На XIX съезде ВКП(б) партия переименована в КПСС

XIX СЪЕЗД КПСС

5 октября 1952 года в Москве открылся XIX съезд КПСС. Это был первый съезд после 1939 года. На нем было принято решение переименовать ВКП(б) в Коммунистическую партию Советского Союза (КПСС), в связи с чем были внесены изменения в Устав партии. Кроме того на съезде утверждали Директивы о пятилетнем плане развития СССР на 1951-1955 годы, а гости из других стран впервые демонстрировали сложившуюся целую социалистическую систему.

Большую роль в повседневном руководстве страной играли комиссия ЦК по внешнеполитическим вопросам, состоящая из 7 членов, а также Оргбюро и Секретариат ЦК. На XIX съезде Политбюро было заменено на более многочисленный Президиум ЦК, однако, в нем сразу выделилось Бюро Президиума, состоявшее всего из нескольких человек.

Сосредотачивая в своих руках все ключевые властные посты в стране, Сталин постепенно утрачивал былую активность, сказывались возраст и болезни. В 1949 г. было пышно отпраздновано его 70-летие, на котором присутствовало много зарубежных гостей, в т.ч. лидер Китайской народной республики Мао Цзедун. На XIX съезде партии Сталин не стал выступать с отчетным докладом, ограничившись краткой речью по международным вопросам. К тому времени он перестал доверять своим старым соратникам Л. Берии, К. Ворошилову, А. Микояну, В. Молотову, противопоставляя им более молодых: А. Жданова, Г. Маленкова, Н. Хрущева, которые выдвинулись во властных структурах лишь в 1930-е годы и были, по мнению Сталина, более преданными ему и партийной линии. На съезде Сталин подверг резкой критике работу Молотова и Микояна, которые не вошли в Бюро Президиума ЦК. Однако уже в марте 1953 года, буквально к моменту его смерти, этих политиков вернули обратно, а состав Президиума сократили до размера прежнего Политбюро, запросто проигнорировав решение XIX съезда.

А за кулисами съезда между «старыми» и «новыми» соратниками вождя, равно как и внутри этих группировок постепенно разгоралась все более ожесточенная борьба за влияние на Сталина, а затем и за роль его приемников. До смерти Жданова в августе 1948 г., на стороне которого был Вознесенский, подковерную борьбу против него вел Маленков, поддерживаемый Берией и Кагановичем. После кончины Жданова, Вознесенский был отстранен от должности и осужден к смертной казни. На роль потенциального приемника Сталина (хотя последний, очевидно, не собирался ни умирать, ни передавать кому-либо свои властные функции) могли претендовать вначале Молотов, затем Жданов, и, в конце концов, Маленков. Однако свои амбиции были у Берии, Хрущева и др. руководящих деятелей.

Именно на XIX съезде партии в состав Президиума ЦК был избран Л.И. Брежнев. Говорят, что Сталин увидев его на съезде сказал: «Какой красивый молдаванин!». Очевидно, что вождь искал в тот период поддержки со стороны молодых руководителей, противопоставляя их «старой» гвардии. После смерти Сталина Брежнев занимает первоначально не столь высокую должность заместителя начальника Главного политического управления Советской армии и флота, но вскоре его карьера вновь пошла вверх. Его направляют в Казахстан осваивать целину. Воспоминания о годах войны, послевоенного восстановления, освоения целины оставлены Брежневым в трилогии «Малая земля», «Возрождение», «Целина», написанные с помощью профессиональных литераторов. Поддержка Хрущева в борьбе с «антипартийной» группой обернулась для Брежнева назначением в 1957 г. председателем Президиума Верховного Совета СССР.

УДАРНАЯ БРИГАДА

Из речи И.В. Сталина на XIX съезде КПСС

«После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание “Ударной бригады” мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи “Ударной бригады” облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма. Я думаю, что наша партия оправдала эти надежды, особенно в период второй мировой войны, когда Советский Союз, разгромив немецкую и японскую фашистскую тиранию, избавил народы Европы и Азии от угрозы фашистского рабства. (Бурные аплодисменты).

Конечно, очень трудно было выполнять эту почетную роль, пока “Ударная бригада” была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь - совсем другое дело. Теперь, когда от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии появились новые “Ударные бригады” в лице народно-демократических стран, - теперь нашей партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее».

К. СИМОНОВ. ГЛАЗАМИ ЧЕЛОВЕКА МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ

«На XIX съезде партии я был в числе гостей с билетом на все заседания, за исключением, разумеется, того закрытого, на котором избирался новый состав ЦК. Вечером этого дня мне позвонил домой писатель Бабаевский и абсолютно неожиданно для меня поздравил меня с тем, что я выбран кандидатом в члены ЦК. Если бы мне позвонил кто-то другой, я, может быть, вообще не поверил бы в это, счел за розыгрыш и обругал бы говорившего, но Бабаевский был делегатом съезда, человеком, с которым мы были весьма далеки, и у меня не было оснований не поверить ему. Я поблагодарил его за поздравление, позвонил одному из своих знакомых делегатов съезда и проверил еще и у него, так ли это в действительности, и, убедившись, что так, подумал, что, очевидно, оказался в числе кандидатов в члены ЦК как главный редактор «Литературной газеты». Догадка была верной, так оно впоследствии и оказалось. Одновременно со мной, тоже впервые в своей жизни, были выбраны в ревизионную комиссию ЦК Твардовский - в то время редактор «Нового мира» и Сурков - в то время редактор «Огонька». Мне почему-то кажется, что во всех трех случаях это была инициатива Сталина, хотя, может быть, я и ошибаюсь.

На обеде, который давал ЦК в честь делегаций коммунистических партий и который происходил чуть ли не в тот же вечер, когда закрылся съезд, я оказался сидящим рядом с Георгием Константиновичем Жуковым, выбранным так же, как и я, в кандидаты в члены ЦК. Тут уж не приходилось сомневаться, что это произошло по инициативе Сталина, - никаких иных причин в то время быть не могло. Многих эта перемена в судьбе Жукова обрадовала и в то же время удивила. Меня удивила, наверное, меньше, чем других, потому что я помнил то, что говорил еще два года назад Сталин о Жукове в связи с обсуждением романа Казакевича «Весна на Одере». Теперь, во время этого ужина, сидя рядом с Жуковым, я не только вспомнил тот разговор о нем, который происходил на Политбюро, но и счел себя вправе рассказать о нем Георгию Константиновичу. Я чувствовал сквозь не изменявшую ему сдержанность, что он в тот вечер был в очень хорошем настроении. Думаю, что избрание в ЦК было для него неожиданностью. Тем сильнее, наверное, было впечатление, которое это произвело на него. Однако чувство собственного достоинства не позволило ему ни разу, ни словом коснуться этой, несомненно больше всего волновавшей его темы за те несколько часов, что мы просидели с ним рядом. Вел ужин и произносил тосты на нем Ворошилов. А Сталин, сидевший во главе стола, но чуть подальше от центра его, почти весь ужин общался с сидевшими - один совсем рядом с ним, а другой близко от него - (неразборчиво) и Торезом. Внимание его к ним обоим ощущалось даже как подчеркнутое, и, очевидно, это было не случайным, - так, во всяком случае, мне показалось».

Фрагмент книги Константина Симонова «Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине». М., 1989

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ХРУЩЁВА

Заканчивался 1951 г. или, кажется, начинался 1952 г., не помню, в каком точно месяце, Сталин собрал нас у себя и высказал мысль, что пора созывать съезд ВКП(б). Нас уговаривать не требовалось. Мы все считали невероятным событием, что съезд партии не созывается уже 12 - 13 лет. Не созывались также пленумы ЦК партии, партактивы в союзном масштабе, другие крупные совещания партработников. ЦК не принимал никакого участия в коллективном руководстве делами СССР, все решалось единолично Сталиным, помимо ЦК. Политбюро ЦК подписывало спускаемые ему документы, причем Сталин часто даже не спрашивал мнения его членов, а просто принимал решение и указывал опубликовать его.  <…> Когда Сталин, наконец, определил повестку дня, то сказал, что отчетный доклад поручим Маленкову, об уставе - Хрущеву, а о пятилетке - председателю Госплана СССР Сабурову. Вот и была таким способом принята повестка дня съезда. Как Сталин нам сказал, так и записали, никаких замечаний не возникло. <…> Спрашивается, почему Сталин не поручил сделать отчетный доклад Молотову или Микояну, которые исторически занимали более высокое положение в ВКП(б), чем Маленков, и были известными деятелями? А вот почему. Если мы, люди довоенной поры, рассматривали раньше Молотова как того будущего вождя страны, который заменит Сталина, когда Сталин уйдет из жизни, то теперь об этом не могла идти речь. При каждой очередной встрече Сталин нападал на Молотова, на Микояна, «кусал» их. Эти два человека находились в опале, и самая жизнь их уже подвергалась опасности. <…> XIX съезд завершался. Нужно было проводить выборы руководящих органов партии. Вся подготовительная работа уже была проделана аппаратом ЦК. <…> Выбрали новый ЦК. Закончился съезд. Спели «Интернационал». Сталин выступил, держал речь под конец несколько минут. Тогда все восхищались им, радовались, как гениально им все сказано, и тому подобное. Закончил он свою речь, сошел с трибуны, съезд был закрыт, и члены Политбюро пошли в комнату Президиума ЦК. Сталин говорит нам: «Вот, смотрите-ка, я еще смог!» Минут семь продержался на трибуне и счел это своей победой. И мы все сделали вывод, насколько уже он слаб физически, если для него оказалось невероятной трудностью произнести речь на семь минут. А он считал, что еще силен и вполне может работать. <…>

Еще сильнее мы были поражены следующим фактом, тоже довольно показательным. Формировались руководящие органы партии: Президиум ЦК, его Секретариат, Комитет партийного контроля при ЦК. Это был самый ответственный момент: создать из избранных членов ЦК руководящие органы. Смотрим, созывается пленум ЦК, но никакого предварительного разговора о Политбюро Сталин не поднимал. Каков будет состав Президиума? Ни численности, ни персонального состава не сообщает - ничего не известно! А на пленуме Сталин, выступая, разделал «под орех» Молотова и Микояна, поставив под сомнение их порядочность. В его речи прямо сквозило политическое недоверие к ним, подозрение в какой-то их политической нечестности. Ну и ну!

Начались выборы. Мы переглядываемся. Я смотрю на Маленкова: если кто и должен был готовить кандидатуры, то именно Маленков. Сталин не знал людей персонально, за исключением той верхушки, в которой вращался. Поэтому должен был неизбежно прибегнуть к помощи аппарата. Мы спросили о новых людях у Маленкова. Он нам сказал: «Я ничего не знаю, мне никаких поручений не было дано, и я никакого участия в этом не принимал». Мы удивились: «Как же так? Кто же тогда готовил кандидатуры?» Сталин сам открыл пленум и тут же внес предложение о составе Президиума ЦК, вытащил какие-то бумаги из кармана и  зачитал их. Он предложил 25 человек, и это было принято без разговоров и без обсуждений. Мы уже привыкли: раз Сталин предлагает, то нет вопросов, это - Богом данное предложение; все, что дает Бог, не обсуждают, а благодарят за это.

Когда он читал состав Президиума, мы все смотрели вниз, не поднимая глаз. 25 человек, трудно работать таким большим коллективом, решая оперативные вопросы. Ведь Президиум - оперативный орган и не должен быть очень большим. Когда заседание закрылось, мы переглядывались: как же это получилось, кто составил такой список? Сталин не знал людей, которых он назвал, и сам не мог составить этот список. Я, признаться, подозревал, что сделал это Маленков, только он скрывает и нам не говорит. Потом я его по-дружески допрашивал: «Слушай, я думаю, что ты приложил свою руку, хотя это продукт не только твоего ума, а были и поправки со стороны Сталина». Он: «Я тебя заверяю, что абсолютно никакого участия не принимал. Сталин меня к этому не привлекал и никаких поручений мне не давал, я никаких предложений не готовил». Мы оба еще больше удивились. Участия Берии я не допускал, потому что там имелись лица, которых Берия никак не мог бы назвать Сталину. И все-таки я его спросил: «Лаврентий, ты приложил руку?». «Нет, я сам набросился на Маленкова, думал про него. Но он клянется и божится, что тоже не принимал участия».

Молотов исключался, Микоян - тоже. И Булганин ничего не знал. Вертелись у нас в голове разные мысли, но без результата. Мы доискивались, кто же автор? Конечно, Сталин. Но кто ему помогал? Мы-то не участвовали. Поскребышев еще заведовал тогда секретариатом Сталина, но и он не мог сам составить такой список без помощи аппарата. Может быть, Сталин обошел Маленкова и сам привлек кого-то из аппарата. Этого мы, однако, не допускали, потому что Маленков обязательно узнал бы: в аппарате по многу лет люди работали рядом с ним и под ним. Поэтому хотя бы тайно, по секрету, но сказали бы Маленкову, если бы имели такое поручение от Сталина. Так мы и не смогли разгадать загадку.

<…>Когда он читал состав Президиума, я, слушая, думал: будут ли включены туда Молотов, Микоян и Ворошилов? Я сомневался. Это были люди, на которых Сталин «махнул рукой», и над их головами уже нависла опасность попасть в новоявленные враги народа. Но нет, они включены. Я радовался, уже это было хорошо. Когда же он зачитал состав бюро, то в нем не было фамилий Молотова и Микояна, однако имелся Ворошилов. Я опять ничего не понимал: как это так, Молотова нет, Микояна нет, а Ворошилов есть? Ворошилова Сталин начал подозревать значительно раньше, чем Молотова и Микояна».

Воспоминания Н.С. Хрущева

Обложка: обложка книги Хрущев Н.С. Доклад XIX съезду партии об изменениях в уставе ВКП (10 октября 1952 г.).

Источник: http://publ.lib.ru