14 января 2000 года – условная дата начала периода дорогой нефти.

Импорт нефти Китаем по итогам 2016 года вырос на 13,6% по сравнению с 2015 годом и составил 2,85 млрд баррелей. Это объясняет стабилизацию её цены во второй половине года, а также позволяет робко надеяться на то, что стабилизация может и затянуться. Особенно после соглашения между Россией и ОПЕК о снижении объёмов добычи. Вот только на что именно надеяться?

Сегодня, когда мы справляем 17-ю годовщину начала самого продолжительного периода дорогой нефти, стоит поговорить о том, что ждать у моря погоды – план сомнительный.

Такая разная нефть

Нет, дорогой нефть бывала и раньше. Например после решения ОПЕК ограничить её добычу в октябре 1973 года, а также согласованного отказа продавать нефть ряду стран Запада стоимость барреля выросла в 4 раза – с 3 до 12 долларов (с 17 до 67 сегодняшних долл. в пересчёте на инфляцию). А до этого, в 1969 году, их приподнимал ныне покойный Муаммар Каддафи – когда после переворота и прихода к власти национализировал нефтяные компании на территории Ливии.

То есть мировые рынки в целом были привычны к тому, что нефть внезапно может подорожать, причём совершенно неприлично. И даже начали соответствующим образом изменять экономику – снижая потребление нефти и, тем самым, зависимость от её цены. Однако 2000-е стали неожиданностью. Нефть вошла в долгосрочный период подорожания, который (если не брать в расчёт провал июля-декабря 2008 года) продолжался 15 лет.

Как уже было сказано выше, дата в целом условная, подорожание началось ещё в конце 1999-го. Однако 14 января произошло ещё одно примечательное событие. Биржевой индекс промышленных компаний США (Dow Jones) достиг значения 11722 пункта – максимальное значение на то время. В тот же день стоимость барреля нефти превысила 27 долл. Спустя два месяца (март 2000-го) Dow Jones начал падать («крах доткомов» – интернет-компаний) и обвалился примерно в полтора раза в течение двух лет. Нефть в это время в целом росла, пока не достигла в июле 2008 года значения 143 долл./барр. Сегодняшние значения (55-57 долл.) нефть прошла в 2006 году. Таким образом, 17 лет назад пересеклись два важных экономических тренда.

Два тренда

«Радикальная трансформация американской экономики за последние восемь лет дала основание многим наблюдателям считать, что мы являемся свидетелями создания новой экономики, состоящей из фирм и отраслей, наиболее тесно связанных с революцией в цифровой технологии и развитием Интернета». Это из экономического доклада президента США Джорджа Буша-младшего за 2001 год. То есть на тот момент крах доткомов уже произошёл, однако идеологическая матрица, которой придерживались упомянутые восемь лет, всё ещё диктовала составителям доклада собственное восприятие реальности. Даже несмотря на то, что индекс высокотехнологичных компаний падал уже второй год подряд.

Действительно, новая экономика была своего рода божком 1990-х. О нём говорили, ему молились, он служил одним из оправданий миграции производства в страны АТР и Латинской Америки, оставлявшей на долю американской рабочей силы исключительно высокодоходные профессии (этой самой новой экономики), в частности – обслуживание интернет-индустрии.

О чём ещё говорит процитированная фраза? Если она попала даже в доклад президента США, значит в таком ключе действительно думала и говорила вся деловая элита. Есть такая штука – самосбывающиеся прогнозы: то, во что верит множество людей, нередко так и случается. Потому что своими согласованными действиями они сами запускают процесс сбычи мечт. После нескольких лет упорного доказывания друг другу того, что за интернетом будущее, в отрасль влились колоссальные инвестиции.

Однако в базовых реакциях доткомы повели себя так же, как и прочие объекты инвестирования – рынок перегрелся, пузырь лопнул. Инвесторы предсказуемо «побежали» спасать свои деньги, вкладывая их в привычные активы, а также в сырьё.

Это может объяснить дорогую нефть, но лишь на пару лет после марта 2000 года. А вот дальше – это уже та самая миграция производств и превращение АТР, особенно Китая во «всемирную мастерскую» (напомним, что термин этот не нов, и уже как минимум дважды менял владельца. Первой такой мастерской была Британская империя).

То есть Китай утверждался в роли «мастерской», расширял и увеличивал производства. Больше дешёвых товаров – больше спрос и больше потребность в сырье. В той же нефти.

Не нефтью единой

Тут нужно отметить два момента.

1. Это конечно хорошо, что в течение 15 лет Россия продавала нефть не по себестоимости добычи (в среднем около 17 долл. по состоянию на 2015 год) плюс 3-5 долларов на жизнь, а за сравнительно неплохую цену.

2. Не очень хорошо то, что открывание и закрывание окна возможностей происходило без нашего участия. Забились рынки в экстазе «Нефть, дайте нефть!» – начали тянуть новые ветки нефтепроводов и ковырять шельф. Экстаз прошёл – приуныли. Сверхдоходы от нефтяного экспорта можно складывать в кубышку, фонды благосостояния, но совершенно непонятно, как с опорой на рынки энергоносителей составить экономическую стратегию государства. И правильно, что непонятно. Потому что нельзя этого делать.

Между тем нефть перестала искать дно и, кажется, прекратила попытки вернуться к значениям, с которых она начинала своё восхождение. Не исключено, что перед нами (вопреки тому, что вещает с трибуны Алексей Кудрин) очередной период если не роста, то долговременной ценовой стабилизации барреля на среднегодовом уровне 55-60 долл., подкреплённый соглашением с ОПЕК. Учитывая, каких значений достигала нефть в начале 2016 года – чуть ли не тучные годы вернулись, можно снова начинать жить как жили, да? Нет.

Во-первых, в России есть как минимум три экспортные отрасли, которые сами успешно создают себе спрос, не дожидаясь возможности запрыгнуть на волну, создаваемую вознёй США и Китая за перераспределение долларов на планете: атомпром, ВПК, космос. Есть мнение, что ставить нужно в первую очередь на них, а не на то, что «не может нефть-матушка постоянно дешеветь, скоро подорожает обратно».

Во-вторых, Россия соседствует с одной сверхдержавой, которая долгое время обосновывала свои внешнеполитические амбиции затянувшимся периодом хороших цен на рынках сырья. Тогда тонна проката стоила баснословных 1000 долл., а владельцы украинских металлургических холдингов высокомерно рассуждали, пора ли им продавать свои активы российским коллегам за 5-7 млрд долл или подождать, пока предложат 15? Их сегодняшнее довольно жалкое состояние – следствие уверенности в том, что уж как-нибудь сами разберёмся и как хозяйствовать и куда интегрироваться. Ещё бы – с такими-то доходами. Уверенность эта формировалась тогда же, когда Россия считала первые миллиарды от нефтяных барышей, то есть имеет тот же источник.

Иными словами, нет никакого «сырьевого проклятия» – это пропагандистский штамп. В логике обсуждаемой в этой заметке темы нефть – всего лишь товар, не лучше и не хуже остальных. Но есть проклятие пассивной экономической политики, построенной на наблюдении за рыночной конъюнктурой.

***

Мораль проста: ни дешёвая нефть, ни санкции серьёзного видимого вреда России причинить не смогли. Хотелось бы верить, что это не только эффект накопленной подушки безопасности. Теперь главное, чтобы нас не доконало обратное – перекалённый металл нередко становится хрупким. Дорогая нефть должна стать средством, а не целью.