент проявили бойцовский характер и выдвинули к границе войска, получив подтверждение обязательств Франции и СССР об оказании им помощи. Гитлер был в ярости, но ему пришлось отступить и заняться организацией основательной дипломатической осады, где главную роль должны были взять на себя англичане и стоящие за их спиной американцы. Вероятно, это был первый случай англо-саксонского тандема, где пока ещё правил Лондон.

Всё лето 1938 года прошло под знаком двух взаимоисключающих тенденций: слабеющей поддержки чехов со стороны главного союзника по Малой Антанте, классово близкой Франции, особенно после прихода к власти правительства Э. Даладье, и день ото дня крепнущей поддержки со стороны Советского Союза. Для СССР вопрос об оказании военной помощи Чехословакии морально и политически был однозначно решён, но был далеко не прост по техническим причинам – отсутствовала общая граница и требовалось согласие Польши или Румынии на проход советских войск и пролёт в их воздушном пространстве советских самолётов. А отношения с этими странами, части так называемого «санитарного кордона», были далеко не блестящими. Уже начиналась их переориентация на нацистскую Германию. Кроме того, поляки сами были не прочь «погреть руки» и поучаствовать в разграблении Чехословакии, вынашивая  захватнические планы в отношении Тешинской Силезии, за что позднее У. Черчилль назовёт их гиенами. Венгры имели виды на часть Словакии с венгерским меньшинством. Однако в Москве считали, что какой-нибудь коридор найдётся. Главное, чтобы чехи сами не потеряли волю к сопротивлению и не сдались перед агрессором.

Это и оказалось самой трудной задачей, в конечном счёте решившей судьбу Чехословакии. Случившееся было равнозначно проверке преданности национальной элиты собственному народу, его интересам, свободе и независимости. Народ и вооружённые силы были готовы к сопротивлению. Страну охватил патриотический подъём. Чехословакия обладала крупнейшей армией в Европе, на которую работала мощная промышленность, в том числе заводы Шкода. На границе с Германией была построена разветвлённая линия укреплений по типу французской линии «Мажино». Руководству страны Э. Бенешу, Я. Сыровый, М. Годжа, Э. Гаха нужно было лишь проявить политическую волю и повести за собой армию и народ, чтобы дать отпор агрессору. Но случилось непоправимое.

Подвергнувшись мощному дипломатическому давлению, прежде всего со стороны Великобритании и идущей у неё на поводу Франции, правящая верхушка Чехословакии совершила акт национального предательства и, как скоро стало ясно, самоубийства, безропотно приняв приговор, вынесенный в Мюнхене Чемберленом, Даладье, Гитлером и Муссолини о расчленении страны. Логика Праги при этом была простой: «лучше Гитлер, чем Сталин». Для класса предпринимателей важнее было, как они считали, сохранить собственность, чем суверенитет страны. Горькая ирония судьбы заключалась в том, что в результате они потеряли и то, и другое. Нацизм был диктатурой особого типа, ставящий целью разграбление европейских государств, включая «чужих» капиталистов. В 1943 году Сталин скажет президенту Бенешу, отсидевшему войну в эмиграции в Лондоне: «Признайтесь, что вы капитулировали только из страха перед большевизмом. Вы боялись, что Красная Армия придёт на помощь Чехословакии».

За своё предательство интересов Чехословакии главные участники, можно сказать, получили символические подарки. На следующий день после Мюнхенской сделки 1 октября Гитлер милостиво согласился подписать с Чемберленом англо-германскую декларацию, в которой стороны договаривались «никогда более не воевать друг с другом». 6 декабря такой же двусторонний документ был подписан с французами, чтобы, как говорил гитлеровский министр иностранных дел Риббентроп, «отколоть их от СССР». Подчеркнём, что по своему юридическому характеру это были двусторонние договоры о ненападении. Гитлер их подмахнул, хорошо зная, что это были пустые бумажки. В итоге они не продержались и года.

Смысл происходящего точно выразил принципиальный противник Чемберлена в рядах консервативной партии Черчилль. «В Мюнхене, – говорил он, – Англия и Франция между войной и позором выбрали позор, чтобы потом получить войну».

В Москве случившееся восприняли как серьёзнейшее поражение сил мира и успех агрессора. Маски были сброшены. Кризис обнажил тайные пружины европейской политики. Становилось ясно, что наступило время игры без правил по принципу «каждый за себя». Пример показывали англичане и французы, не останавливаясь перед новыми жертвами ради собственных корыстных интересов, не отдавая себе отчёт в том, что и они легко могут превратиться из охотников в добычу.

Между тем, СССР оказывался в изоляции в Европе, где вопросы решались без него и вопреки его интересам, что создавало прямую угрозу его безопасности. Мюнхенский сговор перечеркнул все надежды на коллективную безопасность в Европе. Приходилось думать о защите своих интересов, чем уже давно занимались другие. После захвата в марте 1939 года всей Чехословакии (вопреки клятвенным обещаниям не делать этого) Гитлер отдал распоряжение о подготовке нападения на Польшу. А это была уже непосредственная граница с Советским Союзом. В Лондоне, Париже и Вашингтоне жили напряжённым ожиданием скорой советско-германской войны, в которой, как слепо верили «западные демократии», два тоталитарных государства должны были истощить друг друга к вящей радости «умиротворителей».

Если в Москве ещё и оставались какие-то сомнения на этот счёт, то их быстро устранили начавшиеся летом 1939 года англо-франко-советские переговоры о взаимопомощи, включая заключение военной конвенции. Уже скоро выяснилось, что потенциальные союзники вели эти переговоры для отвода глаз, чтобы ввести в заблуждение Советский Союз и не мешать планам Гитлера, касающихся нанесения удара по Польше в качестве прелюдии к нападению на СССР. Стоит ли удивляться, что в этой ситуации советская дипломатия совершила манёвр и откликнулась на предложение Берлина начать переговоры о пакте о ненападении и секретных протоколах к нему о сферах размежевания немецких и советских территориальных интересов в Европе.

В той исторической ситуации это было единственно правильное решение. К тому времени подобные двусторонние документы уже были подписаны с Гитлером англичанами, французами и поляками. Советский Союз лишь сделал то, что до него совершили другие, то есть позаботился об интересах своей безопасности, когда из-за политики западных держав другие варианты перестали существовать.

---

Александр Юрьевич Борисов, доктор исторических наук, профессор МГИМО МИД РФ, Чрезвычайный и Полномочный Посланник.