Мужество полководца

Классик военной мысли Карл фон Клаузевиц полагал, что мужество на войне может быть двух родов: «Во-первых мужество в отношении личной опасности, а во-вторых мужество в отношении ответственности перед судом какой-нибудь внешней власти, или же внутренней – совести». Второе – удел полководцев.

После кровопролитного сражения при Бородино главным вопросом стала судьба Первопрестольной. Наполеон стремился овладеть ею, чтобы утвердиться в роли победителя и продиктовать русским свои условия мира. Он надеялся, что Кутузов даст еще одно генеральное сражение на подступах к Москве.

Главнокомандующий колебался. Еще 30 августа 1812 года, находясь в Вяземах, он сообщал московскому генерал-губернатору Ф.В. Ростопчину, что отправил генерала Л.Л. Беннигсена «назад приискать место, где бы удобнее дать баталию», а затем дал ему же задание найти позицию непосредственно перед Москвой, что тот исполнил вместе с офицерами квартирмейстерской службы. Однако Кутузова не могла не тревожить нехватка войск и свежих резервов: численный перевес был явно на стороне французов. Опасался он и обхода с флангов со стороны Рузы на Звенигород и через Верею. Сверх того, у многих военачальников (М.Б. Барклая де Толли, А.П. Ермолова, К.Ф. Толя) возникли обоснованные возражения по поводу выбранной позиции: ее сочли явно невыгодной. Собственно, это и дало повод собрать Военный совет в Филях 1 (13) сентября.

Барклай де Толли

Источник: https://russian7.ru

Состав его точно неизвестен, поскольку протокол не велся и позже не составлялся. Проследить саму полемику и позицию отдельных военачальников непросто. До нас дошли лишь воспоминания участников и свидетелей события или записи, сделанные с их слов. Мемуаристы отмечают, что на Совете говорили в основном Барклай и Беннигсен.

Критику выбранной позиции для нового генерального сражения приняли все участники. Первым, кто высказался за оставление Москвы, был Барклай, уверявший, что и император «без сомнения одобрит подобную меру». В противовес ему, Беннигсен перечислил все негативные последствия такого шага. Как альтернативу он предложил «в течении ночи перевести все наши войска на правый фланг и двинуться навстречу неприятеля». При этом он высказывал уверенность, что «мы, без сомнения, его опрокинем». Вероятно, в большинстве своем генералы были склонны поддержать его мнение, однако сама личность Беннигсена вызывала у многих раздражение. Особенно резко выступил на совете против выходца из Ганновера А.И. Остерман-Толстой, дальний родственник М.И. Кутузова.

Сам генерал-фельдмаршал до поры не вмешивался в обсуждение, давая высказаться генералам. Трудно судить, имелось ли у него готовое мнение, или он ждал, чья позиция возьмет верх. Судя по составу участников, более правдоподобно первое. На совет не пригласили самых рьяных сторонников сражения: Ростопчина («безумный Федька», как его прозвали, участвовал только в войне с турками в чине капитан-поручика); А. Вюртембергского и герцога П. Ольденбургского. Впрочем, боевой опыт обоих оставлял желать лучшего. Решение Кутузова известно: оставить Москву, чтобы сохранить армию. По сути, он продолжал стратегию, которую еще перед войной предложил аналитик русской разведки П.А. Чуйкевич.

Граф Ф.Ф. Ростопчин

Источник: https://iknigi.net

На следующий день, 2 сентября, русские войска оставили город, и в древнюю столицу вступила Великая армия. Императору Кутузов сообщил о случившемся 4 сентября из деревни Жилино. Поскольку ход обсуждения с генералами он почти не освещал, было ясно, что всю ответственность он брал на себя. После потери Смоленска такую жертву он считал неизбежной.

Александру I весть об оставлении Москвы пришла не из рапорта главнокомандующего, а из письма Ростопчина, сразу сообщившего об этом в Петербург. 7 сентября император отправил в армию доверенное лицо, генерал-адъютанта князя П.М. Волконского и потребовал подробного объяснения причин, побудивших «к столь нещастной решимости».

Если верховная власть в лице императора была морально готова к такому повороту событий, дворянское общество не желало мириться с позорным для национального самолюбия решением. Новый взрыв возмущения был направлен против Кутузова и московского главнокомандующего Ростопчина. Недовольство в рядах офицерства и генералитета достигло такого накала, что возмущенными комментариями обменивались открыто, а приказы ставились под сомнение. Генерал-лейтенант М.М. Бороздин, после ранения Багратиона временно командовавший 2-й Западной армией, узнав об оставлении Москвы, «решительно почел приказ сей изменническим и не трогался с места до тех пор, пока не приехал на смену его генерал Доктуров».

Престиж командования армией и самого монарха катастрофически упал. Роптали дворяне, аристократы, приближенные ко двору и даже члены императорской семьи. Александру пришлось увещевать родную сестру Екатерину Павловну, направившую ему резкое послание с обвинениями во всех бедах Отечества. Пожалуй, наилучшим образом его состояние передает письмо от 19 сентября (1 октября) 1812 г. шведскому наследному принцу Карлу-Юхану. «Потеря Москвы, – писал он, - дает мне случай представить Европе величайшее доказательство моей настойчивости продолжать войну против ее угнетателя. После этой раны все прочие ничтожны…»

К чести полководцев, принявших на себя ответственность за столь непопулярное решение, они готовы были нести ее до конца. Барклай писал жене 1(13) октября 1812 года: «Ты хочешь знать, правда ли то, что я выступал за оставление Москвы. – Да! – и я надеялся благодаря этому спасти армию, а с ней – государство, ибо благодаря руководству генерала Беннигсена армия оказалась бы под Москвой в такой позиции, что наверняка была бы не просто разгромлена, а полностью уничтожена. Нет никакого сомнения в том, что правильнее было оставить Москву и спасти армию, ибо поскольку существует последняя, существует и государство, но если погибла бы армия, то с ней погибла бы и Россия…Наполеон вскоре сам должен либо отступить, либо он окажется в опасности более не вернуться назад, разумеется при полной нерешительности и бездеятельности наших знаменитых полководцев».

Пожар Москвы

Источник: https://svastour.ru

Кутузов в письме к Д.П. Трощинскому подтверждал, насколько тягостно было оставление города. Однако он не мог допустить риска потерять армию в новом сражении. Он готов был пойти на риск, связанный с его собственной репутацией и даже честью. И пошел на самопожертвование, которое сродни духовому подвигу.

Московский пожар, дезориентировавший Наполеона и его маршалов, обеспечил Кутузову время для отступления, а ложные движения казачьих частей поставили в тупик Мюрата, так что он на несколько дней потерял русскую армию из вида.

Когда же Кутузову удалось совершить знаменитый тарутинский марш-маневр, Наполеон поначалу счел, что «его цель очевидна: получить в подкрепление Молдавскую армию» . Далеко не сразу он оценил замысел, который готовил покорителю Европы бесславное отступление – и немеркнущую славу русскому главнокомандующему, который рисковал своим именем как никакой другой полководец в истории.

Литература:
Барклай де Толли М.Б. Изображение военных действий 1812 года. М., 2012.
Беннигсен Л.Л. Письма о войне 1812 г. Киев, 1912.
Записки А.П. Ермолова 1798-1826. М., 1991.
Тотфалушин В.П. М.Б. Барклай де Толли в Отечественной войне 1812 года. Саратов, 1991

Об авторе:
Виктор Михайлович Безотосный – доктор исторических наук, заведующий отделом ГИМ, автор десятков книг и статей по истории наполеоновских войн.