«Тихий Дон»

МИХАИЛ ШОЛОХОВ. ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЕЧСТВА

1927, июнь

Из воспоминаний Н. Тришина: «...Из Вешенской Михаил Александрович написал мне несколько писем по поводу договорной книжки, но ни словом не обмолвился о своей большой вещи, которую писал в это время. Мы только знали, что она будет называться «Тихий Дон». Но ни о теме, ни о времени событий, ни о героях мы не имели понятия. Наконец в июне 1927 г. Михаил Александрович появляется в Москве. По старой дружбе он останавливается у Василия Кудашева, в Художественном проезде, благо у того была холостяцкая квартира.

- Ну, вот нагрохал первую часть, - объявил он нам. - А куда нести, не знаю.

- Конечно, в Гослитиздат, - советуем.

Рукопись отнесена в Гослитиздат. Читать там будут, конечно, долго, предложили Михаилу Александровичу стать заведующим литературным отделом журнала. Он согласился и, работая у нас, терпеливо ждал судьбы рукописи. Не знаю, какой редактор Гослитиздата читал первую часть «Тихого Дона», но только через месяц Михаил Александрович явился оттуда обескураженный. С надменной улыбкой, похохатывая, докладывает:

- Не проходит! Замахали руками, как черти на ладан: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» И все в этом роде. Куда еще тащить?»

(Тришин Н. У истоков. К 55-летию М. А. Шолохова. Комсомольская правда. 1960, 22 мая. Воскресное приложение).

Н. Стальский: «...В квартире Кудашева... состоялась одна из первых читок первой части романа. Он всех захватил и взволновал. Такого никто из нас еще никогда не слыхал. В литературу входил большой писатель со своей темой, со своим голосом, со своим видением мира».

(Стальский Н. Друзья-писатели. Воспоминания. М., 1970).

Получив на свое письмо от 3 апреля 1927 года в издательство «Московский рабочий» положительный ответ, М. А. Шолохов сообщает:

«Дорогие товарищи!

С высылкой первых частей романа запаздываю, потому что держит проклятая машинистка. Есть в нашей станице такой «орган», который печатает рику (районному исполнительному комитету) разные исходящие, вот этот-то печатный станок (я крепко верю, что это не пишущая машинка, а ее прадед — печ. станок времен Иоанна) печатает мой роман. (По Сеньке, говорят, и шапка.) Дама, которая управляет сией машиной, работает весьма медленно и я, по всей вероятности, пока она кончит печатать роман, успею написать другой. Серьезно, раньше средины августа прислать не могу, т. к. перепечатано только 2 ч.

Надеюсь, потерпите и не станете «выражаться» за невыполнение обещания.

Я-то от Вас терпел не мало, во всяком разе не меньше.

С друж. прив. М. Шолохов».

Из статьи А. М. Стасевича: «В конце 1927 рукопись первых частей романа «Тихий Дон» поступила в редакцию. Но тут произошло затруднение. Юношеский сектор издательства «Московский рабочий» было решено вместе с его редакционным портфелем передать в издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». При разделении возрастной тематики изданий, несмотря на то, что рукопись романа «Тихий Дон» уже поступила в издательство согласно заключенному договору и к ее рецензированию приступили, новое руководство редакцией художественной литературы категорически стало возражать против оставления ее в своем редакционном портфеле. Что оставалось нам делать? Пришло на память внимательное отношение к молодому писателю со стороны А.С. Серафимовича при издании сборника «Донских рассказов». После просмотра рукописи А.С. Серафимович дал заключение издательству: «...Немедленно печатать рукопись без всяких сокращений...»

(Стасевич А. М. Так это было. Комсомольская правда. 1980, 24 мая; Письмо М. А. Шолохова М. П. Шолоховой от 24 октября 1927 г.)

Рукопись начальных частей «Тихого Дона» М. А. Шолохов привез в Москву в конце сентября - начале октября 1927 года. Печатала на машинке «времен Иоанна» Евреинова Зоя Михайловна, которая работала машинисткой в Вешенском райисполкоме.

(Фонды ГМЗШ. Восп. З. М. Евреиновой // КП-2808 / 2017).

(Впервые опубликовано в ст. А. М. Стасевича. Так это было. Комсомольская правда. 1980, 24 мая. С. 2; Шолохов М. А. Письма. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 19—20; Автограф письма хранится в ГЛМ, ф. 212, роф. 7404/2.)

1927, сентябрь

М. А. Шолохов закончил работу над 1-й книгой романа «Тихий Дон». Госиздат отвергает рукопись романа. Писатель встречается с А. С. Серафимовичем в «Метрополе». Серафимович помогает с публикацией романа в журнале «Октябрь». Прочтя рукопись, он предлагает немедленно печатать роман без тех сокращений, которые предлагала сделать редколлегия журнала: «Что у нас поставлено в 1-й номер? Отрывок из моей «Борьбы»? Его снять прежде всего. Роман Анны Караваевой «Лесозавод»? Уменьшить «подачу». Новиков-Прибой? Цусимского матроса не томить ожиданием. Стихи Суркова, Щипачева, Светлова... Это молодые. Не трогать. А все остальное? Перенести...»

(Чалмаев В. «Вдруг расширились крылья...». Лит. Россия. 1985, № 21, 24 мая).

По записи в записной книжке А. С. Серафимовича за 1927 год: «С Лузгиным (зам. редактора журнала «Октябрь») сидим в ресторане дома Герцена. Уговариваю печатать «Тихий Дон». Упирается...»

Н. Тришин: «...Примерно числа 20 сентября М. А. Шолохов забегает ко мне в редакцию:

- Уволишь? Думаю опять в Вешки до новых журавлей!..

Отставка, хоть и не слишком охотно, принимается. Мы погуляли потом по Москве. Шагая по Тверской мимо поднявшегося ввысь здания Центрального телеграфа, Шолохов, улыбаясь, заметил:

- В прошлом году в моем Огаревом только фундамент был, а теперь, глянь, какая махина выросла!

- Вроде тебя, - говорю, - в прошлом году еще и фундамента не было, а сегодня роман готов. Растешь быстрее этого телеграфа!

- Ох, далеко моему роману до крыши! Ведь только первый этаж сделан, а вдруг разнесут!»

(Тришин Н. У истоков. К 55-летию М. А. Шолохова. Комсомольская правда. 1960, 22 мая. Воскресное приложение).

В этот приезд в Москву М. А. Шолохов живет у В. М. Кудашева в проезде Художественного театра, дом 5/7 (в прошлом Камергерский пер). Здание расположено на углу улиц, имеет два адреса - ул. Пушкинская (б. Большая Дмитровка), дом 7/5, кв. 13. Это подтверждается письмом В. М. Кудашева В. Д. Ряховскому от 19 октября 1927 года: «...У меня сейчас живет Шолохов...»

(Семанов С. В мире «Тихого Дона». М.: Современник, 1987. С. 223; Тришин Н. У истоков. «Комс. правда». 1960, 22 мая (Воскр. приложение к газете); Фонды ГМЗШ. Машинопись К.И. Приймы «Битвы вокруг «Тихого Дона» (1928-1978). КП-3075/8. С. 1; Записная книжка А. С. Серафимовича хранится в РГАЛИ, ф. 457, оп. 1, ед. хр. 172, л. 165-166.)

1927, октябрь

Знакомство с Е. Г. Левицкой, зав. отделом издательства МК ВКП(б) «Московский рабочий», которая, прочитав рукопись 1-й книги «Тихого Дона», горячо поддержала ее в издательстве.

Е. Г. Левицкая. Из записок «У колыбели «Тихого Дона»: «Впервые «Тихий Дон» увидел свет в издательстве МК ВКП(б) «Московский рабочий» в начале 1928 г. Сектором художественной литературы руководила Аня Грудская, молодая, довольно экспансивная коммунистка, очень увлеченная возможностью проявить свои литературные способности по привлечению молодых писателей в писательский коллектив издательства».

Она предложила Е.Г. Левицкой прочесть рукопись «Тихого Дона», которую автор принес в издательство.

Далее из «Записок»: «... «Тихий Дон» - Мих. Шолохов... Автор - неизвестный, название необычное...»

В один из следующих дней Грудская вошла к Левицкой в сопровождении паренька. Одет он был в кожаную коричневую куртку и кубанку... «Вот это и есть автор «Тихого Дона», который вам так понравился». «Это автор «Тихого Дона», - недоверчиво сказала я, глядя на паренька.

«Вот не ожидала!» - «А что?» - с дерзинкой и смелостью спросил он.

«Я думала, что автор такого изумительного произведения взрослый человек...» - «А я?» - с некоторой даже неприязнью задал он снова вопрос. «А вы, - засмеялась я, - в возрасте моего младшего сына...»

«Ладная фигурка, на крепких ногах, но уж слишком небольшая для взрослого человека, небольшие руки и ноги, а в зубах - трубка. Чудной паренек - да и только. И уж никак не верится, что он мог знать так много, так удивительно передать тончайшие движения человеческой души, переживания женщины, матери, любимой и любящей...»

Таким было первое впечатление Левицкой о Шолохове.

(Колодный Л. Е. История одного посвящения. Знамя. 1987, № 10)

1927, 7 ноября

Принимая у себя зарубежных писателей - Анри Барбюса, Белу Иллеша, Мартина Андерсена Нексе - по случаю 10-летия Октября, А.С. Серафимович показал им машинописную рукопись и сказал: «Дорогие друзья! Вот новый роман. Запомните название - «Тихий Дон» и имя - Михаил Шолохов...» Представляя гостям Михаила Шолохова, сказал: «Друзья мои! Перед вами - молодой писатель земли Русской. Он моложе меня более чем на сорок лет, но я должен признаться, во сто раз талантливее меня. Имя его еще многим не известно, но через год его узнает весь Советский Союз, а через два-три года - и весь мир... С января мы будем печатать его «Тихий Дон».

(Стасевич А. Так это было. Комсомольская правда. 1980, 24 мая).

Михаил Шолохов: Летопись жизни и творчества: (материалы к биографии). Сост. Н. Т. Кузнецова. М., 2005

 

«ИЛИАДА» XX ВЕКА

«Тихий Дон» - великая книга XX века. Она, как никакая другая, с поразительной глубиной и правдой выразила подвиг и трагедию, заключенные в самом крупном историческом событии XX столетия, - русской революции.

Но «Тихий Дон» трагичен не только по своей художественной сути и историческому пафосу. Трагична судьба самого романа и его автора. Дважды - в конце двадцатых и на переломе семидесятых годов XX века - было поставлено под вопрос само авторство Михаила Шолохова.

Драматизм ситуации многократно усиливался тем обстоятельством, что в 1965 году М.А. Шолохов стал лауреатом Нобелевской премии - единственным официально признанным советским писателем, удостоенным столь высокой награды.

В 1964 году Нобелевская премия была присуждена французскому писателю и философу Жану Полю Сартру. Однако Сартр заявил, что он отказывается от премии, пока ее не получит Михаил Шолохов.

Атака на Шолохова означала, что под вопрос ставится честь Нобелевского Комитета и достоинство русской литературы.

Известный норвежский исследователь русской литературы Г. Хьетсо писал по этому поводу: «... Обвинение, предъявленное Шолохову, можно считать уникальным: этот автор в такой степени является предметом национальной гордости, что бросать тень сомнения на подлинность его magnum opus «Илиады» нашего века, значит совершать деяние, близкое к святотатству».

И тем не менее, святотатство было совершено. Усилия многих зарубежных и, что удивительно, отечественных средств массовой информации в течение последней четверти XX века были направлены на то, чтобы закрепить это «святотатство» в умах, превратить криминальную версию в якобы доказанную реальность.

Ф. Кузнецов. «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа. М., 2005

 

ПЕРЕПИСКА СО СТАЛИНЫМ

М.А. Шолохов - И.В. Сталину 4 апреля 1933 г.

Станица Вешенская

...Теперь о методах, которые применяли во всех колхозах района согласно установкам Овчинникова и под непосредственным руководством Шарапова. Выселение из дома и распродажа имущества производилась простейше: колхозник получал контрольную цифру сдачи хлеба, допустим, 10ц. За несдачу его исключали из колхоза, учитывали всю его задолженность, включая и произвольно устанавливаемую убыточность, понесенную колхозом за прошлые годы, и предъявляли все платежи, как к единоличнику. Причем, соответственно сумме платежей расценивалось имущество колхозника; расценивалось так, что его в аккурат хватало на погашение задолженности. Дом, например, можно было купить за 60 - 80 руб., а такую мелочь, как шуба или валенки, покупали буквально за гроши...

Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью - будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы.

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?

Мне казалось, что это один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: «Сколько у тебя выселенных из домов?». «Сорок восемь хозяйств». «Где они ночуют?» Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»

После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии - работник Базковского колхоза. Его, после того как ребенок замерз, тихонько посадили в тюрьму. Посадили за «перегиб». За что же посадили? И, если посадили правильно, то почему остается на свободе т. Зимин?

Число замерзших не установлено, т. к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и «цветов жизни» после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, будут полукалеки. Но выселение - это еще не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» - «Нет». - «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия - январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.

4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК, Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет - сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный), и, когда щелкнул боек, упал в обмороке.

5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перча (горчицы) и не приказал выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.

6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.

8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказ бежать к хутору рысью.

9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 чел. демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику - подозреваемому в краже - во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.

9. (Нумерация нарушена Шолоховым.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» - «Не зарывал, товарищ!» - «Не зарывал? А, ну, высовывай язык! Стой так!». Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени.

10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.

12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.

13. В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.

14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.

15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.

16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 чел., но колхозники были одни и те же... Собрание длилось без перерыва более суток.

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это - не отдельные случаи загибов, это - узаконенный в районном масштабе - «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».

Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне?» Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.

Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особо-уполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 г.

...Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».

С приветом М. Шолохов

 

И.В. Сталин - М.А. Шолохову 6 мая 1933 г.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому - очень прошу Вас - оказать помощь. Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите не плохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма - не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию - без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), - этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали. Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

Ваш И. Сталин

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 827. Л. 1—22. Подлинник. Вопросы истории. 1994, №3