Основание Славянско-греко-латинской академии в Москве

ДЛЯ НАУЧЕНИЯ ЕЛЛИНСКОЙ НАУКЕ

[…] При царях Алексее и Феодоре проникло в Москву латинопольское влияние вместе с языками латинским и польским, распространившимися во дворце и между вельможами. Главным проводником этого влияния считался наставник царевича Симеон Полоцкий, который не замедлил столкнуться со старыми учителями, с самим патриархом: Симеон не хотел преклоняться пред высшими духовными русскими, считая их невеждами сравнительно с собою; русские духовные, естественно, были оскорблены, подмечали в его мнениях разницу с мнениями, утвержденными стариною, с удовольствием указывали на это как на признак неправомыслия неприятного пришельца, причем опирались на авторитет известного своею обширною ученостью монаха, вызванного в Москву из Киева, Епифания Славенецкого, келейного труженика, по характеру своему неспособного пробиваться вперед и толкать других. Как патриарх Иоаким и его единомышленники смотрели на Полоцкого и как старались противопоставлять ему Славенецкого, всего лучше видно из следующего современного известия: "Призван был из Киева в Москву царем Алексеем Михайловичем для научения детей славянороссийского народа еллинской науке некто иеромонах Епифаний Славенецкий, муж многоученый не только грамматике и риторике, но и философии, и самыя феологии известный испытатель и искуснейший рассудитель и опасный (осторожный) претолковник греческого, латинского, славянского и польского языков".

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1962. Кн. 14. Гл. 1. http://magister.msk.ru/library/history/solov/solv14p1.htm

УСТРОЕНИЕ АКАДЕМИИ\

[…] На заведение Академии, в которой преподаваться должны науки гражданские и духовные, начиная «от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и нравной даже до богословии, учащей вещей божественных». Место для новой Академии отводилось в монастыре Заиконоспасском в Китайгороде, и на содержание ее приписывалось несколько монастырей и пустынь. Кроме того, не возбранялось частным благодетелям давать пожертвования на пропитание и на одежду учеников. Начальник заведения должен был называться «блюститель». Как блюститель, так и учители должны быть из православных русских или же греков, но греки допускались не иначе, как по свидетельству о своей непоколебимости в православии, подписанному вселенскими патриархами. Ученых из Малороссии и Литвы дозволялось допускать в звание блюстителя и учителей не иначе, как с большой осторожностью, сделавши о них строгое исследование, а отнюдь не доверять их словесным и письменным удостоверениям. Новообращенных из других вер в православную полагалось вовсе не допускать в эти звания. Лица, вступавшие в должности блюстителя и учителя, должны были приносить присягу в том, что они неизменно пребудут в православной вере. Все, принадлежавшие к Академии, как блюститель с учителями, так и ученики, получали изъятие от обычного для всех суда в приказах. Учеников во всех делах, исключая уголовных, судил блюститель с учителями и даже по уголовным делам нельзя было их требовать в приказ без ведома блюстителя. Блюститель и учители во всех делах были судимы собственным судом, в присутствии уполномоченных от царя и патриарха. Учители без разрешения блюстителя и своих товарищей не могли переходить в другую службу, а после долгой службы в Академии они награждались особым жалованьем. Лучшим ученикам обещана по окончании курса от царя награда, а для поощрения обещано «неучившихся свободным учениям лиц», кроме только «благородных детей», не возводить в значительные должности. Затем, кроме новозаводимого училища в Москве, никому не дозволялось, без ведома блюстителя и учителей, держать в своих домах домашних наставников для обучения греческому, латинскому, польскому и другим иностранным языкам.

Учреждаемая Академия не была, однако, одним только учебным заведением. По проекту, она долженствовала быть чем-то вроде инквизиции или тайной полиции по религиозным делам. Блюстители и учители должны были наблюдать, чтобы не являлись неправомудрствующие в вере, не заводили распрей и раздоров, а если такие люди явятся, то доносить о них царю. Царь с совета патриарха, по одному только свидетельству блюстителя и учителей, не принимая никаких «словес и рассуждений», обещал судить обвиненных без всякого помилования. Равным образом, блюститель и учителя наблюдали, чтобы никто не держал у себя польских и латинских, лютерских, кальвинских, еретических книг, а также волшебных, чародейных, гадательных и всех вообще возбраняемых церковью писаний. По доносу, сделанному блюстителем и учителями, виновный подвергался сожжению без всякого милосердия. В числе возбраняемых церковью учений, особенно боялись так называемой «естественной магии». Блюститель и учители должны были наблюдать, чтобы где-нибудь не проявились преподаватели этой науки, и, по их доносу, такие преподаватели, вместе со своими слушателями, предавались сожжению. Все переходящие из других вер в православную состояли под надзором блюстителя с учителями и записывались в особые книги. Стоило только донести на них, что они не вполне хранят православную веру и церковные предания — их ссылали на Терек или в Сибирь, а если бы оказывалось, что они держатся своей старой веры, из которой перешли в православие, то они осуждались на сожжение. Равным образом, чужеземцы, пришедшие из других государств, будучи прежде православной веры, за принятие в России какой-нибудь другой веры осуждались на сожжение. Если кто из русских или чужеземцев произнесет какое-нибудь укоризненное слово против православной веры или церковных преданий или, напр., скажет что-нибудь против призывания святых, поклонения иконам, почитания мощей, тот предавался суду блюстителя и учителей и осуждался на сожжение. Наконец, все иностранцы иных вер, приезжавшие в Россию, так называемые тогда «ученые свободных наук люди», состояли под надзором блюстителя и учителей Академии, подвергались их испытанию, получали от них свидетельство на право свободно проживать, поступать на службу, получать царское жалованье, достигать почестей; и если блюститель с учителями находили их негодными пребывать в России, то их высылали за границу. Таков был проект первого высшего училища в Московском государстве, такова была заря ученого образования, которое грозило худшим мраком, чем прежнее невежество.

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М., 1993; 2006. Второй отдел: Господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. Глава 10. Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий и их преемники

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kost/41.php

АКАДЕМИЧЕСКИЕ ДИСЦИПЛИНЫ

Согласно университетской традиции, образовательная система высшей школы представляла собой последовательную совокупность классов, каждый из которых давал знания по отдельной дисциплине. Начальной ступенью обучения в Академии являлась славяно-русская школа, где учили читать и писать по-русски и по-славянски, как правило, с использованием Псалтири и Часослова. Эта школа всегда стояла как бы особняком, хотя там обучалось большинство студентов. В этом была некоторая особенность образования XVIII века – начальная и средняя школа были интегрированы в университетскую систему. Далее по возрастанию шли классы фары или аналогии (Здесь обучали чтению и письму по-латыни.), инфимы (В этом классе преподавали основные грамматические правила славяно-русского и латинского языка.), грамматики (Тут начинали чтение латинской грамматики и завершали полный курс славянской грамматики, при этом использовали тексты по истории и географии, параллельно вводились катехизис и арифметика.), синтаксимы (Это высший грамматический класс: завершалось изучение латыни, включая всю грамматику и синтаксис, также продолжалось изучение катехизиса, арифметики, географии и истории.), пиитики (Основное содержание курса – русское и латинское стихосложение), риторики, философии (Философию, как правило, вел префект. Курс включал в себя логику, физику, метафизику и политику) и богословии (Это был высший класс. Преподавание вел, по обыкновению, сам ректор. Содержание курса подробно описывает составленный Феофаном Прокоповичем Духовный регламент […] – полный круг наук того времени . Конечно, в каждом классе учились не один год. После окончательного возвращения греческого языка в Академию в конце первой трети XVIII века, а также для изучения еврейского языка, был введен особый класс под названием еврео-греческой школы. Преподавание в нем велось параллельно с остальными классами: до обеда в нем изучали еврейский язык ученики риторики и философии, а после обеда студенты синтаксимы и пиитики собирались для изучения греческого языка. В середине XVIII века Святейший Синод по представлению ректора определил изучать греческую и латинскую грамматику с класса фары до класса пиитики, историю как самостоятельный предмет – с класса пиитики, географию и арифметику – с класса риторики, еврейский язык – в философском классе. Чтение и толкование греческих текстов осуществлялось в богословском классе

Храмешин С. Н. История Славяно-Греко-Латинской Академии. Москва, 2006 http://www.proza.ru/2011/09/19/729/

Литература и ссылки

Богданов А. П. Борьба за организацию славяно-греко-латинской академии // Советская педагогика. 1989 г. № 4. С. 128—134

Вознесенская И. А. Московская Славяно-греко-латинская академия в первой трети XVIII века // «Россия и христианский Восток». Вып. II-III. Москва, 2004.

Воскресенский Г. Ломоносов и Московская Славяно-греко-латинская Академия // Москва, 1891

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М., 1993; 2006. Второй отдел: Господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. Глава 10. Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий и их преемники