Егор Яковлев и Дмитрий Пучков в цикле «От войны до войны» продолжают рассказ о Февральской революции. О том, как резвилось, снося российскую государственность, революционное Временное правительство на пару с революционными Советами. И так – до тех пор, пока не пришли большевики...
Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.П. Сегодня продолжим… Про что?
Е.Я. Да. Николай II отрёкся, а события развивались дальше. Вот про это и поговорим.
Как я уже в прошлый раз излагал, понять события февраля 1917 года можно только в том случае, если учитывать, что внутри этого процесса было три: попытка тихой мирной революции, очень похожей на государственный переворот, которая предпринималась группой Прогрессивного блока – либеральных политиков во главе с Гучковым, Милюковым; вторая революция – предпринималась социал-демократами, во главе с Александром Фёдоровичем Керенским, которая пыталась создать в России республику и контролировать массы, и третья революция – это очень близкое к анархическому движение солдатских и рабочих масс в Петрограде.
И уже в первые дни революции стало понятно, что бывшие депутаты Государственной Думы либерального толка абсолютно не могут найти общего языка с массами, никак ими не управляют. А второй группировке – социал-демократической – во главе с Керенским и Чхеидзе, это более или менее удавалось, их хотя бы слушали, но даже они подчинялись власти этой массы, а не наоборот.
Когда Василий Витальевич Шульгин вернулся из Пскова в Петроград, он пожелал на митинге объявить восставшим рабочим о том, что Николай II отрёкся в пользу великого князя Михаила. Его не стали слушать, потому что рабочие не хотели нового царя.
Удивительно, но то же самое произошло и с Павлом Николаевичем Милюковым, университетским профессором, который хорошим русским языком, в высокопарных выражениях начал рассказывать рабочим и солдатам о том, что теперь в стране будет другой царь и война будет продолжаться до победного конца. Милюкова тоже очень быстро заставили умолкнуть. И это свидетельствовало о том, что что-то пошло не так.
Д.П. Я бы повторил, для всех тех, кто смотрит – никаких большевиков ещё нет, да?
Е.Я. Некоторые большевики есть, есть Шляпников, есть Вячеслав Молотов, которые тоже принимают участие в данных событиях, но отнюдь не на первых ролях конечно.
Д.П. Процессами они не руководят.
Е.Я. Процессами они не руководят, они их подталкивают. Большевики уже считают, что нужно брать власть, некоторые большевики, скажем так, уже считают, что нужно брать власть, а некоторые так не считают. И не считают не без оснований, потому что в эти дни в принципе ничего не понятно, как всё сложится. Есть ощущения, что происходит буржуазная революция, нужно её поддерживать, по Марксу, чтобы в стране наконец-то установился нормальный буржуазный режим, лучше всего в формате буржуазной республики, и в рамках этого режима можно защищать права рабочих и крестьян, не свергая буржуазию, а договариваясь с ней.
Д.П. Важное примечание: что будет новый царь, а война продолжится, а люди этого не хотят…
Е.Я. Люди не хотят конечно.
Д.П. Ни нового царя, ни продолжения войны никто не хочет.
Е.Я. Подчеркнём, что основная масса народа в Петрограде в этот момент не хочет ни царя, ни продолжения войны.
И свидетельством этого являются такие, например, факты: даже гвардейский экипаж, который был верен, на который уповал Николай II, который расположился в Александровском дворце, где жила императрица и царская семья, и вокруг него, получив приказы защищать этот оплот монархии до последнего, через некоторое время перешёл на сторону революции.
Произошло это так: солдаты вызвали офицеров и сказали, что они хотят сняться с обороны дворца. К гвардейскому экипажу вышел его шеф – великий князь Кирилл Владимирович, и возглавив этот экипаж, отправился к Таврическому дворцу, ещё и нацепив на себя красный бант. А явившись к Таврическому дворцу, где заседал Временный комитет Государственной Думы (и в другом крыле уже сидел Петроградский совет), он начал раздавать интервью журналистам, говоря о том, как он приветствует свободу, радуется, что Россия наконец сбросила узы самодержавия и он, великий князь Кирилл Владимирович, будет со своим народом.
Напомню, что Кирилл Владимирович имел некоторые призрачные шансы на престол, потому что, если исключить цесаревича Алексея (в пользу которого Николай отрекаться не стал) и Михаила Александровича, то следующим был их двоюродный брат – как раз Кирилл Владимирович. И в будущем, в эмиграции именно он считался одним из главных претендентов на российский престол.
Д.П. А нацепленный красный бант – это про что было?
Е.Я. Символ революции. Великий князь таким образом присоединился к революционному народу.
Д.П. Искренне, не искренне? Боялся, что убьют?
Е.Я. Сложно сказать. Мы не можем залезть великому князю в голову… но раздавать журналистам интервью его никто не просил, никакими соображениями самозащиты это не диктовалось. И впоследствии великому князю очень часто это вспоминали. Правомонархические круги воспринимали это как предательство.
Но не только великий князь Кирилл Владимирович боялся за свою жизнь, боялся за свою жизнь и тот, кому Николай II передал престол – его брат Михаил, потому что он укрылся у своих друзей на квартире на Миллионной улице, куда к нему на следующий день явились депутаты Государственной Думы, обсуждать создавшееся положение.
Начнём с того, что ни Милюков, ни Гучков не предполагали, что престол передадут Михаилу. Они рассчитывали, что престол передадут Алексею (мальчику), а Михаил будет только регентом и они соответственно смогут управлять им. В чём здесь была проблема: расчёт был на то, что образ ребёнка, к тому же больного (про что все знали), невинного мальчика маленького, несколько снизит накал ненависти к монархии, расчистит трон от распутинщины и таким образом будут достигнуты все их цели: с одной стороны – для народа будет царь, с другой стороны – те, кто ненавидит Романовых, несколько смягчатся от того, что здесь не совсем Романов (конечно же Романов, но всё-таки ребёнок), а в политическом смысле – они произведут настоящую революцию, потому что получат ответственное министерство, которое назначит Государственная Дума, а не царь и таким образом будет реализована идея демократии, как они себе это мыслили. Ну и соответственно от престола будут удалены все сторонники сепаратного мира с Германией, они считали, что их очень много.
Отречение Николая в пользу Михаила смешало им все карты, но тем не менее и Гучков, и Милюков, что в принципе доказывает, что никакими шпионами они не были, а играли свою собственную игру, настойчиво убеждали Михаила принять трон. Но Михаил боялся. Он уже погулял по Петрограду и понимал, что всё не так радужно, как представлялось, возможно, ему и особенно его супруге в своём знаменитом салоне, критиковавшей Николая II и императрицу Александру ещё в декабре 1916 года.
Бунт, который поднялся в столице, был страшный, этого точно никто не предполагал. И поэтому Михаил задал депутатам прямой вопрос: можете ли вы обеспечить мою безопасность? Ну а что на это могли ответить депутаты Государственной Думы… они не могли обеспечить Михаилу никакой безопасности…
Д.П. Они свою не могли обеспечить.
Е.Я. Да, они свою не могли обеспечить, и некоторые из них погибнут в эти революционные дни, но чуть попозже конечно, поближе к концу года.
Д.П. Расклад, по всей видимости, был примитивный: народ (как ни называй, это народ) восстал, для того, чтобы их утихомирить нужны войска, которые будут на твоей стороне и которые в этот народ будут откровенно стрелять, то есть подавить это можно было только силой, а поскольку войск таких верных, по всей видимости, как мне кажется, уже не оставалось, то что из этого получится совершенно неизвестно – кровь прольёшь, а результата нет. Браться за такое…
Е.Я. Здесь надо уточнить, что верных войск, которые могли бы подавить восстание или бунт, не было в Петрограде. Они были, но они были на фронте и у них были определённые занятия. А командующие фронтами, во главе с генералом Алексеевым, не до конца представляли себе ситуацию в Петрограде, они думали, что худо-бедно, но власть их соратников по заговору сумеет справиться и привести в порядок, успокоить войска.
Думцы стали предпринимать определённые действия: поскольку генерал Хабалов явно оказался не на высоте своего положения, они попросили назначить командующим Петроградского военного округа генерала Корнилова, так собственно он появляется на авансцене российской истории – получает назначение в Петроград. Генерал Корнилов – это человек, который действительно стоит за подавление революции, который ненавидит массу (он любит солдат, но он ненавидит массу) и в течение ближайших нескольких месяцев у него появится масса причин не любить её ещё больше. Расскажу об этом.
Таким образом, либеральная часть Думы не могла никак обеспечить безопасность Михаила в Петрограде. То есть его нужно было либо вывозить в Москву, либо везти в Ставку в Могилёв. Но, видя нерешительность Михаила, думцы спасовали и поддержал, причём очень красноречиво и резво, Михаила в его решении не принимать престол Александр Фёдорович Керенский.
Я сразу обозначу свою позицию по поводу Керенского: не считаю его никаким шпионом, платным агентом и так далее, считаю его политическим авантюристом, который попытался вознестись на революционной волне на вершины государственного организма.
Александр Фёдорович Керенский, так получилось, что из всего этого заговорщицкого кружка, который пытался разобраться с ситуацией – Милюков, Гучков, Родзянко – Керенский наиболее успешно общался с массой. Так получилось, умел… Он был трудовиком, потом станет членом партии эсеров. Он был довольно известен в рабоче-солдатской массе, умел с ними разговаривать на их языке и даже несмотря на катастрофический развал армии, он тем не менее ездил по фронтам и уговаривал эти разложившиеся войска идти в бой. Его из-за этого в последствии будут называть не главнокомандующий, а главноуговаривающий. Но тем не менее, Керенский не был полной бездарностью, у него это получалось, он просто выбрал не совсем верное направление, скажем так. Но для того, чтобы выбрать верное направление для восстановления государственного организма, нужно было быть Лениным.
Керенский убеждает Михаила Александровича не принимать трон и тогда рождается отречение Михаила, а если быть точнее, Михаил соглашается принять трон в том случае, если его изберёт Учредительное собрание.
И таким образом происходит достаточно страшная вещь, что сразу понимают Милюков и Гучков, и ещё лучше понимает, наверное, английский посол Джордж Бьюкенен, который говорит, узнав о том, что Михаил не будет царствовать, он говорит: «Это конец». То есть англичане, которые всецело поддерживали смещение Николая II или во всяком случае дарование ответственного министерства, они получили совсем не то, что они хотели. Более того, у нас есть оценка этого поступка и самого Николая II, который говорил, что «это очень недальновидный шаг, не знаю, кто надоумил Мишу сделать это».
Таким образом Россия осталась без царя. Во главе России оказалось Временное правительство, что само по себе звучит довольно страшно для такой страны как Россия: Временное правительство… никто не знает, что от него ожидать, кто назначил этих людей – непонятно. Легитимность этого Временного правительства была достаточно сомнительной, хотя Михаил Александрович в своём манифесте и попытался придать законность этим людям, но сама процедура, в результате которой они были назначены, она всё-таки вызывала серьёзные сомнения. Поэтому и власть Временного правительства большей части массы, во всяком случае, в Петрограде, казалась очень сомнительной. В Петрограде массы подчинялись только Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов. Никакого Временного правительства, как верховной власти, для них не существовало.
Ещё одним признаком того, что весь Петроград, включая главных заговорщиков против Николая, оказался во власти массы, это конечно издание Приказа №1.
Д.П. О чём?
Е.Я. Про Приказ №1 ходит много разнообразных слухов, о том, что чуть ли это опять же не английская интрига с целью развалить российскую армию. На самом деле, всё гораздо проще. Дело в том, что автором Приказа №1 считается социал-демократ модный петроградский адвокат Н.Д. Соколов. На самом деле конечно автором этого приказа является не Соколов.
Но сначала я зачту, что это был за такой приказ, чтобы было понятно. Это был важный фактор действительно для разложения армии. Что же там было такого:
«Совет рабочих и солдатских депутатов постановил: 1) Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей. 2) Во всех воинских частях, которые ещё не выбрали своих представителей в Совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта. 3) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. 4) Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов. 5) Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулемёты, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям. 6) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чём не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется. 7) Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на "ты" воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных командиров».
Д.П. Ну глянь, как у рабочих – разговаривать на «вы».
Е.Я. Да. Но главная проблема, к которой привёл этот приказ – это конечно разрушение авторитета офицеров, потому что офицеров перестали слушаться. Забегая вперёд, скажем, что даже генерал Корнилов просто испытал шок, когда попытался в апреле разрешить политический кризис (о котором я чуть позже расскажу) с помощью оружия: он отдал приказ подавить выступление, этому приказу не подчинились, потребовав подтверждения Совета солдатских и рабочих депутатов. И когда Корнилов понял, что войска ему не подчиняются, он испытал очень серьёзное потрясение, которое привело к его отставке по собственному желанию (он отправился на фронт).
Но как этот приказ был написан? В чём причина? Кто? Какие-то шпионы составили этот приказ для того, чтобы разрушить организм российской армии? Нет, его составили сами нижние чины.
Д.П. Сохранились фамилии? Или хотя бы должности?
Е.Я. В том-то всё и дело, что фамилий как раз не сохранилось. Сейчас я прочитаю свидетельство очевидца. Вот как описывал создание этого приказа очевидец:
«Его сочиняли несколько человек по указаниям собрания, где выходили на трибуну никому не известные солдаты, вносили предложения, одно другого радикальнее, и уходили при шумных аплодисментах. Ошибкою было бы искать индивидуального автора этого произведения, получившего историческую известность под именем „приказа № 1“. Его составила солдатская безличная масса».
И ничего было не поменять.
Д.П. Настоящая демократия была.
Е.Я. Да, это была настоящая архаичная демократия. Ничего было не поменять. То есть заговорщики откупорили бутылку с джинном или открыли ящик Пандоры, они не понимали, что делать с этой массой. И поэтому Керенский, который хоть как-то умел успокаивать восставший народ, он был хозяином положения. И либералы боялись Керенского, потому что он был влиятельный, они больше всего боялись массу, но Керенского они тоже боялись, потому что он мог направить массу на них.
Д.П. Который влиял…
Е.Я. Поэтому Керенский стал единственным министром первого Временного правительства из числа социалистов. Керенский – это уникальный человек, который одновременно был и в Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов (в его исполкоме) и во Временном правительстве. Он осуществлял скажем так связь.
Д.П. От себя я бы заметил, что у нас в стране считается (по совершенно непонятным для меня причинам), что власть народа, безусловно прекрасная, народ великолепен, а все инициативы замечательны. Вот, типичная народная инициатива, вот типичные представители народа выступили, вот они сочинили Приказ №1, а вот – к чему этот приказ в итоге привёл.
Е.Я. Да, совершенно верно, но сразу скажем, что Приказ №1 – наиболее известная, но не единственная причина разложения армии. Что можно к этому добавить…
Д.П. А большевики-то уже прокрались в ряды, уже требовали там, чтобы все бежали с фронта?
Е.Я. Большевики присутствовали уже в Совете безусловно, но их было мало и они ещё не были настолько влиятельными. Сейчас там заправляют меньшевики.
Д.П. А для совсем малограмотных, РСДРП – это оно?
Е.Я. РСДРП, есть (б) – это большевики, и (м) – это меньшевики. В данном случае, большевики это… Ну ладно, потом дойдём…
Д.П. Хорошо.
Е.Я. …когда Ленин вернётся, я подробно расскажу.
Еще раз, Приказ №1 – это наиболее известная, но не единственная причина развала армии. Во-первых, армия уже была морально к чему-то подобному готова, т.е. вот этот сам приказ, он не из вакуума возник – армия очень устала от войны, не понимала её целей, и в принципе кризис её назрел. Об этом свидетельствует большинство крупных военачальников императорской армии.
Ну вот, давайте послушаем, например, генерала Врангеля, что он писал:
«Солдаты после двух лет войны, в значительной массе, также были уже не те. Немногие оставшиеся в рядах старые солдаты, несмотря на все перенесённые тяготы и лишения, втянулись в условия боевой жизни; но остальная масса, те пополнения, которые беспрерывно вливались в войсковые части, несли с собой совсем иной дух.
Состоя в значительной степени из запасных старших сроков, семейных, оторванных от своих хозяйств, успевших забыть пройденную ими когда-то школу, они неохотно шли на войну, мечтали о возвращении домой и жаждали мира. В последних боях сплошь и рядом наблюдались случаи "самострелов", пальцевые ранения с целью отправки в тыл стали особенно часты. Наиболее слабые по составу были третьеочередные дивизии.
Подготовка пополнений в тылу, обучение их в запасных частях стояли в общем весьма низко. Причин этому было много: неправильная постановка дела, теснота и необорудованность казарм, рассчитанных на значительно меньшее количество запасных кадров, а главное, отсутствие достаточного количества опытных и крепких духом офицеров и унтер-офицеров инструкторов. Последние набирались или из инвалидов, или из зелёной молодежи, которой самой надо было учиться военному делу. Особенно резко все эти недочёты сказывались в пехоте, где потери и убыль кадровых элементов были особенно велики».
А вот взгляд Антона Ивановича Деникина, он пишет про флот:
«Сословные и кастовые перегородки, замкнутость офицерского корпуса, консерватизм и неподвижность уставных форм быта и взаимоотношений, большая отчуждённость от матросской среды — всё это не могло не повлиять впоследствии на значительно большую обострённость борьбы этих двух элементов. Кронштадт, Свеаборг, Гельсингфорс, Севастополь, Новороссийск — все эти кровавые этапы несчастного морского офицерства, нещадно избивавшегося, приводят в ужас и содрогание своим бессмысленным жестоким зверством, и, вместе с тем, требуют глубокого и внимательного изучения...
В конечном итоге, все эти обстоятельства создавали не совсем здоровую атмосферу в армии и флоте, и разъединяли, где в большей, где в меньшей степени, два их составных элемента. В этом несомненный грех и русского офицерства, разделяемый им всецело с русской интеллигенцией. Грех, вызвавший противоположение "барина" мужику, офицера — солдату и создавший впоследствии благоприятную почву для работы разрушительных сил».
Д.П. А в армии можно было офицеру бить солдата, например?
Е.Я. Конечно.
Д.П. Я-то помню, что нам рассказывали, что солдат офицеры постоянно избивали, прилюдно, не прилюдно, то есть можно было поставить строй, дать в рыло как следует, особенно матросу, постольку поскольку на корабле всё это в замкнутом пространстве, проявляется гораздо страшнее и последствия несёт гораздо более страшные. Я не сомневаюсь, что как только матросы и солдаты получили подобную волю, часть офицеров была немедленно убита, причём жесточайшими разнообразными способами.
Е.Я. Совершенно верно, так и было. Телесные наказания официально были разрешены в 1916 году в армии, но до этого они происходили неофициально, чему есть много свидетельств. Например, мы можем вспомнить знаменитую повесть Куприна «Поединок», в которой отражена жизнь провинциального гарнизона и где всё это описано с большим художественным даром. Куприн и сам был офицером, всё это видел, поэтому он это не придумал, а основывал на собственном жизненном опыте.
И Брусилов о предреволюционных месяцах:
«Питание также ухудшилось: вместо трёх фунтов хлеба начали давать два фунта строевым, находившимся в окопах, и полтора в тылу; мяса, вместо фунта в день, давали сначала три четверти, а потом и по полфунту. Затем пришлось ввести два постных дня в неделю, когда клали в котёл вместо мяса рыбу, в большинстве случаев селёдку; наконец, вместо гречневой каши пришлось зачастую давать чечевицу. Всё это начало вызывать серьёзное недовольство солдат, и я стал получать много анонимных ругательных писем, как будто от меня зависело снабжать войска теми или иными продуктами. Стал я также получать письма, в большинстве случаев анонимные, в которых заявлялось, что войска устали, драться больше не желают и что если мир не будет вскоре заключён, то меня убьют. Однако получал я и иные письма, также анонимные, в которых значилось, что если война не будет доведена до конца и «изменница-императрица Александра Фёдоровна» заставит заключить несвоевременный мир, то меня также убьют. Из этого видно, что для меня выбор был не особенно широк, а в войсках мнения относительно войны и мира расходились».
Таким образом, основываясь на мнениях крупных отечественных военачальников Первой мировой войны, мы можем сделать однозначный вывод, что к началу 1917 года обстановка в войсках была нездоровая. И в частности, явления, обозначенные Деникиным, объясняют и те расправы, которые были проведены в Петрограде и в Кронштадте в февральские-мартовские дни 1917 года, и появление Приказа №1, почему он появился и почему он был таким.
Интересно, что приказ Петроградского совета, он ведь распространялся только на Петроград, Петроградский военный округ, но тем не менее, его тут же стали передавать разными способами по всей стране и он был принят к исполнению во всех частях, во всяком случае, оказал огромное разлагающее влияние на всю массу, которая как мы видим была к этому готова морально.
Но и это ещё не всё. Про разложение солдатской массы знают многие, а вот про разложение генералов знают лишь единицы. Дело в том, что помимо Приказа №1 военный министр, которым стал Александр Иванович Гучков, устроил уже в марте-апреле генеральскую чистку. Ну как обычно, после революции нужно произвести люстрации…
Д.П. Переаттестации…
Е.Я. Да, переаттестации… Гучкову казалось, что в армии осталось слишком много приверженцев старого режима, которые окопались на генеральских постах. Таким доверять ни в коем случае нельзя.
Д.П. Мутят воду.
Е.Я. Да. Нужно их срочно сменить и заменить на верных идеалам демократии. Вот в рамках как раз этого выдвижения повышение получил небезызвестный генерал Маннергейм. Как проводилось гучковская чистка – были заведены специальные бумаги (в армии их называли «мерзавками»), где нижние чины – полковники и подполковники должны были писать на генералов характеристики и отражать точку зрения: соответствуют или не соответствуют в профессиональном и политическом плане.
Д.П. От чистого сердца, да…
Е.Я. Результат можно предугадать: со своих постов было отправлено в отставку от 120 до 150 генералов.
Д.П. От общего какого количества примерно?
Е.Я. Сложно сказать, но там порядка тысячи генералов было в императорской армии. Но в частности, в рамках этой гучковской чистки был уволен генерал Келлер, про которого я много рассказывал.
Д.П. Остался верен присяге.
Е.Я. Да, он остался верен присяге. Который единственный откровенно заявил, что не понимает, что происходит, не понимает какова легитимность Временного правительства и почему он должен ему подчиняться. Более того, Келлер совершил очень волнующий Временное правительство поступок: он отправил 6 марта императору телеграмму, в которой написал, что он не верит в его отречение и ждёт приказов. Телеграмма эта была перехвачена и стало понятно, что Временное правительство имеет дело с крайне неблагонадёжным человеком. В результате чего была миссия Маннергейма, который уговаривал Келлера…
Д.П. Настоящий русский офицер уговаривал изменить царю, изменить присяге…
Е.Я. …переприсягнуть Временному правительству. Это ему не удалось, Келлер был уволен.
Д.П. Я бы небольшую ремарку сделал для всех непонимающих, что в данном случае, как только объявляются такие вещи – чтобы нижние чины написали что-нибудь про начальника – немедленно начинается сведение личных счётов.
Е.Я. Конечно.
Д.П. Там есть группировки под руководителем, где-то больше, где-то меньше, есть доброжелатели, которые его поддерживают, а есть недоброжелатели, которые его не поддерживают и любая подобная вещь немедленно будет использована для сведения личных счётов. Точно так же, как в НКВД, например, напишем донос на директора театра, потому что директором должен быть я, а вовсе не он. То же самое и тут.
Е.Я. Напомню, что всё это происходит вообще-то во время войны.
Д.П. Да, замечательно.
Е.Я. Естественно, никаких позитивных последствий у данных реформ не было, только был усилен и без того существующий бардак, то есть Временное правительство стремительно ухудшало ситуацию, которую оно вообще собиралось улучшить и для этого устраивало переворот.
Д.П. Да. Немцы под Москвой, давайте спросим у солдат: маршал Жуков правильно руководит или неправильно? И по просьбам солдат мы его выгоним, блин…
Е.Я. Кроме того, в Петрограде очень серьёзно ухудшалось положение из-за противоборства рабочих и фабрикантов. Дело в том, что революция происходила под демократическими лозунгами, но эти лозунги рабочими и фабрикантами воспринимались совершенно по-разному. И если, скажем, интеллигенция боролась за политические права, рабочие – в первую очередь за экономические: их интересовали такие вещи, как восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы и также сильно их волновала земельная реформа, потому что большинство из них было вчерашними крестьянами.
Так вот, неожиданно обнаружилось, что да, у нас Временное правительство и всё идёт к республике или конституционной монархии, но рабочий день укорачивать никто не хочет, зарплату повышать тоже никто не хочет и уж о земельной реформе поговорим как-нибудь попозже, когда закончится война.
Массам было искренне непонятно, в чём тогда революция? Поэтому началось очень серьёзное противоборство, продолжились забастовки, более того, рабочие начали вести себя таким же образом, каким повели себя солдаты – они стремились брать предприятия под рабочий контроль. И начались случаи, когда, например, администрация завода не могла покинуть своё рабочее место, потому что, например, она не предоставляла финансовую отчётность. Не платят рабочим зарплату – денег нет…
Д.П. Покажи, почему.
Е.Я. Да, покажи почему. В общем, начались очень серьёзные конфликты и рабочие стали выступать за государственный контроль над промышленностью, что естественно вызвало резкое отторжение буржуазии. И как бы мы не относились к этому термину, но Петроград между февралём и октябрём – это самая настоящая арена классовой борьбы, потому что буржуа абсолютно не хотели отдавать свои доходы, они хотели увеличить свою политическую власть и сохранять свою власть экономическую, а рабочие наоборот хотели ущемить экономическую власть буржуазии и сделать ситуацию более справедливой.
Это стало толкать буржуазию вправо – надо усмирить бунтующий плебс, поэтому взгляды буржуазии устремились в сторону военных и в частности, главного военного, который присутствовал в городе, опять же – генерала Корнилова.
Но главное противоречие, которое разделило в Петрограде либеральную сторону и рабочие и солдатские массы – это отношение к войне. С самого начала Павел Николаевич Милюков, который стал министром иностранных дел, начал реализацию своей голубой мечты – он возобновил риторику взятия Константинополя, аннексии Босфора и Дарданелл, выполнения союзнического долга и о прочих вещах, которые рабочих и солдат Петрограда крайне раздражали. Причём Милюков оказался настолько недальновиден, что этого просто не понимал, почему так происходит. И это выдаёт в нём негибкого политика, хотя Керенский с самого начала ему намекал о том, что говорить об этом не надо.
Но Милюков его не послушал. Милюков был действительно империалистом, он им и остался вплоть до глубокой старости. Он умер в 1942-ом или 1943-ем, кажется, году и всё это время он продолжал быть империалистом. В 1939 году, когда началась Советско-финская война, он отожествил себя с Советским Союзом и сказал: «Мне жалко финнов, но нам нужна Выборгская губерния», за что его клеймили в эмиграции в последствии. А в этот момент он выступал сторонником аннексии Константинополя, Босфора и Дарданелл. Он очень активно включился в разработку десантной операции по взятию Константинополя, которую запланировал ещё царь и которую должен был осуществить летом 1917 года адмирал Колчак (в тот момент командующий Черноморским флотом).
Но его планы пришли в жесточайшее противоречие с планами и интересами масс, и когда мы говорим о Брестском мире, о некоем «предательстве» (якобы предательстве большевиков в марте 1918 года), мы должны очень чётко понимать, что с самого начала Временное правительство и Петроградский совет выступали за разное продолжение войны. Временное правительство, устами Милюкова, выступило за продолжение той же самой войны, которая велась и царской Россией, и совершенно явно подтверждала наличие захватнических целей, хотя Милюков пытался объяснить, что нет, ничего общего с обычными захватами это не имеет, но звучало неубедительно.
А в Петроградском совете говорилось о том, что да, надо продолжать, но исключительно ради того, чтобы защитить родную землю от наступающего врага. А вообще, мы бросаем всему миру лозунг о мире без аннексий и контрибуций, хватит, навоевались, нужен мир, который восстановит статус кво, бывший до войны.
Смысл такого лозунга (который потом в последствии возьмут на вооружение большевики) заключался в том, что поскольку массы во всех странах воевать уже не хотят, не понимают цель, война искусственно затягивается, идёт в целях капиталистов, массы воевать не хотят – они должны воздействовать на свои правительства и заставить их заключить мир без аннексий и контрибуций. Мы, говорили деятели Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов (они нашли риторику, более или менее понятную для масс), мы ведём войну только для того, чтобы, свергнув Николая, не попасть под сапог Вильгельма. Вот для этого мы ведём войну, а вовсе не ради Константинополя, Босфора или Дарданелл. Но при этом мы призываем всех заключить мир без аннексий и контрибуций. Никакой грабительской войны нам не надо. Поэтому с самого начала у рабоче-солдатской массы и либеральной оппозиции, которая теперь стала Временным правительством, были разные представления о войне.
Но у других воюющих сторон представления о войне были совсем иные. И теперь мы вынуждены дать обзор внешнеполитического положения России, для того, чтобы объяснить последующие события.
В начале 1917 года, как я уже рассказывал, Германия переживала так называемую «брюквенную зиму»: продовольствия было немного, обычное гражданское население было вынуждено перейти на овощи и начинало потихонечку роптать. Аналитики Генерального штаба Германии докладывали, что так долго продолжаться не может, войну надо срочно заканчивать.
Д.П. «Брюквенная» – потому что даже картошки не было?
Е.Я. Да, ели брюкву только.
Надо войну заканчивать и заканчивать её нужно естественно победой. Нужно предпринять некие решительные шаги для того, чтобы победить. Поэтому командующие сухопутными и морскими войсками разработали план, который должен был принести Германии победу в самое ближайшее время.
Д.П. Что же это был за план?
Е.Я. Это был план неограниченной подводной войны, согласно которому Германия должна была топить всё, что заходит в воды союзников. Всё, не важно – военные, гражданские суда, топим всё вообще.
Д.П. То есть у адмирала Дёница (Karl Dönitz) были такие же предшественники?..
Е.Я. Да, совершенно верно.
У этого плана были серьёзные недостатки. Канцлер Бетман-Гольвег (Theobald von Bethmann Hollweg), который, если вы помните первые программы, ещё в своё время опасался в принципе начала этой войны, пытался Вильгельма остановить, он очень боялся вступления в войну Соединённых Штатов Америки.
Но немцы мыслили следующим образом: они хотели одержать победу быстро – американцам пришлось бы долго разворачивать свои войска и перевозить их на театр военных действий в Европу, это заняло бы много времени и за это время Германия уже победила бы. Немцы ошиблись, но, в принципе, шансы такие существовали. Это была первая идея.
Вторая идея заключалась в том, что Соединённые Штаты могут и не вступить в войну, для этого надо оказать некое политическое давление. Политическое давление заключалось в следующем: Германия установила связи с Мексикой и начало поощрять реваншистские идеи в мексиканском правительстве, подстрекая их к войне с Соединёнными Штатами ради возвращения Техаса и других территорий, которые были 70 лет назад аннексированы американцами.
И третий инструмент, которым немцы собирались воспользоваться – это подкуп сенаторов. Был выделен специальный фонд, деньги из которого были направлены на организацию антивоенной кампании. Основание полагать, что Соединённые Штаты в войну не вступит, у Германии были, потому что недавно переизбрался на пост президента США Вудро Вильсон (Woodrow Wilson) и одним из его предвыборных лозунгов было «Америка не вступит в войну», то есть Вудро Вильсон позиционировал себя, как президент мира, голосовали за него изоляционисты, то есть те люди, которые считали, что Америка не должна вмешиваться в дела беспокойной Европы, она должна спокойно наблюдать из-за океана и богатеть на американских делах. Вот под этим лозунгом Вудро Вильсон и пришёл к власти. Поэтому к февралю 1917 года вступление США в войну было не предрешено и вообще, в 1917 год Германия вступила с надеждами, что она будет праздновать победу в скором времени.
И действительно, с 1 февраля 1917 года началась неограниченная подводная война, которая поставила Англию (якобы устроившую Февральскую революцию) на грань поражения. За три месяца этой войны было уничтожено 25% английского флота.
Д.П. Неплохо.
Е.Я. Всего, не только военного, топили всё. Кроме того, у Англии была очень непростая ситуация с финансами. Деньги грубо говоря закончились. Англия тоже занимала у Америки и погрязла в долгах.
Февральская революция самым серьёзным образом отразилась и на английских военных, и на английских рабочих – крупные антивоенные пацифистские демонстрации. Англичанам нужно срочно что-то придумывать. Фактически, направлений для исправления ситуации было два: это всё-таки побудить Соединённые Штаты Америки вступить в войну на стороне, потому что без них речь, скорее, идёт о поражении или о какой-то весьма и весьма сомнительной ничьей, и второе – это всё-таки заставить Россию продолжать войну, хоть как угодно, хоть пушечным мясом, но валить немцев на Восточном фронте. Вот это главная цель Великобритании.
Им удалось решить первую задачу. Это такая удивительная история, достойная статуса исторического анекдота. Дело в том, что германский МИД отправил в Мексику чрезвычайно неосмотрительную телеграмму, из которой как раз и следовало, что Второй рейх сумеет поддержать Мексику щедрой финансовой поддержкой, если она решится начать войну за возвращение своих исконных территорий.
Д.П. Техаса и Калифорнии.
Е.Я. Да. Эта телеграмма была перехвачена, расшифрована английскими шифровальщиками и передана Вильсону. Наивно полагать, что эта телеграмма стала причиной войны. Конечно же Вильсон, который был скрытым «ястребом», воспользовался ею как поводом, но именно она сумела изменить общественное мнение Соединённых Штатов в пользу вступления в Первую мировую войну. Тут англичане отличились и очень энергично вступили в переустройство европейского мира. Потом будем позже говорить о «14 пунктах Вильсона».
Но была и вторая задача – надо что-то срочно делать с Россией. Давайте посмотрим, как менялось внешнеполитическое положение России при Временном правительстве. Напомню, что министром иностранных дел стал Милюков и он сразу же запросил признания Временного правительства иностранными державами. Но как это ни странно, ни англичане, ни французы не спешили признавать Временное правительство, потому что они не до конца понимали, удержится ли оно, есть ли у него какая-то реальная власть.
Хотя либеральные деятели первое время держались нарочито оптимистично в общении с дипломатическим корпусом. Например, Михаил Родзянко, бывший глава Государственной Думы, заявил британскому военному атташе генералу Ноксу (Alfred Knox): «Мой дорогой Нокс! Вы напрасно беспокоитесь, Россия – это очень большая страна, она сумеет одновременно выдержать и войну, и революцию». Вот такие были заявления. Милюков искренне заявил, что Россия готова продолжать войну до победного конца. Нокс, услышав эту фразу записал в своём дневнике: «Что касается Милюкова, то в нём я уверен, но может ли он говорить за Россию?». И действительно, за Россию в этот момент Милюков говорить не мог.
Тем не менее, произошло нечто, что заставило англичан и французов ускорить признание Временного правительства. Дело в том, что в игру вступили американцы. У нас некоторые зрители, которые рассуждают о Западе, не понимают, что Англия и Америка в этот исторический момент – это противники, геополитические противники. Задача Англии – сохранить своё господство, а задача Америки – наоборот…
Д.П. Подломить.
Е.Я. Подломить, да, это господство и занять место Англии. Поэтому Англия с Америкой весьма и весьма конфликтуют и в частности, ареной их конфликта стал революционный Петроград.
В революционном Петрограде присутствовал американский посол Фрэнсис (David Francis), промышленник, который ещё в царские времена беседовал с министром иностранных дел Сазоновым на тему экономического проникновения Америки в Россию. Он был очарован теми успехами, которых достигла Англия в этом направлении и теперь, когда произошла революция и власть сменилась, Фрэнсис надеялся, что ему удастся занять более прочные позиции в России, чем те, что были во времена Николая II. Поэтому Америка первой признала Временное правительство, именно Соединённые Штаты.
Это в некоторой степени даже напугало Бьюкенена, который поспешил надавить на Ллойд Джорджа и Временное правительство получило признание. В английской прессе, в частности, в газете Times, которая так сказать обслуживала империалистов Британии, были опубликованы крайне комплементарные статьи о Милюкове, о Гучкове, о князе Львове, который возглавил Временное правительство, правда, хорошо там писали и о Николае II, его отречение представлялось актом патриотизма и союзнической верности. Смысл был в том, что Николай II из большой любви к Родине и союзнического долга своим отречением предотвратил гражданскую войну, ради продолжения войны.
Замечу, что у партии кадетов трактовка была другая. Уже примерно через несколько месяцев после Февральской революции была издана книга речей Милюкова, в предисловии к которой было написано, что отречение царя сорвало гнусный план сепаратного мира с врагами, который готовился царской семьёй (надо было понимать, что царь тоже был к этому причастен).
Временное правительство таким образом получило признание западных держав. Но особого доверия к Временному правительству всё равно не было, потому что было понятно, что его положение крайне непрочное. Тогда Англия и Франция срочно снарядили депутации своих социалистов, которые приехали в Петроград учить Совет рабочих и солдатских депутатов демократии.
Д.П. Как правильно жить.
Е.Я. С визитами этих делегаций связано несколько анекдотов. В частности, один из французских социалистов, приехавших, настолько поддался пропаганде петроградских рабочих и солдат, что заявил о том, что Эльзас и Лотарингию не нужно завоёвывать силой у немцев, а нужно провести там плебисцит, и вот плебисцит и решит, кому должны принадлежать эти территории. Как только это заявление стало известно, французский посол Морис Палеолог (Maurice Paléologue) тут же забил тревогу – стал говорить этой делегации французской, что вы такое говорите, это же абсурд! Об этом стало известно Милюкову, и Милюков выговорил Палеологу, он привёл такие аргументы, что вы всё время нам говорите, что мы должны обуздать экстремистов, а сами-то – мы пытаемся успокоить ситуацию, а вы её раскачиваете, если вы подстрекаете своих к аннексиям, то кто вам будет у нас верить. А англичане прямо устроили скандал, потому что, когда зашёл разговор о Константинополе, один из английских социалистов сказал: «Если вам не нужен Константинополь, тогда мы возьмём его себе».
Поэтому диалога с социалистами Англии и Франции не получилось.
Всё больше и больше англичане взирают на генерала Корнилова. В апреле 1917 года был устроен спектакль, когда генерал Корнилов привёл одно из казачьих соединений под окна британского посольства и зачитал речь о союзническом единении. Посол Бьюкенен и военные атташе вышли на балкон и тоже прочли воззвание к славным русским казакам, которые поведут борьбу против общего врага. Но основная масса такого рода заявлениям не сочувствовала.
И когда Павел Николаевич Милюков составил ноту о целях войны для западных правительств, текст этой ноты вызвал очень серьёзное неприятие и в Совете, и в массах. Что в этой ноте говорилось. Милюков конечно учёл то, что Совет требует мира «без аннексий и контрибуций», но с другой стороны, он заявил там о намерении выполнять союзнический долг, что звучало достаточно двусмысленно, а в конце этой ноты говорилось о том, что аннексии и контрибуции победители сумеют получить после, иными способами, что звучало совсем уж непонятно для масс. Эта нота была опубликована в зарубежной прессе, но через несколько дней её текст дошёл до Петрограда и разразилась буря.
Собственно, это заявление и спровоцировало первый, апрельский кризис Временного правительства. Солдаты, матросы и рабочие вновь вышли на улицы. Вот именно тогда генерал Корнилов попытался подавить эти выступления, у него ничего не получилось, и он ушёл в отставку. Но в отставку ушёл не только он, собственно, этим кризисом закончилась бесславная карьера Гучкова, как военного министра, и Милюкова, как министра иностранных дел – 11 апреля со своего поста ушёл Гучков, 16 апреля – Милюков. И в общем, на этом закончилась их карьера во Временном правительстве, больше никогда в своей жизни они не занимали никаких государственных постов.
Но в апреле в Петрограде уже присутствовал Ленин, у которого было своё видение ситуации…
Д.П. И подготовленные апрельские тезисы.
Е.Я. Да. Апрельские тезисы, которые он озвучил. Вот что это за тезисы и какую роль Ленин сыграл в дальнейших событиях, а также, был ли он немецким шпионом, мы подробно обсудим в следующий раз.
Д.П. Пломбированный вагон?
Е.Я. Обязательно.
Д.П. Немецкое золото? Парвус?
Е.Я. Сколько было пломбированных вагонов…
Д.П. Кто из них мог выходить, где и как, да?
Е.Я. Три вагона было. Три, не один.
Д.П. Не слыхал. И обсудим список, в котором не было русских, как известно (кого там завозили в этих опломбированных вагонах)…
Е.Я. Луначарский, например, там был…
Д.П. Да… Ленин…
Ну как показал нам, я помню, Станислав Говорухин, когда он публично на всю страну поведал в фильме «Россия, которую мы потеряли» (1992), что бабушка… или дедушка… дедушка у Ленина был Бланк, «и этим многое объясняется», сказал гражданин Говорухин, после чего лично для меня, как человек умный, и как это у нас принято говорить, интеллигентный, существовать перестал вообще.
Спасибо, Егор. Подходим к самому интересному уже…
Е.Я. Да.
Д.П. Про такое лично я не знаю практически ничего. Где дедушка Ленин – там уже понятнее, хоть как-то заучивали…
Но вообще, каша конечно будь здоров. Наивные люди, которые думают, что такими вещами можно управлять. Всё, видимо, в первый раз… Хотя они же все умные были, все образованные, наверное, учили, что было в Англии, что было во Франции, оно ж очевидное.
Е.Я. Они не думали, что всё будет так же. Они думали, что всё будет по-тихому, спокойно, а произошло всё совсем иначе.
Д.П. Ничего не понимают – ни в собственной стране, ни в собственном народе, тоже, поди, говорили: «У нас не будет, как на площади Тахрир или в Ливии»…
Е.Я. Да, именно так они и думали.
Д.П. А вот вам, пожалуйста…
Спасибо!
А на сегодня всё. До новых встреч.
С помощью oper.ru