ПАМЯТЬ ВОЕВОДЫ ШЕИНА
Защищать город и осаждать - две вещи разные.
С.М. Соловьев
Есть в русской истории фигуры трагические, чьи жизненные пути были извилисты, а со славой соседствовало бесславие, а то и позор. К ним можно по праву отнести воеводу, боярина Михаила Борисовича Шеина, имя которого оказалось неразрывно связано со Смоленском.
Впервые М.Б. Шеин упоминается в боярском списке 1588 года как жилец. Это низший чин московского дворянства, с которого обычно начинали службу представители знатных фамилий. Поскольку на службу верстали в 14-15 лет, то, по-видимому, Шеин родился в начале-середине 1570-х годов.
Вступление на престол Годунова было для Михаила Борисовича благом. Шеины с Годуновыми были в отдаленном родстве. К тому же супруга Михаила Борисовича, Мария Михайловна, приходилась сестрой боярину Матвею Годунову.
Михаил Борисович был человеком гордым, честь рода он отстаивал ревностно. Конечно, в постоянных местнических столкновениях не было ничего необычайного – так поступали многие. Однако в упорстве Шеина просматривалось упрямство и готовность идти напролом.
Явление Лжедмитрия I было воспринято Шеином как возможность отличиться на военном поприще. В неудачном сражении под Новгород-Северском в декабре 1604 года Шеин выручает израненного воеводу, князя Ф. Мстиславского, которого чуть не пленили поляки. Очевидно, в благодарность князь после победы под Добрыничами отправил Шеина с радостным известием к Борису Годунову. Благих гонцов, «сеунщиков» принято было жаловать, и обрадованный Борис не поскупился, наградил Шеина чином окольничего.
При Василии Шуйском Шеин отличившийся в боях с отрядами Болотникова, получил чин боярина и отправился воеводой в Смоленск. Учитывая стратегическое значение города, назначение свидетельство о большом доверии к боярину: абы кому царь «ключ» от Москвы – Смоленск, не вручил бы.
Василий Шуйский
Здесь Шеин в преддверье боев развил активную деятельность. Ждать опасности приходилось со всех сторон, начиная с Лжедмитрия II и кончая польским королем Сигизмундом III, который после заключения Шуйским Выборгского договора со шведами получил долгожданный повод для объявления войны. И действительно, в сентябре польско-литовское войско появилось у стен Смоленска. Началась осада, длившаяся 20 месяцев! В любой иной ситуации для городового воеводы все свелось бы к задаче крепкостояния: держаться до конца, помнить о клятвоцеловании! Но Смута поставила все с ног на голову, превратив измену в достоинство, верность – в пустое упрямство. Шеину предстояло быть не только военачальником, но и политиком. Ведь за месяцы осады за стенами Смоленска происходили кардинальные перемены. Низвержение Шуйского. Гибель второго самозванца. Правление семибоярщины, которая впустила в Москву польского гетмана Жолкевского. По августовскому договору 1610 года русские люди избрали царем сына Сигизмунда III, королевича Владислава. Но Владислав в Москве не появлялся и в православие, как того требовала русская сторона, не переходил. Зато от его имени всем стали заправлять королевские «доброхоты», угождавшие Сигизмунду.
Разобраться во всех этих хитросплетениях, когда свои же бояре приказывали сдать город королю, а король, в нарушение всех договоренностей, не собирался прекращать войну, было нелегко. Шеин избрал верный путь – стоять крепко за веру, город не сдавать, по крайней мере, до выполнения Сигизмундом своих обязательств.
К лету 1611 года голод, болезни и осада, однако сделали свое дело. Из пяти тысяч защитников Смоленска на ногах осталось не более 400. Защищать стены протяженностью в шесть с половиной километров было просто некому. 3 июля противник штурмом взял Смоленск. Шеин с несколькими соратниками отбивался до последнего и сдался лишь, уступив мольбам семьи. Сигизмунд не проявил ни сострадания, ни благородства. Израненного воеводу заковали и пытали. То была месть за многомесячное упорство, из-за которого король потерял самое ценное – время.
Осада поляками Смоленска
Героическая оборона Смоленска занимает в истории Смуты особое место. Между патриотическим подъемом, следствием которых стало создание двух земских ополчений, и обороной города – прямая связь. Не только потому, что город надолго сковал силы Сигизмунда, сорвав его тайные замыслы. В «крепкостоянии» Смоленска и его воеводы русские люди черпали мужество. То был пример стойкости, в котором так нуждалась стоявшая на краю пропасти страна.
Сам Шеин не был свидетелем изгнания интервентов. Пленного воеводу, как зверя, протащили по улицам Варшавы (в коляске провезли также царя Василия Шуйского). Так Сигизмунд III отмечал свой триумф. Затем последовали восемь лет заточения, пока в 1619 году воевода не был отпущен на родину.
В последующие годы Шеин был близок к патриарху Филарету, что неудивительно - оба томились в польском плену. Влияние Филарета в делах государства было столь значимым, что историки говорят о своеобразном двоевластии. Но на деле у Филарета при дворе было немало противников, так что ему приходилось прилагать немалые усилия, проводя свою политику. Для этого нужны были преданные люди. Шеин был одним из них. Иностранцы отмечали, что если нужно что-то просить у Филарета, то надо сначала заручиться поддержкой Шеина. Михаил Борисович был посвящен в тайные замыслы патриарха, включая главный – вернуть Смоленск. Шеину, как главе Пушкарского приказа, была поручена подготовка артиллерии к войне.
Смерть Сигизмунда III в 1632 году ускорила события. Решено было воспользоваться междуцарствием – временем, когда органы управления Речи Посполитой до избрания короля пребывали в параличе. Главнокомандующем русской армией был назначен Шеин. Произошло это не сразу. Первые претенденты уклонились от этого назначения, выказывая тем самым недовольство курсом патриарха. Шеин согласился. Он с гордостью вычитал свои службы, назвав уклонившихся «запечными» боярами. Те промолчали, но «поносные слова» запомнили…
Военные действия развивались медленно. Лишь в начале 1633 года русская армия подступила к Смоленску. Еще несколько недель потребовалось на прибытие «большого наряда» - осадной артиллерии. Несмотря на значительный перевес и присутствие принципиально новых формирований – полков «нового строя», осада шла вяло. Между тем избранный на престол «королевич» Владислав, ставший Владиславом IV, проявил незаурядную энергию и полководческий талант – быстро собрал армию и выступил на помощь Смоленску, перерезав пути снабжения к осадному стану Шеина.
Все в одночасье изменилось. Если в начале осады Шеин имел значительный перевес над гарнизоном, то с подходом Владислава соотношение перевернулось. Против деблокирующей армии, насчитывающий более 20 тысяч человек, у Шеина было около 11 500 пехоты и 8 500 конницы. К тому же в сентябре 1633 года к Владиславу подошло около 12 тысяч запорожцев.
Владислав IV, польский король
В слоеном пироге – Шеин осаждающий Смоленск, вокруг – Владислав, осаждающий Шеина. Для командования полками «нового строя» нужны были опыт и знания –но ни тем, ни другим воевода не обладал. Воинский дух армии был сломлен – бегство из полков было такое, что Шеин доносил царю: «Рать твоя, государь, разбежалась». С таким настроем дать сражение в поле было безумием. Шеин укрылся за валами и рогатками, в надежде на обещанный подход свежей армии. Но армия так и не появилась. Зато пришли холода и болезни, отягченные нехваткой продовольствия и дров. Несомненно, удручило Шеина известие о кончине в октябре 1633 года патриарха Филарета – его главного заступника.
В феврале 1634 года все закончилось. Шеин на свой страх начал переговоры и согласился на капитуляцию. Условия были позорными: полякам достался весь наряд, войска с обязательством более не участвовать в войне, отпускались восвояси, склонив знамена к ногам Владислава.
Трудно сказать, на что надеялся Шеин, возвращаясь в Москву. Вспоминал ли о своих упреках в адрес бояр, с которыми так неосмотрительно выступил в 1632 году? Но, думается, если и сожалел, о плахе не думал. Однако поражение было признано результатом «воровства и измены», и 28 апреля боярин был казнен.
Само обвинение и казнь Шеина породили среди историков споры – а была ли на самом деле измена? И насколько соразмерна вина воеводы с наказанием?
Несомненно, как полководец Шеин оказался не на высоте. Медлил с принятием решений, «мешкотно» шел к Смоленску, а под Смоленском был безынициативен и ненастойчив. Его постоянная оглядка на Москву выдавала внутреннюю неуверенность. Многие историки усматривали в приговоре Шеину месть бояр, которые не упустили случая поквитаться с ним за прежние обиды. Надо заметить, что в XVII веке «измена» могла толковаться и как «нерадение государеву делу». Впрочем, Боярская дума обвинила воеводу в измене бесспорной: в плену он будто бы тайно присягнул королю и королевичу Владиславу «на всей их воле», о чем и умолчал.
При всех этих интерпретациях представляется, что главная причина в расправе над воеводой в другом. В начале 1634 года в Москве сложилась крайне напряженная политическая обстановка, вызванная неудачами и тяготами войны. Появление остатков смоленской армии лишь усугубило ситуацию. Недовольство грозило вылиться в волнения. Причем вину в бедственном положении возлагали на Филарета, нарушившего до истечения перемирных лет царское клятвоцелование, ввергшего страну в войну. Мол, за это Бог наказывает русскую землю. Все эти толки бросали тень на новоизбранную династию. И это в условиях, когда победоносный король Владислав не отказался от своих прав на московский престол!
Федор Никитич Романов – патриарх Филарет
Для окружения Михаила Федоровича важным было вывести династию из-под удара. Шеин для этого подходил как никто другой. Особенно если все списать на его измену. Любопытно известие, исходящие от Олеария. Боярин якобы мог оправдаться, но его уговорили молчать, уверив, что смертный приговор не будет исполнен. Надо лишь положить голову на колоду – тут же последует прощение. Шеин якобы доверился, а палач, не мешкая, «дал народу удовлетворение» - опустил топор. Нетрудно догадаться, чем мог оправдаться незадачливый воевода – статьями наказов из Москвы.
Пятно предательства не легло на память Шеина. Особо его помнят в Смоленске, обороной которого он прославился в 1609-1611 годах.